Интервью с
Владимиром Николаевичем
Забелиным
Глава 6. После Кореи
- Как сложилась Ваша авиационная судьба
после окончания командировки, по возвращении в Союз?
Как принял 256-го полк, так в должности
заместителя командира полка, в то же время И.О. командира, в августе 1952
года прибыл в Союз. На аэродром Камень-Рыболов на берегу озера Ханко
вернулся весь полк: весь летный состав и весь технический состав.
Ну дальше что? Съездил за женой, она в Сталинграде была. Сразу же, отпуск
получил на сорок пять суток, или пятьдесят. Не помню сейчас. Ну, такой
продленный отпуск.
Пока воевали, нагрузка была большая. Сами представляете, что такое? Даже
просто полеты. Подниматься в день два-три раза на высоту
двенадцать-пятнадцати тысяч. Поднимаешься, там температура воздуха ниже
пятидесяти градусов. И несмотря на герметизированную кабину, сидишь и
дрожишь от холода. А потом снижаться… А здесь на земле — плюс тридцать.
Прилетаешь с заложенными ушами. И уши закладывает из-за того, что уходим с
больших высот, и домой идем с пикированием, с быстрой потерей высоты. И
начинаются все эти прелести с закладыванием ушей. Короче говоря, у меня
стало закладывать нос, и появились страшенные рези в ушах. Мне стыдно было
говорить, что у меня болят уши, наверное, многие это дело испытывали, ну в
разной степени. И дошло до того, что когда я перед вылетом шел к самолету,
около крыла стоял полковой врач с пипетками. Он мне накапает, я продохну, и
полетел. Я много вылетов сделал с такой помощью врача. По-моему, в мае
1952 года, к нам прибыла комиссия Главкома ВВС ПВО страны… Работала она
дней десять. Разные специалисты приехали, и представители командования ВВС,
и врачи и другие. И вроде к нам относятся по-доброму. Ну как мол жизнь идет?
Как отдыхаете? И прочее… Эти люди меньше всего спрашивали о самих боях. В
чем, может быть, нуждаетесь? Ну, я тогда взял и попросил парную путевку,
чтобы с женой съездить в Ессентуки. Мне ответили:
— Пожалуйста! Вернетесь и получите любую путевку.
Ну, я поверил. Когда встретился с нашим командующим, генерал-лейтенантом ГСС
Рыкачевым, я даже не успел спросить, он первый заговорил об этой путевке:
— У нас этих путевок нет. На Востоке, в армии нет. И в округе, я не могу
найти. Я заказал путевку в Москве. Вот придешь по этому адресу,
представишься, и тебе дадут эту путевку. Безоговорочно, сразу же.
И дал мне адрес Медицинского управления ВВС. Приезжаю я в Москву, прихожу по
указанномк адресу, там в кабинете сидят человек пять, наверное. Возглавляет
этот кабинет полковник. Остальные — подполковники. Сославшись на
командующего, я изложил свою просьбу: получить путевку в Ессентуки. Он на
меня посмотрел, потом они друг на друга посмотрели. Я думал, никаких тут
возражений и проблем не будет. Полковник называет подполковника по имени
отчеству:
— Посмотри, пожалуйста!
Тот отвечает:
— Туда у нас нет, Вы же знаете. А почему в Ессентуки?
Я говорю:
— У меня нулевая кислотность, и мне помогает вода Ессентуки. Еще до этой
командировки я ездил не однократно в Ессентуки, и я чувствовал, что мне
помогает эта вода.
— Вы знаете, какая ситуация у нас на эти путевки, Заявка на такие курорты
как Ессентуки, Кисловодск и Сочи бывает один раз в год в январе месяце. Мы
их сразу резервируем, и раздаем.
Такого начальства, которое помогло бы мне, я не знал. И понял я не получить
эту путевку. Предлагают мне санаторий общего типа. Я опять говорю:
— Мне общего типа не нужно. Мне лечиться нужно.
Разозлился и высказал им все, что я о них думаю. Они ощетинились, особенно
этот полковник. Он уже на повышенных тонах со мной стал разговаривать, я
говорю:
— Ну, все! На этом разговор кончим. Я один приехал сюда из всей дивизии.
Спасибо Вам за заботу и внимание и от имени всех летчиков.
И поехали мы с Галиной Александровной в Ессентуки без путевки, за свой счет.
