«Меня в полку звали «пацан», я там был самым младшим…»
Илья Гринберг (И.Г.) Леонид Килович, не могли бы Вы рассказать о Вашей жизни до того как Вы пошли в армию. Где Вы родились и когда?
Леонид Левин (Л. Л.) Город Минск, 1924 год и прожил там до 1928-го, а потом в Москву, отца туда перевели. Отец был полковник инженерных войск НКВД. В школу ходил в Москве, в 148-ю.
И.Г. Как Вы попали в армию?
Л.Л. В армию я попал очень просто. Окончил аэроклуб до этого, ну, не закончил, учился в аэроклубе, и в конце 41 года всех кто кончал аэроклуб по спискам прямо брали в летные училища. Я попал в 1-ое Московское училище.
И.Г. Как Вы оцениваете начальную летную подготовку? Сколько примерно часов налета было в аэроклубе?
Л.Л. В общем летная подготовка была очень плохая. А в аэроклубе, ну, что там в аэроклубе? Пацаны мы еще были. Летали на У-2, Кукурузничек, вот... Ну, у меня было что-то примерно 12-14 часов налета на нем.
И.Г. А в училище?
Л.Л. Ну там целая история была. Началось с того, что нас разбили кого куда. Я попал в летное. Сначала все началось, тоже на Уточке (У-2), причем все с самого начала: взлет, круг, посадка. Ну и в это время, как раз конец 41-го года, немец подошел близко. Выдали нам трехлинеечки и потащили нас в Химки, потому что там прорвалось все это дело. В Химках мы были 3-4 дня, нас даже на передок не пустили, мы там стояли как заградотряд, подальше от фронта. Немцев отогнали, началось наступление наших войск, нас вернули.
Подготовка летная была ужасная, отвратительная. Летать не на чем было. Боевых самолетов не было. Потом дело свелось к тому, что потери материальной части были настолько велики, что было перепроизводство летчиков, не только перепроизводство, а летному составу не на чем было летать. И нас начали распихивать из этой школы, кого в синоптики, кого в связь, кого в штурмана, короче говоря, месяца два, примерно, туда-сюда. А потом я попал все-таки в штурманское отделение. Ну, в штурманском отделении проучился примерно 6, нет, 5 месяцев. Что удивительно, строевой подготовки было больше чем летной и штурманской. Нам даже штурманской линейки не дали. Потом выпустили нас, причем сержантами.
И.Г. Это 1942 год?
Л.Л. Да. Перед этим дали нам трехлинеечки, как раньше, в ноябре месяце, и под Сталинград. Ехали мы туда полтора месяца, не доехали, там все кончилось. Обратно в Кинель, это под Куйбышевым.
И.Г. Там где училище было?
Л.Л. Там другое училище было. Там мы доучились и послали нас в запасные авиационные полки, там мы и формировались.
И.Г. А вы в этом втором училище полетали?
Л.Л. Да очень мало! Часов 15 – 20, 25, ну что-то этого порядка.
И.Г. Понятно. Значит, попали Вы в запасной полк, номер не помните?
Л.Л. Запасного – нет, не помню. Он там же был, в районе Кинели. У меня отец был командирован начальником строительства в Куйбышев в конце 41-го года , там убежище для правительства строил под стадионом «Динамо», он несколько раз ко мне приезжал, меня отпускали. (Потом он строил завод в Безымянке, авиационный завод). Ну, как-то он сам управлял машиной – взял в Кинели, и машина перевернулась. Ну, в общем, мне досталось, пролежал я в госпитале около трех недель, но ничего. Ну, а потом в ЗАП, в ЗАПе все разбитые полки собирались. Все там формировалось с самого начала. В ЗАПе нам дали кому младшего лейтенанта, мне лейтенанта, не знаю почему. Попал я в 655 ШАП – штурмовой авиационный полк. Ну, что я скажу, Там сброд блатных и шайка нищих был. Там много было ростовчан, немного москвичей, ну, там такая публика вообще отчаянная, хорошая была. Ну вот, там я пробыл месяца два, сформировались, «сгонашили», как у нас называли это дело, и на Южный Фронт.
И.Г. Это был 1943 год? Какой месяц примерно?
Л.Л. Да, 43-й год. Была еще, насколько я помню, весна. Примерно март. Итак, попали на фронт. Полк был сформирован летного состава полный комплект, а машин примерно процентов 40 – 50.
И.Г. Ил-2? Двухменстные или одноместные? Соотношения не помните?
Л.Л. Да, Ил-2. Часть таких старых, одноместных, но уже пошли двухместные. Соотношения я не помню. Но одноместные очень быстро повыходили из строя – защиты же нет сзади, «хлопнет» его и все дело с концом. Двухместные – они, конечно получше. Но тоже потери были очень большие.
У нас в полку было несколько «Пешек» еще.
