Интервью с Героем Советского Союза
М.Я.Романовым

Александр Яковлев

 

 

А.Я. - Расскажите, как учеба проходила в Энгельской школе и КОВАУ.

М.Р. - В Энгельскую школу пилотов я попал в июне 40-го, сначала был курс молодого бойца (3 месяца), а всего учился один год, окончил с присвоением звания сержант. В сентябре 41-го был зачислен слушателем (не курсантом) Краснодарского объединенного военного авиационного училища. В училище тогда самолетов совсем не было. Однажды помню только - пригнали один СБ с фронта с пробоинами. Училище было объединенное, потому что учили в нём пилотов, штурманов и стрелков-радистов для экипажей командиров авиационного звена. Нашу группу, человек 100, готовили на командиров звеньев.
Осенью один раз ночью училище немцы бомбили, одна бомба попала в столовую, но поскольку ночь - никого не убило.
После бомбежки жили в землянках. Когда холода начались, в землянках трудно стало жить, и нас переселяли по станицам, все эскадрильи, нашу эскадрилью – в станицу Новомышанскую, 40 км. на запад от Краснодара. Здесь мы помогали, урожай убирать с полей. Там мы узнали весть о разгроме немцев под Москвой, прыгали, радовались (улыбается). Вот еще, какой эпизод был зимой - в декабре одну эскадрилью вооружили автоматами, гранатами, погрузили на Дугласы и выбросили под Феодосию десантом. Всю зиму мы там проучились, а весной в начале мая пешим ходом – опять в Краснодар. Когда немцы начали наступление под Ростовом, нас срочно погрузили все училище в эшелоны – и в Закавказье. Станция Евлах, от неё на юг 70 км, г. Агдам, Карабах. Шли две ночи пешком. В караул ходили, охраняли бомбосклады, теорию изучали, жили в землянках.

А.Я. – А летать не летали?

М.Р. – Не-е-ет. Только один раз удалось на УТ-2 по маршруту полетать, это уже осенью. Летом наша учебная эскадрилья жила в Муганской степи, пос. Агжебеды (45 км от Агдама). Здесь давали подписку под приказом «Ни шагу назад». К осени нас перевели на аэродром Каракарчай, где был большой склад авиабомб (12 км от Агдама). Жили в большой землянке. Занимались в основном «теркой» и через день – на ремень, через два – на кухню. В караулах – два часа дежуришь, два часа отдыхаешь. Наверно, нас там держали как устрашение против Турции, чтобы она войну не начинала против нас. Зима в НКО бывает теплая. Но в этот год она была холодная. Даже 12 дней лежал снег. Там нас порадовал разгром немцев под Сталинградом. Как раз в карауле мы стояли, у нас рация была. В феврале 1943 года перевезли нас в другой поселочек, разместили в глинобитных домиках. Сначала изучали по чертежам самолеты Пе-2. А к весне у нас появились 4 самолета – Ил-2 (с теплыми нотками в голосе). Одноместные, да….

А.Я. – С фронта или с завода?