Снимали квартиру. Я лечился. Все за свой счет. Вот так…
— К сожалению, у нас это и тогда
было, а сейчас еще больше.
Ну, наверное… Месяца через два или три
моего пребывания в должности командира полка в Камень-Рыболове, меня
вызывает командующий воздушной армии ГСС Сенаторов, который воевал еще в
Испании на бомбардировщике «СБ». Мне к этому времени подполковника
присвоили. Быстро присвоили, некоторые даже удивились: недавно летал
капитаном, а тут уже подполковник… Как будто по мановению волшебной палочки,
или по блату присвоили. Побеседовали вдвоем. Командующий говорит:
— Я решил послушать ваш ответ на вопрос: как Вы смотрите, если мы Вас
утвердим командиром этого полка?
Я ответил:
— Насколько мне известно, были уже кандидатуры, которые должны были в Корею
прибыть. И ни один из них не прибыл. Если никого нет, то значит, я остался
один. Я согласен.
Ну и весь разговор. Вскоре, может через неделю, меня утвердили командиром
полка. Это уже 1953 год, по-моему. В 1956 году, прошла инспекторская
проверка министром обороны. Нежданно, негаданно наш полк получает хорошую
оценку, главным образом за стрельбы. В воздухе поднимали цели, стреляли
фотопулеметами, и еще стреляли по конусам с «МиГ-17». Все истребительные
полки на «МиГах», которые размещены были в Приморье, стреляли слабо, просто
плохо. Был я на сборе командиров полков и дивизий армейском. Ну и, в общем,
делились опытом. Я рассказал, как я стреляю по конусу, и что ничего мудрого
тут нет. Я научил командиров эскадрилий хорошо стрелять. Секрет в том, что я
стрелял со скольжением, и мог этот конус распороть от головы до хвоста в
одном заходе. Ну, все глаза повытаращили: «А как это? Вы же нарушили
требования курса БП ИА?»
— Просто. «МиГ-17» хорошо скользит.
Нам подняли несколько конусов. «Ил-28» буксировали их. Короче говоря, все
конуса, которые были подняты для полка, были разбиты в пух и прах. И даже
рядовые летчики хорошо отстрелялись. Короче говоря, оценка за стрельбы
«отличная». А оценка полку в общем и целом — «хорошо». Кому-то из командиров
полков досталось, кого-то и сняли. Был приказ министра обороны, там был
отмечен и я. Кстати, министр обороны Г. К. Жуков выслал мне из Москвы новый
автомобиль «Победа». Уточню: конечно, не в личное пользование, а в
распоряжении командира полка. У меня был разбитый вдребезги «ГАЗик», но я
уже не отваживался на нем ездить даже в поселок.
С «Победой» история произошла. По пути к ней приценились несколько
генералов. И ее уже снимали с поезда. Потом служба тыла разбиралась. В
общем, нашли тех генералов, кто снимал. Говорят, что за то, что уворовали
подарок министра обороны, они были наказаны. А я давно, еще до возвращения с
Корейской войны, в академию просился. Командующий Рыкачев, сказал:
— Я в лепешку разобьюсь, но будет тебе место в академии!
Но прошло время и там уже набраны все слушатели. А на меня вызова нет. И
выясняется, что на мое место посадили какого-то блатного командира, из
ВВС Московского округа. Короче говоря, украли у меня это место. А мне
предлагают в Монинскую академию на курсы командиров дивизии. Были там такие,
по-моему, годичные курсы… Там мы проходили краткий курс академической
программы. Кончил я эти курсы, и мне предлагают должность заместителя
командира дивизии, на Украину в истребительно-бомбардировочную дивизию.
Напрочь я отверг это предложение, по той причине, что штурмовиком быть не
хотел.
— Я истребитель, — говорю — Прирожденный истребитель, я хочу служить в
истребительной авиации.
Они еще несколько раз меня вызывали туда в отдел кадров. Предлагают на эту
же должность, но в Приморье. Опять туда, в Приморье. Я категорически
отказываюсь. Ну, тогда они говорят:
— В истребительную авиацию, — вот, — должностей у нас больше таких нет. Вот
если возьмет Рыкачев в Минск, но на должность командира полка. Если он
возьмет, то, пожалуйста. Поезжайте в Пружаны.
Ну, я дал согласие, и уже хотел уходить, он говорит:
— Обожди минутку! Сейчас я позвоню Рыкачеву!