И.Г. Это очень интересный момент! Как в штурмовом полку могли оказаться «Пешки» к 43-ему году? В 41-м это, наверное, было более распространенным явлением.
Л.Л. В 43-м, видимо у нас был полк, в который пришли остатки одной эскадрильи и нам ее присоединили. Командир полка у нас, Коровин, раньше он комэска был, он летал на «Пешке» и брал как штурмана меня с собой. У меня была очень хорошая зрительная память, на 200- 250 км я выучивал карту наизусть, карту знал хорошо, в общем, он как-то на меня надеялся. Ну, частично я с ним иногда летал как стрелок.
И.Г. На Ил-2 уже?
Л.Л. На Ил-2, да. Ну, и над Сивашем нас «сдолбали», в середине 43-его года. Да, деревня такая, Астраханка, я ее запомнил, это недалеко от Мелитополя. Вот, «сдолбали», и, причем я даже не видел откуда Мессер там появился, снизу, наверное, потому, что сзади я смотрел, спереди он, потом, спереди они боялись нападать. Ил спереди не возьмешь: две пушечки, два Шкасика - это мощная сила. Потом он спереди как-то защищен, а снизу – очень плохо, особенно фюзеляж. Они отсекали его...
И.Г. Деревянный ведь...
Л.Л. Да, деревянный. Перкалью обшитый. Вот, нас «сдолбали», перетянули мы через Сиваш и «хляпнулись» на пузо. Я ногу повредил, но в общем кое-как выскочил, не то что выскочил, вылез на крыло, вытащил командира (он при ударе повредил голову) и потащил его. Где восток знал, а к вечеру нас подобрали. В госпитале оказалось, что я разбил пяточную кость, в общем, в госпиталь попал. Командир сразу очухался, через три дня вышел, а я с неделю пролежал и в это время под Миусом немцы прорвали фронт. Он (командир) послал за мной машину, двух ребят, говорит, тащите этого пацана оттуда (я там был самым младшим), тащите его на аэродром быстренько, мы его возьмем с собой, посадим в машину. Ну вот, вытащили меня , в этих самых кальсонах с завязками, ни документов, ничего, ни формы, все там осталось. Ничего мне там не отдавали, все как, что. Через окно прямо спустили и готово. Мы только подъехали и сразу на взлет. Потом я узнал, что из этого госпиталя никто не спасся. Раздолбали танки их и всех к чертовой матери! Ну, потом начал летать: потихоньку, полегоньку, на костылях неделю, потом с палкой, потом командир говорит, хватит сачковать, садись, в кабину тебя подтянем, а там видно будет, будешь сидеть. Ну, полетал с ним снова штурманом на «Пешке». Но не везло мне с Илом. На Иле пошли и нас на втором вылете опять «долбанули». Долбанули сильно. Высота была не такая большая, едва-едва перетянули нейтралку, и опять на пузо.
И.Г. И Вы были в качестве стрелка?
Л.Л. Да, и значит, я ударился головой, этой частью, и теперь командир меня вытаскивал, я уже не помню как, чего, в общем, вытащили. В госпитале я пролежал два месяца, не говорил ничего, смутно видел. Потом все пришло в норму, молодость взяла. Короче говоря, меня потащили на комиссию. Бегал мой командир туда-сюда, чтобы меня протащить, не протащил. А в это время был налет на аэродром и нашего начальника связи, капитана Новоселова, он попал под обстрел, и его «хлопнули». Командир говорит, все, я тебя никуда не отпущу, руки-ноги есть, посадим тебя на радиостанцию. Наводи там порядок и этим делом командуй в должности начальника связи. Я говорю, что я ж понятия не имею, что там, как там. Он говорит, ничего, научишься, 10 классов кончил. Я говорю, не кончил (хотя аттестат получил), ну, короче говоря, написали меня начальником связи, ну вот, и потом он (командир) все-таки, кое-когда меня брал с собой, когда тяжелые вылеты были. Он очень плохо ориентировался, очень плохо, Он был прекрасный командир полка, держал всех в узде, но ориентировался он не очень хорошо.
И.Г. А по технике пилотирование нормально у него было?
Л.Л. Пилотирование у него все было нормально, прекрасно летал, от господа Бога, как говорится. Ему уже было 43 -44 года.
И.Г. Звание майор было у него?
Л.Л. Нет, подполковник. Вот, с этим полком я все время и был. С Южного Фронта (к тому времени 4-й Украинский Фронт) нас перетащили под Оршу, на 3-й Белорусский. Так и доехали до Кенигсберга. Кенигсберг мы тоже бомбили, я с ним летал.
И.Г. А как насчет «Пешки»?