М.Р. – С завода. Из Куйбышева, новенькие. Очень нам они понравились – формы такие. Гладили их – вот полетать бы! Но полетать там нам не пришлось. Немцев разбили на Кавказе, выгнали их из Северного Кавказа, и нас и июне месяце переводят в Грозный. Опять все училище – на эшелон. Штаб разместился в городе Грозном, а нас по станицам. Мы попали в станицу Нестеровскую. Иногда была слышна артиллерийская стрельба в горах. Говорили, что это там выселяли чеченцев. Так вот, изучали мы там самолет Ил-2, в караул ходили. Отобрали нас группу – 11 человек, и я попал. Начали летать. Курс обучения – взлет, посадка, по коробочке. После этого – боевое применение, полеты на полигон, стрельба по наземным целям, по воздушным целям (другой самолет конус возил), бомбометание, по маршруту летали парами– в Моздок летали. Так вот, полный курс мы в училище прошли и закончили в сентябре. Нам – погоны лейтенантов, не младших – лейтенантов, и нашей группе командир эскадрильи устроил проводы, на квартире стол накрыл. Отправили нас в Грозный, оттуда – в Астрахань по только что построенной ж/д. Рельсы и шпалы были положены прямо на грунт. Помню, в Астрахани на берегу Волги увидел гору тараньи (рыбы воблы) метров 10 или выше, мы все удивлялись, сколько рыбы. Солдат там с винтовкой стоял (улыбается). В Астрахани посадили на пароход. Плыли до Куйбышева, но останавливались в городах, в т.ч. в Сталинграде. И в Сталинграде нам сделали экскурсию, ходили по городу, были в подвале, где Паулюса в плен взяли. Везде вместо домов груды развалин, щебенки. Прибыли в Куйбышев, на неделю, потом в Москву, в штаб ВВС. Первый раз увидели метро. Прибыли в штаб, сели на ступенечках, старший Николай Раковский взял наши личные дела и пошел в управление кадров – это на Большой Пироговской – и оттуда приходит с назначением. Поехали на электричке в сторону Подольска до станции Столбовая. Там нас встретила полуторка, сели, отвезли нас в село Троицкое. Троицкое – это бывшая психбольница. В Троицком был штаб нашей дивизии, 224-ой штурмовой. Заночевали мы там, а утром штаб дивизии распределил нас по полкам, всех 11 человек. В 565 шап нас встретили хорошо. Ну, это в книге у меня описано.

А.Я. - А что дальше?

М.Р. - Проходили мы курс ввода в состав полка на слетанность и боевое применение. Самолеты были только что с завода, с 30-го. Теорию изучали, район изучали. В Подмосковье легко заблудиться – везде полянки, лес, полянки, лес. Были отдельные случаи, когда наши летчики «блудили» (А.Я. – точно, я видел в ЦАМО записи и о деде, который потерял ориентировку и благополучно сел не у своих из-за полной выработки топлива). Единственно выручали железные дороги, ну и Ока в ту сторону не пускала, а в эту сторону Подольск и Домодедово, в общем можно было ориентироваться. В январе нам сыграли тревогу, выдали карты, склеивали мы их, в планшеты укладывали, путь прокладывали, куда лететь. Путь на Тулу, на юг. 16 января прибыл к нам генерал из штаба ВВС в белых перчатках, и белой перчаткой нам старт давал. День был солнечный-солнечный, морозный-морозный. Взлетали парами, весь полк, поэскадрильно. Сели в Туле, там начался туман, и этот туман месяц держался (смеется) и здесь мы застряли, сидели.

Западная Украина, 1944, Грушув. 565 ШАП, 2-я эскадрилья.
Сидят (слева направо) - Блудов Василий (погиб в Карпатах 7 октября 44-го), Плетень Сергей, Белицкий Иван, Колодин Андрей (умер в Севастополе в 1995 году).
Стоят (слева направо) - Романов Михаил, Сас Александр, Монченко Владимир (погиб при выполнении боевого задания в марте 1945 года), Годунов Юрий (умер в Калинине в 1979 году), Воронин Михаил (погиб осенью 45-го в тренировочном полете при посадке), Демидов Николай (бывший командир 1-й эскадрильи), неизвестный.

А.Я. – И чем занимались?

М.Р. – На танцы ходили (смеется). Некоторые ребята в город ходили, в комендатуру попадали, их вызволяли (смеется). В общем, жизнь шла… Потом погода прояснилась, перелетели в Орел. Орел был разрушен – домов нет, а трубы торчат. Потом из Орла в Курск перелетели. Жили в немецких землянках в откосах оврага, и что поразило нас – землянки как комнаты были сделаны, побеленные стены (А.Я. этот эпизод описан у М.Я. в его повести). Из Курска двинули … (сверяется со своей фронтовой записной книжкой) … в Прилуки. В Прилуках сидели до 9 марта. В Прилуках мы завшивели, тут нам белье меняли. Оттуда перелетели в Жуляны, под Киев. Здесь в первый раз мы садились на бетонную полосу. И там же мы увидели американские «крепости». Они летели из Англии, бомбили немцев, и что-то у них случилось, поэтому они сели в Жулянах. А должны были лететь до Полтавы, которая была их базой в челночных полетах. Какие мощные корабли! Везде спаренные пушки. Со всех сторон обстреливать могли. Самолет Ил-2 просто был букашечка по сравнению с ними (смеется).