Звонит Рыкачеву и сразу его нашел:
— Вы возьмете Забелина? Ваш бывший командир полка. Воевал в Корее и прочее и
прочее.
В ответ:
— Конечно, возьму! Найдем место. Пускай едет немедленно.
На второй день я уже был в Минске, и меня отправили на должность командира
911-го полка, который уже перешел на «МиГ-17».
— А в Корее «МиГ-17» были?
Мы и не видели ни одного.
— А сравнить «МиГ-17» с «МиГ-15» можно?
В бою лучше был «МиГ-15Бис». «МиГ-17» был
потяжелее, а двигатель не стал мощнее, и у него такой вертикали не было… Он
«дубовей», в управлении тяжелее. Вертикаль у него хуже. Без войны он лучше
был…
— «МиГ-17», все хвалят. Во Вьетнаме в
60-х годах, в середине 60-х годах новейшие «Фантомы» били.
Согласен. Но какие «17»? Я скажу какие.
«МиГ-17» были еще и с форсированным двигателем, «МиГ-17Ф». И я на нем летал,
в Камень-Рыболове, как только приехали, перешли на «МиГ-17», и я вскоре
получил, один форсажный самолет. Ну, раз форсажный, у него горючее вылетает
значительно быстрее. Но зато я с форсажем забирался на
шестнадцать тысяч пятьсот метров. Да, королями были бы на таких «МиГ-17». А
как раз таких, форсажных, и не было.
— Как долго Вы в Пружанах пробыли на
должности командира полка?
Пружаны, потом Кобрин. Это недалеко от
Бреста. Года три. Потом командующий Рыкачев перевел меня первым заместителем
командира 229-й дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник
Лихобабин. Это известный летчик. Я в книжке-справочнике нашел про него. А
было так: Лихобабина списали с летной работы по состоянию здоровья. У него
давление скакало, по разным причинам, но в том числе и потому, что он
«закладывал» солидно. И вскоре Лихобабина направляют в Москву на главную
медицинскую комиссию. И там его списывают «в чистую». А я остаюсь
И.О. командира 229-й дивизии.
— Рыкачев специально Вас направил, зная,
что спишут, как Вы считаете?
Думаю, что да. Он в меня верил. И дела
пошли у нас не хуже, а лучше даже чем при Лихобабине. Дивизия была вооружена
так: один полк, который остался в Пружанах — «МиГ-17», полк Чубарова, в
Кобрине — «МиГ-19». И третий полк, по-моему, то же «МиГ-17» был вооружен. И
стояли они на Кобринском аэродроме. Командовал я уже несколько месяцев, этой
самой 229-й дивизией. Все вроде шло неплохо и вдруг «хряп», наш великий
незабвенный, Хрущев Никита пришел к власти. И решил зарубить всю авиацию. В
первую очередь истребительную и потом бомбардировочную на самолетах «Ил-28».
Указания сверху пошли: «Сколько самолетов вы зарубили в день?» И как
фронтовые сводки шли ответы в Москву. Вывозили поближе к железной дороге.
Грузили и везли в металлолом, куда неизвестно. И не только нашу дивизию, а
очень много дивизий было зарублено. Технический состав сразу забрали,
перевели в ракетные дивизии и полки. Самолеты порезали… Продали бы их за
границу, что ли…
И мне пришлось ехать в Москву. Прибыть в Москву, в главное управление боевой
подготовки, доложить о положении дел с расформированием 229-й истребительной
дивизии. Ну, собрал я все эти материалы, заготовил доклад и поехал
докладывать. Прибыл туда, встречает генерал, забыл фамилию, я его и раньше
встречал. Он был заместителем главнокомандующего по боевой подготовке. Он
меня встретил в своем кабинете.
— Ну как дела?
Я говорю:
— Вот приехал доложить.
Сели за стол, никого больше нет. Разговариваем.
— Скажи, пожалуйста, дивизия-то у Вас хорошая была?
Вопрос для меня, как по лбу тяжелым молотком… Я на него недобро посмотрел, и
говорю:
— Вы спрашиваете меня, какая была дивизия? Вы же ее расформировали?
Он говорит:
— Мы никакого участия в расформировании дивизий, и уничтожении, не
принимали, ни главком не принимал.
Я совсем опешил.
— Летчики-то хорошие были?