Л.Л. Ну «Пешка» мне практически не знакома была, но все-таки я ее как-то один раз сажал, один или два-три раза. Он подстраховывал, конечно. Ну, взлет, это вообще не проблема была. На посадке она была очень строгая. Взлет хорошо на ней шел. Но самое главное на «Пешке» это посадка. Угол главное не больше дать. Вообще машина неплохая.
И.Г. И как долго оставались «Пешки у Вас в полку?
Л.Л. Они остались у нас на Юге примерно до ноября 43-го года. Их постепенно посбивали, в боях, туда-сюда. Это приблудная была эскадрилья, тогда же все собирали в кучу, там раздолбают, тут раздолбают, в ЗАПе, туда-сюда, выпихнуть, дырку заткнуть, вот так... Ну что, это коротенький рассказ. Конечно, в 1944 году нам легче гораздо стало. Особенно с середины 44-го мы уже были хозяева. Ну, случались там Мессера, потом Фокке-Вульфы появились, но они таки, как бы Вам это сказать, не очень маневренные машины. Сильная машина, очень она бронированная, сильная машина, очень сильная машина, но у нас Яковлевы, они, я считаю, в то время, Аэрокобры и Яковлевы, они - лучшие истребители. Харрикейны – это г..., они горели как факелы.
И.Г. А сколько вылетов у Вас?
Л.Л. 28. 28 это засчитали, а у меня их было, конечно, больше. Примерно в два раза больше. Я не мог по своей должности...
И.Г. Но летали Вы больше стрелком?
Л.Л. Летал я штурманом на «Пешке», стрелком вместе с командиром на Иле. Причем когда я с ним стрелком шел, все командование группой, он тащил группу силой в эскадрилью, вот, это мое дело было. Командовал ему как заходить на цель, откуда заходить, все это мое дело было. За это он меня и ценил. Как зайти, с какой стороны зайти – обычно со стороны солнца наваливались. Где выходить, собрать всех в кучу – тоже мои дела были. Потому что у нас даже в 44-ом году исключительно плохо было с навигационной подготовкой летного состава. С точки зрения пилотирования все было нормально, а вот навигация... Ну, уже появился радиополукомпас, шли на радиостанцию.
И.Г. На Ил-2 уже ставили радиополукомпас?
Л.Л. Стояли радиополукомпасы РПК-2. Вот, уже легче стало, но все равно подготовка была очень слабая.
И.Г. А почему Вас тогда не сделали штурманом полка?
Л.Л. Штурманом полка у нас был мировой мужик, Григоренко. Полковник Григоренко. Очень грамотный мужик! Очень! Ну, у меня и подготовка была слабая. Когда работаешь в радиусе 100-200 км то еще достаточная подготовка, но не больше. Потому что я на зрительную память только надеялся. Карту я наизусть читал, по речкам по дорогам цеплялся, у меня было записано, вот тут так, а тут так. Прокладывал, понимаете, все это дело, поэтому я как-то не сбивался.
И.Г. Получается, что Вы сидели на месте стрелка, но фактически были штурманом самолета и штурманом группы?
Л.Л. Да, и штурманом группы. Потому что командир - он сам король, но не успевал.
И.Г. Интересно, это была нормальная практика в таких полках или это был единичный случай?
Л.Л. Единичный вообще. Я Вам скажу так, над целью поработали, если Мессера появятся - начинают разгонять. Если они сумеют разогнать колесо, мы же колесом работали, если сумеют разогнать - кого-нибудь не досчитаешься.
И.Г. Как часто такое бывало?
Л.Л. Часто бывало, потери большие были, особенно 43-й год. А после Орши, в 44-м, мы прямо по прямой шли, через Литву, на Запад. Там уже легче было. Тоже были потери, потому что, как Вам сказать, подготовка летного состава была слабая, я считаю слабая.
И.Г. Как Вы оцениваете силу огня заднего стрелка?
Л.Л. Не очень, все-таки была недостаточной.
И.Г. Сидеть на ремне не очень удобно было? Все-таки с такой отдачей на ремне точность огня трудно получить?
Л.Л. Ремешок, он не очень, точность, кучность огня, что там говорить... Но все-таки, как сказать, защита была.
И.Г. А зашита истребительная? Как Вы можете оценить ее прогресс? Ее эволюция, скажем от 43-го к 45-му году?
Л.Л. Очень большой прогресс! Особенно когда мы появились под Оршей. Внизу, когда мы были на Юге, хуже было. Потому что и матчасти не хватало, и подготовка хуже, а вот когда мы уже под Оршей очутились, мы сразу почуствовали – зонтик. И зонтик все время продолжался.
И.Г. То есть росло мастерство истребителей?
Л.Л. И мастерство росло, и техника.
И.Г. Вас прикрывали Яки и Кобры? Не помните, какие полки или дивизии?
Л.Л. Да, Яки и Кобры. Я уже сейчас не помню, какие полки.
И.Г. Они с Вами вместе на одном аэродроме обычно базировались?