А.Я. – Киев разрушен сильно был?

М.Р. – Фуникулер работал (улыбается).

А.Я. - А трудно было покинуть самолет, как считаете?

М.Р. - На Русском перевале мне хвост обрубили. Второй парашютный мой прыжок был.

А.Я. - Первый был в училище?

М.Р. - Первый был не в училище, а в Энгельской летной школе, около Саратовского моста. (Возвращаясь к вопросу) – когда самолет начинает вращаться в штопоре, возникают центробежные силы, в результате которых оторваться от сиденья трудно. Начинаешь вставать, а тебя опять сажает эта сила. Так вот, я как выскочил-то – фонарь откинул назад, он застопорился (защелка пружинная), если не застопоришь, он может скользнуть вперед и отрубить тебе голову. Рассуждать некогда, самолет-то уже падает без хвоста. Тогда я сообразил – взялся сразу за кольцо парашюта, чтобы не потом, можно растеряться. Вот так наклонился (показывает), перевалился через правый борт кабины и ногами от левого борта оттолкнулся в сторону вращения самолета (этому тоже нас учили – если придется когда прыгать в штопоре, обязательно прыгайте в сторону вращения, а не в обратную, иначе вас зарубит винтом).

А.Я. - Плоский штопор был?

М.Р. - Плоский.

А.Я. - А методом срыва?

М.Р. - Не-е-ет. Это тогда – все, парашют распустится, замотается за что-нибудь, полетишь вместе с самолетом и убьешься. Не-е-ет. Я выдернул кольцо, когда почувствовал себя в воздухе, а до этого стукнулся об броню и временно потерял сознание. От холодной струи воздуха пришел в себя, оставалось метров 100-150 до вершины сопки (А.Я. – горы, дело было в Карпатах). Лесная гора высотой тысячу метров, парашют распустился и еще несколько секунд я опускался. На вершине горы луговая полянка, в самый центр этой полянки я и приземлился. А дальше – обрывы, страшная крутизна, 70-80 градусов крутизна. Под горой дорога, и по этой дороге поток техники, автомашины, солдаты, артиллерия, танки шли. Оттуда, из-под горы, шли два пехотинца с лошадью в поводу, а я-то не знал, кто они, может на немецкой территории, потому что рядом мы «работали». Ну и думал – кто там, немцы – не немцы, далеко, не видно. Парашют собрал, в кусты отнес, и сам в кусты. Из кустов наблюдаю, – кто идет. Потом на шапки посмотрел – звездочки. Вылез из кустов, поздоровались и стали искать самолет. Нашли его метрах в 50-ти от места моего приземления. Самолет так упал, что повалил несколько деревьев на краю обрыва. А обрыв почти отвесный, на что уж мотор защищен броней, обломился и повис, доска приборная ушла назад и с задней бронированной стенкой почти соприкасалась. Какой была бы моя участь? А Карп (А.Я. – Карп Краснопеев – стрелок, смотри книгу) видимо попытался выполнить мою команду «прыгай». Фонарь открытый, три пальца у него отрублено, наган у него (у меня пистолет, а у него наган) вот так согнулся (показывает, сгибая ладонь), такой удар был сильный от падения. Карпа положили на лошадь, спустили вниз... Около дороги вырыли могилку и похоронили его... Отделение солдат построили, салют дали. Эхо салюта разнеслось по Карпатским горам. И только сейчас я заметил кровь на груди моей шинели. Кровь пролилась из раны на переносице. Меня отправили на машине виллис в Цисну, авиационный пункт управления, который направлял нас на цель, километров 8. Моё состояние было тяжелое … чумное. У них я заночевал, а на другой день отправили в штаб армии. А из штаба армии – домой. В Перемышле мы стояли. Вот так…

А.Я. – То есть, Вы сменили два самолета, получается? Или три?