А летчики действительно хорошие были. Семьдесят процентов летчиков,
первого класса.
— И моя вина, что я этого не знал. Но я ничего не смог бы поделать. И
главком не мог…
Я говорю:
— Ну а кто же принимал решение?
— Принимал решение Генеральный штаб. Тем его отделам, которым дано было
право на это. И они ни с кем, не советуясь, по расположению на аэродромах
авиации, на картах больших решили. Оставить или уничтожить. По указанию
Никиты Сергеевича.
Вернулся я, и мы еще долго болтались, уже без самолетов. Нас еще не
поделили. Техников, я уже сказал, всех отправили в ракетные войска. А
летчиков, кстати, летчиков первого класса, почти всех уволили. Уволили! Ни у
кого квартир не было, просто уволили и все. И как хочешь…
А молодых стали делить. Туда пачку, сюда. И то же самое, без квартир и в
жутких условиях они оказались. Вот такая идиотская реформа была по
Хрущевски. Всех поделили. Сначала младших чинов, потом добрались до нас. И
меня определили первым заместителем командира 1-й гвардейской авиационной
дивизии истребителей-бомбардировщиков с базирование в городе Лида. И
переучиваться стали на «Су-7Б». Стали переучиваться, один полк стал
переучиваться, он стоял в Восточной Белоруссии. От дивизии до этого
аэродрома больше трехсот километров. И управлять на таком расстоянии этим
полком было очень трудно. И он мучился долго, долго переучивался. Кстати на
«Су-7Б», я переучивался, вместе с этим полком. Командовал дивизией, дважды
Герой генерал-лейтенант Беда. Штурмовик, чистый штурмовик, Беда. Вот он
командовал этой дивизией, и ушел он с повышением. Взяли его первым
заместителем командующего воздушной армии. И там он, кстати, погиб, дорожное
происшествие было.
Лида, 1 ГвАДИБ. Зам. Комдив Забелин.
— А Вы остались комдивом?
И я опять остался. И вот командую… А
второй полк, в Поставах которым командовал Лева Щукин, он кстати Героя
получил, в Корее, тоже не близко от дивизии. (Лев Кириллович Щукин –
звание Героя получил 13.11.1951 г. будучи командиром аэ 18-го гвиап. И.
Сеидов.). И вот никак не разорваться мне было, что б побывать и тут и
там, и в дивизии надо было быть. И бумаги подписывать, и командовать, и все
на свете, все остальное. И боевые тревоги, и все… Вот в таком положении я
раздвоенным, даже расстроенном был, в общем, долго был, был, до 1965 года.
И.О. командира 1 гвадиб
— А разве «Су-7Б», не в 1968 году пошел?
В 1968 году пошел «Су-7БМ». Я переучивался
на нем, здесь в Гдове. Переучивание на этом самолете мне засчитали за
подтверждение 1 класса.
— А Вы оттуда уехали в должности командира
дивизии в 1965 году?
Снова И.О. Мне стали место искать, куда-то
хотели меня засунуть. Предлагали Ригу, Ленинград и Одессу. Но не говорили,
что я там буду делать, а так, в общем, с повышением. Я от Риги и Одессы
отказался, в Одессе мне показалось жарко, летом как-то я побывал. А в Ригу,
потому что там латыши, вот. И пошел…
— А чем они Вам помешали?
Когда мы жили в Белоруссии, мы ездили в
Литву. Как они плохо относились! Заходишь в магазин, даже в лучший магазин в
Вильнюсе. Спрашиваешь, что-нибудь. Тебя не слышат в упор, девица
какая-нибудь, плюгавая, не слышит. Отвечать не хотели по-русски. Делают вид,
что они не говорят по-русски. Не слышат тебя и все. И это очень часто
проявлялось. Такое же точно положение было и в Латвии. Наши, кто попал туда,
говорили то же самое.
— Это в середине 60-х годов?
Да, тогда. И с ними не договоришься. И они
на тебя смотрят всегда искоса, даже в деревне какой-нибудь, проезжаешь, и то
уходят куда-нибудь, чтобы не видеть. Поэтому я и решил - в Питер, в
Ленинград. По той причине, что там все русские. Мы русские…
— А здесь вот Вы, на какую должность
пришли? Так же комдив?