Л.Л. На разных. Мы стояли немножко сзади, а они стояли чуть-чуть спереди. А иногда и на одном.
И.Г. Были ли случаи, когда истребители прикрытия бросали штурмовиков?
Л.Л. На Южном фронте – полно было таких случаев. Потом – не дай Бог, чтобы такое произошло.
И.Г. Вы не помните номер Вашей дивизии?
Л.Л. Первое время мы входили в 1-ю Гвардейскую Сталинградскую штурмовую дивизию. Полк был потом тоже гвардейский, 136 Сталинский орденов Суворова, Кутузова, и так далее. Раньше полк был 655 ШАП. Потом, после перевода под Оршу, мы вошли в состав другой дивизии, номера я сейчас не помню.
И.Г. Вы не помните, когда полк стал гвардейским?
Л.Л. По-моему в конце 43-го. Вторая половина 43-го года. Сталино когда взяли. По-моему, одновременно получили гвардейский и именной. А потом уже ордена пошли.
И.Г. А какая была Воздушная Армия?
Л.Л. Вначале не помню. А потом, под Кенигсбергом, кажется 8-я, Хрюкина. По-моему 8-я, я уже не помню. Я же еще на станции наведения работал. Вот когда был прорыв по Оршей, меня командир полка попросил, ну, он приказал, не мог попросить, и я с танками пошел на станцию наведения, прямо с передовыми танками.
И.Г. Радиостанция на танке была?
Л.Л. Да, вторая антенна, и больше ничего. Вот это (наведение), самое полезное, вообще, но это опасное дело. Фугует все, прямо отскакивает, ну а потом рост у меня был чуть побольше, 178, в танке мне было очень тяжело. Вот, один раз, да, это было в районе Ольшан, такой был городишко. Вечером проснулись, значит, антенну поставили, утром начнем работу. Вот так, передок! А через речку - немцы! Утром пописать пошел – Фердинанды напротив нас стоят! Я уж своего шофера будить начал, смотрю, туман подымается и эти Фердинанды хобота начинают подымать. Как хобот поднял, так сейчас и даст. Хорошо я сам вскочил, у нас Додж ¾ в этот раз был, там радиостанция стояла, и не вперед поехал, а назад. Прекрасная машина, Додж ¾! Очень машина хорошая! Я никогда ей не управлял, так, ребята мне давали немного, и скатился с холма. Как только скатился, полный разрыв! И потом как они начали чесать... Ну, конечно отъехали километров 20, а там их (немцев) исколошматили потом. Обратно подъехали, увидели месиво это.
И.Г. Перебили их наземники?
Л.Л. Нет, с воздуха, ПТАБами..
И.Г. Как Вы оцениваете эффективность ПТАБов?
Л.Л. Ну как Вам сказать, как когда. Иногда они очень хорошо помогали, все еще зависит, знаете, как сбросить. Но вообще, эффективность была, конечно, неплохая.
И.Г. Как Вы оцениваете эффективность ПТАБов, а также пушек ВЯ-23, РСов – что на Ваш взгляд было более эффективно?
Л.Л. Смотря против чего.
И.Г. Ну, против танков, скажем.
Л.Л. Против танков лучше всего, конечно, ПТАБы. А чтобы «мураш» навести, как говорится, то РСы лучше. Это летишь горизонтально, чуть-чуть его на бочечек, так вот летишь (показывает жестом). Ну, пушечное, пулеметное – это когда колонна, большая цель, тут можешь дать очередь.
И.Г. По грузовикам, небронированным целям?
Л.Л. Не по единичным целям, но вообще я Вам скажу, Илов было потеряно во время войны больше чем любого другого типа, но пользы они принесли пехоте больше, чем все остальные.
И.Г. Приборное оборудование, с Вашей точки зрения, адекватное?
Л.Л. Было вполне достаточно. На далекие расстояния мы не летали, так что было нормально. Моторы не очень хорошие, Маслом плевались до клотика.
И.Г. Как часто меняли мотор на Вашем Иле?
Л.Л. Я не помню, по-разному бывало.
И.Г. Сколько Илов Вы сменили?
Л.Л. Несколько. Ну, командир полка 10-15 вылетов на нем сделает и все. Даже если мотор чуть-чуть захлебывается – все, замена.
И.Г. Мотора или всего самолета?
Л.Л. Новый самолет. А вообще бывало все по-разному, 20-30 часов, некоторые – 100-120 часов. У всех по-разному.
И.Г. Как насчет инженерного обслуживания?
Л.Л. Нормально. Вначале, конечно, безграмотно, а потом все учились.
И.Г. Инженер полка квалифицированный был специалист?
Л.Л. Инженер был сильный. Все службы были более-менее нормальные, обижаться не приходится. Иногда садились на аэродроме, не успевали службы за нами, не успевала горючка, все бывало. Все это 43-й год, первая половина 44-го. Во второй половине 44-го и в 45 году такие вещи исключались.