М.Р. Больше, наверное. Первый самолет, на котором прилетел на 1-й Украинский фронт, мне покалечил 30 марта над Каменец-Подольсеом Ме-109. В этот период события развивались так… Авангард полка сел раньше на полевой прифронтовой аэродром Бузова. Их самолеты увязли в грязи весенней распутицы. А мы сели 12 марта на сухой песчаный аэродром Чижевка, под Новоград-Волынском.
По принципу «В бой идут одни старики» старые летчики забрали наши самолеты и летали на боевые задания. А нас посадили на грузовую машину и повезли на аэродром Судилков, восточнее Шепетовки. Вот там уже фронт увидели – из заполненной водой воронки у обочины дороги торчали ноги убитого немецкого солдата. На плотине через овраг стоял подбитый танк, в бок ему дали, танкисты убитые. Бой был дня 2-3 назад. Заночевали здесь в штабе, а потом опять поехали на грузовой автомашине дальше. Дорога от Шепетовки в Старый Константинов была сильно разбита. По бокам дороги лежали вверх тормашки машины, орудия, немецкая техника. Это результат работы наших штурмовиков.
Из окружения немцы прорываться стали на Каменецк-Подольск, танки пустили на прорыв. Нашу группу в составе 6-ти самолетов повел лейтенант Мокин. Я был в этой группе, делая пятый боевой вылет. И там первый мой самолет раскрошили. 8 снарядных попаданий. Было видно, как пролетали огненные змеи слева и справа. А это как раз из пушек Мессершмита снаряды летели. Правда, мой воздушный стрелок Карп Краснопеев сбил этого немца. А нам в киль попал один снаряд, в правую и левую плоскости, где патроны, попало несколько снарядов. Оба колеса, трубки прибора скорости и выпуска шасси перебило. В винт попало, самолет начало трясти. В общем, я еле-еле прилетел оттуда. Мы в этот раз летали без истребителей прикрытия. И этот самолет отправили на ремонт в ПАРМ. Куда он делся потом, я не знаю. Это первый, значит, был самолет.
Второй самолет я потерял15 июля, во время Львовской операции. Снаряд бронебойный попал в правую щечку бронестекла, пролетел в сантиметре над головой, пробил верхнюю бронь фонаря и ушел навылет. А у меня осколки в лице и кровь на гимнастерке. Несколько снарядов попало в обе плоскости. Сел я на первом попавшем аэродроме - в Турголице. Садился очень трудно. Вот так был потерян второй самолет.

А.Я. – А снаряд был зенитный или?

М.Р. – Эрликоновский. 20 миллиметровый. У них осколочный перемежался с бронебойными, бронебойный – осколочный. Вот мне повезло, что этот бронебойный снаряд прошел мимо головы. Если бы в голову – все, мы бы с тобой не сидели здесь и не беседовали. Это мне везло. Поэтому у меня есть рассказ – «Везучий» называется (А.Я. – смотри интернет-страничку Михаила Яковлевича).

А.Я. – А эрликоны…

М.Р. – Четырехспарка.
Третий самолет - в Карпатах (А.Я. – смотри выше)…
Четвертый самолет я потерял 5 мая 1945 года, в самом конце войны. Два осколочных 50-ти мм снаряда попали в мой самолет. Один попал в «брюхо» самолета, под самое мое сиденье, где расположен бензобак. А второй снаряд попал в винт, оторвал кусок лопасти 20 см. Хоть до своего аэродрома я долетел, но самолет восстановлению не подлежал.

А.Я. – А 88-ми мм не встречались?

М.Р. – 88-ми по нам редко стреляли, они чурками стреляли какими-то, если попадет в самолет – самолет разваливается. По-моему Володе Мокину, нашему командиру эскадрильи, 15 числа, когда я в Турголицае сел, его сбили. Ему в хвост попали, хвост отлетел сразу, и он в отвесное пике – и в болото. Метра на три ушли туда вместе со стрелком, с Валей Щегорцовой… Вытащили их потом... Трактором вытаскивали…

Построение (митинг) 565 шап на аэродроме Гералтовице по случаю Победы над фашистской Германией.

А.Я. – А у двигателя ресурс, какой был?