Нет. Сюда пришел я на должность
заместителя командующего по боевой подготовке армии. Вот эта теперешняя
76-я воздушная армия. Вплоть до Новой Земли, вся авиация была в нашем
подчинении. И бомбардировочные и истребительная. Ну, истребителей тут
немного было. В Сиверской и в Гдове, «Су-7БМ».
А в академию я поступил заочно, по решению командующего, того же самого
генерала Рыкачева. Того самого, который меня отправлял на Дальний Восток. Он
меня принял и под его я руководством работал. И вот как-то прилетел он мне
говорит:
— А почему, — говорит, — тебе не пойти в академию поучиться?
— Да, — я говорю, — поздно, товарищ генерал. Я уже наверное вышел из того
возраста.
— Я тебя не посылаю на очные курсы. На заочные.
Через некоторое время приходит такое распоряжение. Я зачислен на заочный
курс обучения Военно-воздушной академии, город Монино… И стал я там учиться,
учеба эта выражалась в том, что я дома, то есть в штабе, готовил контрольные
работы. Всех слушателей собирают там раз в год, по моему, на два месяца. И я
туда приезжал и отчитывался за все то, что я должен изучить. Сдавал эти
экзамены и все необходимые работы, под контролем генералов-преподавателей,
которые руководили этими курсами. Это продолжалось, по-моему, четыре года. И
когда учился на последнем курсе, погиб Гагарин, вместе с Серегиным. Это был
1968 год. Я кончил эту академию по полному курсу заочно, получил диплом и
приглашение на выпускной банкет с участием Брежнева. Присутствовали на нем и
почти все маршалы.
Встреча с космонавтом Поповичем
— А службу когда Вы закончили? И в какой
должности?
Кончил я академию, стали определять, куда,
кого направлять с повышением. В это время начали такие неофициальные
правила, что только по знакомству можно было получить хорошую должность. И
потому мне ничего определенного долго не говорили. Потом определили мне
должность начальника службы безопасности полетов воздушной армии. И с этой
должности в 1971 году я ушел в запас. Причем ушел я по своему желанию. Я не
хотел служить при генерале Бабаеве. Он мог завестись запросто. Что-то ему в
каком –то человеке не понравится и все… А кого он начинал ненавидеть, тому
не сдобровать. И однажды приезжаем с ним из Сиверской, никого уже не было,
рабочее время кончилось. А в это время дежурным по управлению оказался
подполковник, врач, армейский врач. Поднимаемся вверх, он идет впереди и
бубнит:
— Господи, каких поганцев мы имеем…
И прочее, и прочее. Вот на того офицера уже начал заводиться. Мы сидя за
столом поговорили с ним еще немного, он дежурного вызвал.
Тот входит, и, тут за какую-то небольшую промашку, совсем небольшую, он его
начал затаптывть. Мне стало так обидно, за этого человека. Ну, просто за
человека. Так безжалостно, и материл, и хуже не придумать… Уж и меня дергало
всего. И вот когда он сказал «вон», ну что-то в этом духе, то довел
дежурного до такого состояния, что тот стал падать. Я поддержал дежурного,
открыл дверь, вывел его из кабинета…
И тут Бабаев за меня взялся:
— А, ты сердобольный значит, да? Тебе жалко стало какого-то там… — И стал
опять поносить дежурного. — Да он того не стоит. Да мы, а этот…
И тут я не выдержал, и сделал ему замечание. И с тех пор наши отношения
стали весьма натянутыми. Я решил оставить службу. Зачем нервы мотать. Пришел
к начальнику медицинской службы и сказал:
— Знаешь, я летать не могу! Плохо чувствую себя в полете. Головокружения
начались.
Тот сразу это дело на карандаш. И уже на второй день меня на медкомиссию в
Гатчинский армейский госпиталь. Долго мотали меня. Ознакомились с
результатами обследований и говорят:
— Нет причин уволить.
Но я его прошу:
— Ради Бога, сделайте доброе дело. Спишите меня как негодного к службе по
состоянию здоровья!
— Ну, Вы же потом, будете раскаиваться.
— Не буду.
И мне подобрали какую-то мудреную болезнь и списали, но предупредили:
— По этой статье только в чистую списывать можно.
Вот и все. И я ушел по чистой, из армии в 1971 году, летом. Все.
Где я работал? Начальником штаба гражданской обороны в Институте
Гипрометалл. А оттуда пришел в распоряжение Галины Александровны, моей жены.