И.Г. Каковы были условия аэродромного базирования, нахождение новых площадок?
Л.Л. Это не полковые дела, нам только указывали. «Пешке» надо было дорожку хорошую, а Ил работал с любой площадки, лишь бы ям не было и дождя. Дождь пройдет, все, конец. «Пешки» – они более чувствительные. В Польше уже и в Германии были асфальтированные и бетонные площадки.
И.Г. Был ли авиагоризонт на Иле?
Л.Л. Авиагоризонт, по-моему, был. Насколько я помню в 44-ом году был авиагоризонт.
И.Г. На всех самолетах или на некоторых?
Л.Л. На всех. По-моему на всех. Без него как, особенно в облаках, тумане, дымке?
...
И.Г. Как Вы можете описать жизнь Вашей части, когда Вы не были активны в боях, в перерывах между боями? Какие были занятия между боями, ну скажем погоды нет, месяцами затишье на фронте?
Л.Л. У нас было очень хорошо это дело поставлено: Зам. командира полка по огневой подготовке, мы его называли начальник огня и дыма, проводил занятия. Штурман полка, Григоренко, по своей части, потом по тактике очень хорошо давали, это Коровин сам проводил, но, в общем, это было конечно, не на таком, как Вам сказать, уровне. Но как могли, в полевых условиях.
И.Г. Но помогало это в принципе, передача опыта?
Л.Л. Конечно, конечно! Но у нас очень мало сохранилось летчиков, тех, которые начинали. Человек 10 так, 8 от полка.
И.Г. А кроме занятий, как отдых был организован?
Л.Л. Отдых, он был. В прорыве мы работали по 3-4 вылета в день. Это очень тяжело. Когда прорыв открывался, нас набрасывали на это дело, а потом обратно, Мы иногда даже месяц, в зависимости от ситуации, две недели, три недели на отдыхе стояли. Отпивались. Ну, отдыхом у нас занимался комиссар, мы его так по-старому называли, Федоров. Очень мужик был хороший. Говорили, что он был парторгом Кировского завода. Ну что мы делали? Особенно, когда прорвали под Оршей, под Минском, немцев очень много осталось в лесах. Леса там страшенные! И комиссар организовал бригаду, как он ее называл. Немцы ночами, по тропинкам, шли на запад. А мы – на охоту! Под его руководством. У меня был Шкодовский, вот такой (показывает размер) пулемет, еще Вальтер был, очень хороший был, маленький Вальтер. Шкодовский пулемет - чешский, безотказный.
И.Г. Вы с собой его возили?
Л.Л. С собой, и в Иле тоже, Я его там пристроил. У него кучность огня хорошая. Ну, вот и лежим. Что делал комиссар? Он в деревню поедет, стариков похватает, скажите, где они могут идти, по каким тропинкам? И по карте отмечал. И ставил заставы. Ну, значит, ждем, ночью идут. Тихо, тряпками все обернуто. Подпустишь поближе - и пошел... Вначале у них еще было оружие, а потом они как стадо шли...
И.Г. А были ли встречи с пленным противником?
Л.Л. Да нет, хотя один раз посадили у нас Фокке-Вульф. У нас на аэродроме истребители стояли, они привели. Он сопротивлялся, его прижали, и он на пузо сел, сам жив остался. А так что только когда на охоту ходили. Понимаете, у нас комиссар, у него вся семья погибла, он был на немцев очень злой. Но я тоже был не очень добрый, у меня полно родственников погибло. Поэтому если они попадались, то...
И.Г. Пощады не было?
Л.Л. Никогда!
И.Г. Как было организовано питание, баня, почта?
Л.Л. Питание – отличное. Все время. Баня – по мере возможности. Где в речке, где палатку разобьем. Ну, что, фильмы тоже привозили, но так устаешь, что не до этого. Когда отдыхали, там крутили фильмы, старье притащат, посмотришь, но в общем спать больше хотелось – уставали страшно!
Почта – нормально. Очень хорошо!
И.Г. Награды, продвижения, наказания?
Л.Л. Ну, как вам сказать? Я продвигался только потому, что летал с командиром полка. Награды – он напишет, в дивизии еще тоже пройдет, а если пошла в армию – все, вычеркнули уже. Так, что, вот они все награды. Было два ордена Отечественной Войны, Красной Звезды, ну самый первый – за Боевые Заслуги медаль, серебрянная. Это было. Отечественная – первой и второй степени, потом Отечественную второй степени всем понадавали, это уже не считается, это уже в Брежневские времена. Так что-то, что в дивизии, до армии, проходило. В армии уже все, стоп, а дальше уже и не думай.
И.Г. Наказания? Ну, не Вас конкретно, а в принципе?