М.Р. – 50 часов у мотора был ресурс. АМ-38Ф Микулина. 1850 лошадиных сил.

А.Я. – В полку, эскадрильи самолеты как-нибудь раскрашивали?

М.Р. – У нас этим не увлекались. Ни звездочки не рисовали, никаких тигров не рисовали, ни стрел. В других дивизиях – да. У нас этого не было.

А.Я. – А зимой в белый цвет?

М.Р. – Зимой – белый. Как раз, когда из Добрынихе вылетали 16 января 44-го года, все самолеты были выкрашены в белый цвет.

А.Я. – Краска смывалась или перекрашивали потом?

М.Р. – Заново не перекрашивали. Белую краску чем-то отмывали. Потому что когда мы прилетели на Украину, там же снега уже не было, там белый цвет уже демаскировал бы наши самолеты, поэтому там нужен камуфляж зеленый.

А.Я. – Камуфляж был двух- или трехцветный?

М.Р. - Зеленый и черный, полосами. Под местность, чтобы если сверху посмотришь – и не видно самолет. А снизу посмотришь на самолет – он голубой, «под небо».

Построение (митинг) 565 шап на аэродроме Гералтовице по случаю Победы над фашистской Германией.

А.Я. – Зимой самолеты на лыжи ставили?

М.Р. - Нет, катками полосу укатывали.

А.Я. – Вы говорили, что летали на пушечном варианте?

М.Р. – Вся дивизия летала, три полка по 45 самолетов. Все самолеты были вооружены пушками ОКБ-16. Подвешивались под плоскости, каждая пушка весила около 150-160 кг. Конструктор – Нудельман. Он изобрел подвески, а сами пушки – кто-то другой, сейчас не помню.

А.Я. – Они ставились вместо ВЯ или вдобавок?

М.Р. – Нет, они "вместо" ставились. Два ШКАСа вперед и две пушки ОКБ, а назад – УБТ.

А.Я. – До конца войны летали на таких самолетах? Есть мнение, что поскольку самолет с НС-37 не очень себя зарекомендовали…

М.Р. – (недослушав) Неправильно. Эти пушки были очень хорошие, удобные и очень ЭФФЕКТИВНЫЕ (произносит с ударением).

А.Я. – При стрельбе самолет разворачивало?

М.Р. – Нет, нет. Чем были они хороши – по танкам, по машинам, по артиллерии в капонирах. Как на пикировании наведешь, допустим, на танк, нажмешь коротко - выстрел один или два. У них трассирующие обычно еще были – видно, куда снаряд летит. От самолета до самой цели видно, и куда попал. Видно – ага, перелет, чуть-чуть добавил уголок, следующие снаряды летят точно в цель. Если осколочный снаряд попадал в машину, то он делал разрыв метр в диаметре. Машина сразу горит. Если попадал в танк бронебойным снарядом – танк загорался. Дым пошел.

А.Я. – Я читал, что по немецким сильно бронированным танкам НС-37 были неэффективны из-за плохой точности стрельбы…

М.Р. – (перебивая) Кто это тебе такое сказал? Чепуха! Чепуха. У любых танков, у немецких и у наших, броня сверху не такая сильная, как на боках и особенно на лбу. Поэтому сверху танк больше всего уязвим. Самолет Ил-2 бьет с пикирования, и он пробивал эту броню.

А.Я. – А попасть трудно было?

М.Р. – Ну цель-то маленькая, но попадали. Я же тебе говорил, видно, куда снаряды летели и попадали.

А.Я. – Самолет при отдаче тормозил, зависал?

М.Р. – Отдача больше была, чем у РСов, это да. Ну, если даешь большую очередь, штук 10 сразу, такую длинную очередь, то отдача очень сильная, и самолет зависать начинает, тормозится отдачей и начинает терять скорость. Но это не значит, что он падает. Просто он теряет скорость на пикировании. Но на пикировании Ил-2 разгонялся, зачем ему большая скорость? Наоборот, ему надо уменьшить скорость, чтоб дольше висеть, чтоб дольше расстреливать, это было выгодно даже. Нет-нет, это ты не слушай никого. Это была отлич-ч-чная пушка. Но поскольку они очень тяжелые, за счет этого меньше получалась бомбовая нагрузка. А если легкие пушки Волкова-Ярцева, 23-мм, они легкие, можно было бы больше бомб брать.

Фотографирование по случаю Победы.
Слева направо:
Лежат – нач. ВСС Бессонов, начальник связи Лифанов, пом. начштаба Ситников, штурман полка Денежкин, начхим Журавель.
Сидят - майор Жук (зам по летной подготовке), Христич (начштаба), Рысаков (заместитель по политчасти), комполка Сериков, Лукин (инспектор ШАД по политчасти).
Стоят летчики - Даньшин, Яковлев, Воронин, Кукельштейн (секретарь партбюро), Ефимов, Цапко, Блошенко, Брагин, Горбачев, Сас, Белицкий, Плетень, Новиков, Воробьев, Бородин, неизвестный, неизвестный, Федин, Арифов, Романов, Руденький, Фуфычев, Огурцов, Сонин.

А.Я. – Обычно максимально сколько загружали?

М.Р. – 500 кг.

А.Я. – Норму не превышали?

М.Р. – Нет.

А.Я. – Какие варианты загрузки бомб были?

М.Р. – По разному. В зависимости от цели. Если на танки летели, загружали ПТАБы. Не надо рассказывать, что такое ПТАБы? 4 ящика, 4 люка, в каждый люк по 94 штуки. Вот и считай, сколько получалось. И они сбрасывались, автоматическим бомбосбрасывателем открывались люки так, чтобы с высоты 400 метров образовывался прямоугольник, который перекрывал ВСЕ, что, находилось там, в этом прямоугольнике. Сейчас это называют «ковровое» бомбометание. ПТАБы были очень эффективны. Если там танки были – все, уже никто оттуда не уйдет. Вот так. Если лететь на переправу, или на артбатарею, или на станцию железнодорожную, – то фугасные бомбы подвешивались. Фугасные - две по 250 или сотки четыре штуки. Или 15 кг, в люки загружали. Или, допустим, подвешивают две по 100 и в люки загружают осколочные – по пехоте. По разному. Это планировалось штабом. Штаб давал инженерному составу, техникам – какие самолеты какими бомбами загружать, какую группу куда посылать. Заранее планировалось. Все это работало как часовой механизм, все заранее было разработано – кто занимался разведкой, кто боеприпасами, кто питанием, кто – где летчикам отдыхать. Каждая служба делала свое дело, а в целом все это работало как часовой механизм – четко работа была поставлена. Не надо было ни на кого кричать, ни кому взыскания давать. Все отлажено было, очень и очень здорово. И в 44-м году, и в 45-м. Нам в этом отношении посчастливилось, что мы воевали в такой обстановке.

А.Я. – В полку, дивизии не было корректировщиков Ил-2 КР?

М.Р. – Нет, это был специальный … не в дивизии даже,… а это при воздушной армии был специальный разведывательно-корректировочный полк. Они и занимались этим делом. Там были Пешки, не Ил-2, а Пе-2 – корректировщики. Они и летали, разведку делали ближних тылов… А прифронтовую разведку вели Илы, мы вели. Каждый день. В каждом боевом вылете мы обязаны были сообщать – какая погода и что видел за линией фронта, какой противник, где и что он делал, в каком направлении шел, сколько было их.

А.Я. – С немецкими бомбардировщиками не встречались?

М.Р. – Нет, мы только с истребителями встречались. Фокке-Вульф 190 и Мессершмитт 109.

А.Я. – В Вашей книге описан эпизод, когда вас атаковали немцы, которых было в два раза больше, чем наших истребителей прикрытия.