Л.Л. Это все зависело от командования полка. У нас было, я считаю, очень справедливое, очень гуманное командование. Даже я считал всегда, что слишком гуманное. Были такие ребята, например, взлетит, старается отбиться немножко, бомбы аварийно сбросит, потом подстраивается к нашей группе на обратном пути, а то и сам сядет.
И.Г. Много таких случаев было или это были единичные случаи?
Л.Л. Вообще это было не очень часто. Когда поставили «шпионов» - фото – тогда уже стали осторожней.
И.Г. То есть фотопулемет поставили? Примерно, с какого года? Где его устанавливали?
Л.Л. 44-й. Конец 44-го. Его ставили около ШКАСа.
И.Г. С правой стороны или с левой?
Л.Л. Я уже не помню. Нам не показывали это дело, чтобы мы туда не лазили. А то были такие ребята, которые везде достанут.
И.Г. Вопрос о штрафниках в штурмовых полках. Попадали ли штрафники на место стрелков? Знакомы ли Вам такие случаи? А то в литературе и по рассказам встречаются случаи, когда проштрафившихся летчиков из других частей отправляли на место стрелков на Ил-2.
Л.Л. Нет. В нашем полку такого не было. У нас отсылали из полка. У нас были несколько случаев, когда отсылали из полка. Командир их в дивизию отсылал, а куда они попадали дальше, – не знаю.
...
И.Г. Не могли бы Вы рассказать о Вашем опыте с ленд-лизовскими поставками. Например, американское или английское питание, одежда, инструменты, металлические настилы на взлетно-посадочную полосу.
Л.Л. Да нет, пожалуй. У нас кроме консервов ничего не было. У нас что было – консервы, как-то один раз встретилось молоко. А так – все свое. Но консервы было почти всегда.
И.Г. А автомобили?
Л.Л. Автомобили были все Студера да Интернационалы.
И.Г. Как Вы их оцениваете?
Л.Л. Ну, изумительные! Додж ¾ вот был. Прекрасная машина! С нашими даже сравнивать нельзя!
И.Г. В каком качестве они использовались? Например, Додж ¾?
Л.Л. Он и как командный и как радиостанция.
И.Г. Командир ездил на нем?
Л.Л. Нет, в пехоте, возможно и ездили, а у нас нет. Потом радиостанцию стали ставить на грузовые машины. Радиостанции были наши. Это их потом на Студера ставить начали, а вначале на трехтонках, на Зисах. С ними (Зисами) волынки было – ужас! Его завести, особенно когда холодно...
И.Г. А как насчет Судебекеров и Интернационалов?
Л.Л. Изумительные машины!
И.Г. В каком качестве они использовались?
Л.Л. В любом! Они всюду были. Остались только они. Все они перевозили. На аэродром все запасы, вся горючка перевозились на них.
И.Г. А спецмашины? Бензо- и маслозапрвщики и другие?
Л.Л. Нет, спецмашины, бензозаправщики БЗ и другие были на трехтонках. А все остальное, особенно ближе к концу войны, были только Студера и Интернационалы. Начиная со второй половины 44-го – только они. Интернационалов меньше было, больше всего Студебекеров. По тем дорогам, что были – это же был страх божий, да дорог-то не было!
И.Г. Было ли у Вас радиооборудование ленд-лизовское или только наши радиостанции?
Л.Л. Только свои.
И.Г. Виллисы были у Вас?
Л.Л. Виллисы в пехотуре были, я их там встречал. Больше уже в конце войны – Иван-Виллис.
И.Г. А у Вас в полку?
Л.Л. А зачем нам? Автобусы у нас были, Весь состав полка на них перевозили. Автобусы были разномастные.
И.Г. Было ли у Вас какое-то трофейное оборудование, вот Вы говорили о пулемете Шкодовском.
Л.Л. Ну, это мы сами находили. Я свой ТТ сразу сдал, мне достали Вальтер. Сначала Парабеллум. Парабеллум – машина прекрасная, но она требует чистоты. Вальтер – немножко получше. В общем, у меня был Вальтер записан.
И.Г. Были ли у Вас какие-то контакты с союзными войсками, когда Вы уже вошли в Германию?
Л.Л. Можно сказать, что нет. Мы один раз стояли на одном аэродроме, в Молодечно, недалеко от Молодечно, но это было очень мало. Они же из Англии летели, бомбили Берлин или другие цели, а садились у нас. Видимо, этот экипаж блуданул, или их направили к нам как на запасной аэродром, не знаю.
И.Г. Как Вы оцениваете роль различных национальностей, были ли у Вас в полку люди для которых русский язык был проблемой?
Л.Л. Нет, такого не было. Все было очень дружно, прекрасно все было.
И.Г. Местное население как относилось, когда Вы шли уже в Германию?
Л.Л. Очень хорошо! То есть, не немецкое население. Немецкое относилось настороженно, конечно.
И.Г. Польское население?
Л.Л. Плохо! Мы от поляков больше пострадали, чем от немцев. Там же было две армии – Армия Крайова и Армия Людова. Мы от АК сильно пострадали. Сверху-то что говорят? Проявляйте осторожность, терпимость. Ну, мы проявили эту терпимость! Когда они ночью обстреляли аэродром из минометов немецких, ну все, утром подняли группу, только мозги были на деревьях.
И.Г. Ваши чувства, когда Вы вернулись домой. Как Вы нашли жизнь в Москве, в Советском Союзе, недели и месяцы после возвращения?
Л.Л. Страх божий! Я прошел Литву, часть Латвии. Мы уже посмотрели, что к чему. Когда-то, как нам говорили, это были такие ужасные республики... Мы увидели, как они там жили – у них на хуторах ветрячек стоит, дом, скотина, все есть. Ну, я не сельский житель, но я же вижу как. Жили они там как городские жители. А когда в Германию, в Пруссию вошли, хоть там все и разбито было, но все равно мы видели.
Мы еще поработали на Данцигом, нас потом возили смотреть. Это был немецкий коридор. Мы видели, как они жили, немцы. Ну, поляки немножко получше, чем у нас. В Западной Белоруссии, например, с нашими не сравнить. Ну, вообще день и ночь.
И.Г. Насколько я понимаю, на Вашем направлении действовала авиация Балтийского Флота.
Л.Л. Знаете, что... Никаких комментариев! По косе от Балтийска немцы спокойно уходили, а это была зона ответственности флота и их авиации.
И.Г. Плохо работали?
Л.Л. Вообще не работали!
И.Г. Но звезды получали...
Л.Л. Это их дело...
И.Г. Сколько боевых вылетов в день было нормой?
Л.Л. Три-четыре, четыре, – когда спокойное дело, а если беспокойное – три и все, «влежку». Физически очень тяжело. У меня не было слабого здоровья, но после третьего вылета я уже все...
Отрабатываешь над целью, еще уход от цели не забудьте. Четыре – уже все, максимум, на что способны физически. У нас ведь как было в Кенигсберге? На карте был нарисован квадратик. Вот твой полк, а вот твой, и чтоб никто не шевелился. Как живое чуть-чуть что – это вам минус! Ни награды, ничего не получите. Отрабатывали не по целям, а по площадям.
Да, четыре вылета в день – это на пределе. Смотря сколько минут ты работаешь над целью. Если ты отработал спокойно, зенитки не трогали, мессера не дергали, то можно еще на пятый пойти, а так...
И.Г. Такая интенсивность – 3-4 боевых вылета в день, в течение какого времени, сколько дней такой интенсивности?
Л.Л. Обычно никогда больше трех недель такой интенсивности не бывало. Это когда в прорыв шли. Потом на отдых – недели на две, когда на неделю, редко на три отводили. Просто отсыпались. Нагрузка колоссальная, потому что заходишь на цель, потом ты выходишь, смотришь, чтобы построить круг, и опять заходишь. И таких вот пять колес ты сделаешь – нагрузка одуренная!
...
И.Г. Каковы были высоты полета по маршруту, ухода домой?
Л.Л. Разные, от 250 до 500 м.
И.Г. Это на маршруте? Так низко шли?
Л.Л. Это как придется, зависело от плотности зенитного огня. Выше ходили, но редко. От местности еще зависело. 500-600 -700м, до 1000м. Это по маршруту. А к цели – с пологим снижением, уже как придется, ка тебе разрешает цель. Если лупят зенитки, эти «эрликоны» проклятые, то это хуже всего. Спаренные эти «эрликоны» очень быстро поворачивались.
И.Г. Выделялась специальная пара для подавления зенитного огня?
Л.Л. Смотря по обстановке. Если сильный огонь, то уже не пара, а первая и вторая эскадрилья первый вылет , а иногда и весь полк – только на подавление, а уже потом начинает работать над целью.
И.Г. Каковы были потери среди стрелков?
Л.Л. Большие потери были, особенно в первые годы. Ведь все дело в том, что если Илы идут компактно, то плотность огня достаточная. Если 6-9 машин, три звена идут, Мессера не полезут, снизу разве что.
И.Г. Так снизу вы низко идете, ему не подлезть?
Л.Л. Если идешь на высоте 500-600м, он заходит. Поэтому мы когда домой шли, то шли на бреющем. Когда нас обрабатывали Мессера над целью, оттуда выходили и все, пошел на бреющем. Это тише, но снизу убираешь опасность от истребителей.
И.Г. Какова была устойчивость Ила на малой высоте?
Л.Л. У Ила – неплохая, неплохая устойчивость. Все от летного состава зависит.
И.Г. При хорошей безветренной погоде реальны ли случаи, что винтом с земли полотенце снимали?
Л.Л. Нет, это нет. Это сказки!
...
И.Г. Я недавно читал о действиях авиации на Тихом Океане, когда пустили Пе-2 против японских кораблей, а затем Илы. Понятно, что эффект был минимальный. Поражает тактическая безграмотность некоторых командиров. Почему нельзя было пустить Илы для подавления зенитных средств, а затем Пешки с выходом из пикирования на оптимальной высоте для гарантированного поражения целей. Не могли бы Вы прокомментировать этот факт?
Л.Л. Тактической безграмотности, технической безграмотности – хватало, особенно вначале. Про Флот я вообще молчу, Балтфлот – это вообще... А на Тихом океане тем более должны были «наблатыкаться», у них время было тренироваться, и потом перебрасывали-то отсюда авиацию, с Запада.
И.Г. А что Вы скажете о радиодисциплине в воздухе?
Л.Л. Сплошной мат. У нас командир полка запрещал вообще разговоры, только по делу.
И.Г. Помогало это, дисциплину поддерживало?
Л.Л. Он вообще держал, умел подходить к человеку. Его не боялись, но уважали. Очень хороший человек. Но связь я с ним как-то потерял в 47-ом году. Они еще в Кубинке стояли, ребята ко мне как-то приезжали, а потом их перебросили куда-то. Некоторые ребята ко мне приезжали, но это уже в пятидесятые годы. Я уже институт кончал, семья, дочка уже появилась в 51-ом году.
...
И.Г. Не могли бы Вы рассказать о переходе к мирной жизни?
Л.Л. Ну что, кончилась война, начали дурака валять, конечно. Я хотел вообще демобилизнуться, а меня послали в Академию Жуковского. Ну а мне лишь бы в Москву попасть. Попал в Москву, а отец меня за глотку взял: вались и все. А у нас, мы там готовились, потом тут готовились, так что тактику я уже сдал, а он мне сказал - вались и больше никаких, не будет тебе продвижения, ничего не будет. А я был капитан, 22- 23 года, уже капитан. Это по количеству вылетов.
И.Г. Вы закончили боевые действия капитаном?
Л.Л. Да, в 45-м. Я когда сдавал экзамены в Академию, первым была тактика. Тактику я сдал блестяще, поэтому в меня вцепились. Ну а потом штурманское дело я не стал сдавать. Мне сказали, ничего, будешь изучать, будем подтягивать тебя. Что я за штурман, ведь только начальная подготовка у меня. Что нам давали: строевую подготовку и немного штурманской...
И.Г. Получается, что остальные не знали даже этого?
Л.Л. Летный состав очень слабую подготовку имел, еще летная подготовка туда-сюда, огневая – туда-сюда, а штурманская – никуда не годилась. В общем, нам учебники дали, мы еще в полку позанимались, ну, здорово я занимался. Окружные экзамены сдал, а потом в Москву попал, а отец меня за жабры: кончай это дело, надо демобилизовываться. Ну, где я могу? На русском... Ну, я начал сажать ошибки. Меня вызвали и говорят, ты не дури, а давай-ка... Ну, я в общем все завалил и меня отправили обратно в часть. Ну, недельку я там потыркался, отец видит такое дело, он меня фельдсвязью в Минск, а в Минске уже местный самолет в Растенбург. Ну, там дурака поваляли немного, а потом нас перевели в Барановичи, в 46-м году перевели, и до 47-го. Матчасть передавали полякам, нам дали новые машины. Ну, а там и год подошел, и я справки все достал свои – раз туда (в Академию) не пошел, то и тут нечего сидеть. Справки все достал, потому что я все в одном полку был, вот, и значит, демобилизовался в конце 47-го года. Опять попал в Главный Штаб ВВС, там не хотели отпускать, в общем, тыркался, тыркался, на просвет посылали, рентгены, все такое, но отпустили. Попал на гражданку, срочно на подготовительные курсы пошел. Сдавал я сразу в два института- в строительный и юридический, в Москве. Ну, кончил строительный, учился я хорошо. Примерно с 3-го курса я уже работал, в Моспроекте. Работал там расчетчиком. Потом пошел очень быстро. В течение полугода был уже главным инженером СУ, потом начальником СУ, потом главным инженером треста, управляющим треста, потом начали меня сватать начальником управления подготовки производством Главмосстроя, в общем-то, я не хотел этого делать, я просаботировал. Я себя на своем месте как бог чувствовал. Подобрал костяк хороший, работал хорошо. Я в этом тресте 20 лет и проработал.
И.Г. Спасибо Вам огромное!
Л.Л. Да пожалуйста! Меня в полку звали «пацан», я там был самым младшим, а теперь вот самый старший тут...
Илья Гринберг
Май 2003
Выражаю благодарность Игорю Жидову за помощь в обработке материала!
Разделы сайта