М.Р. – 16 их было, Фокке-Вульф 190. И мы вели бой. Я вел группу и Гриша Левин, он командиром 2-й эскадрильи был. В этом бою погибло два воздушных стрелка – Соловей и Казанцев. Одному попало – череп снесло пулеметной очередью, а второму в сердце прямо снаряд попал. Грудную клетку, сердце разорвало. Я первый раз увидел большую кровь в кабине самолета… Нас прикрывало 6 или 8 самолетов. Они завязали с ними бой, клубок образовался, как пчелы, и стрельба. А часть самолетов оторвалась от этого клубка, и к нам заходили, и нас атаковали. А мы тогда встали в круг и оттягивались на совою территорию. Все-таки как мы не защищались – потери были. Неминущему снаряд попал, пробил заднее стекло, и осколок пробил ему кожу на голове, но череп не пробил, поэтому он прилетел домой…

А.Я. – Дубликаты Золотых Звезд делали?

М.Р. – Делали, но только тогда, когда не стало Советского Союза.

А.Я. – Летали с наградами или оставляли их?

М.Р. – Летали с орденами, но без партийного билета. Партбилет в сейфе оставляли. У Кукильштейна – майор, парторг полка. А Рысаков – заместитель по политчасти, он летчик был, летающий. А Кукильштейн – не летающий.

А.Я. – А комполка часто летал?

М.Р. – Нет. Он выбирал по своему усмотрению, когда ему лететь. Обычно в очень горячие случаи он не летал, а когда было поспокойнее… И командир дивизии Котельников тоже летал. В частности со мной летал, в моей группе один раз летал.

А.Я. – Отец рассказывал, что ему дед говорил, что комполка Сериков пользовался огромным уважением, исключительных качеств был человек.

М.Р. – Он был очень демократичным и человечным. Как отец был родной. А человек был какой! Вот нам повезло, что командиром у нас был Сериков. Никогда тона не повышал, не кричал ни на кого никогда. Не упрекал никогда. Приказы отдавал ровным спокойным голосом. У него было чувство… отеческой заботы … о летчиках, о людях. Подбили летчика – у летчика стресс, он обязательно учитывает это, даст возможность летчику на несколько дней отдохнуть, иногда неделю не включает в полеты, пусть он успокоится. Нас вот – деда твоего сбили, и меня сбили, и Петю Абраменко (показывает фотографию, где они втроем в госпитале в Трускавце) – видел у него глаз-то?

А.Я. – Протез.

М.Р. – Да… Он стрелял себе в висок из пистолета. Спустился на парашюте прямо к немцам во время штурмовки на Поморжанах во время Львовской операции. Мы по ним били, заходили с тыла и били. В этот момент ему попали в крыло, крыло отвалилось, он выпрыгнул и прямо к немцам. У меня это описано, читал, может? Он, что было у него, расстрелял все, немцы к нему ползком ползли, они хотели его в плен живым взять, а он отстреливался. Осталось у него одна или две там, он приложил пистолет к виску и выстрелил. Он вверх полетел, – как он потом рассказывал, – такое ощущение у него было, а потом все кончилось. Потерял сознание. Пуля вошла - как у Кутузова - здесь и вылетела с другой стороны (показывает) и перебила связки глаза. Его подобрали и бросили в сарай на солому. Пока немцы там были, они приходили, проверяли – жив еще или нет. Потом наши вошли, кабель вели, положили его на телегу – и в медсанбат. Там оказали первую помощь – и в госпиталь в Тернополь. В Тернополе его на Дуглас – и в Москву, в глазную больницу. В глазной больнице месяц он лежал, ему протез сделали. Этот протез у него выпадал. Мы его похоронили, все уже и выпили, и все – считали, что он погиб. Потом через … это было 21 июля его сбили, … а в санатории мы были в октябре. Значит, в первых числах октября он прибыл к нам в полк в Перемышль. И мы все обрадовались, – Петя воскрес! (радостно смеется). Мы его адъютантом сделали. Я еще был во 2-й эскадрильи заместителем, адъютантом 2-й эскадрильи и сделали. Поскольку он летчик был второй эскадрильи... Перелетать... 6-го ноября накануне Октябрьской революции – перелетать на другой аэродром, из Перемышля в Стрый. Лежали в землянке, ждали вылета, а он покраснел весь. «Петя, что с тобой?» - «Не знаю. Что-то у меня горит все». Вызвали медика, температуру померили – 40 с лишним. В полку скорая помощь своя - тут же его в госпиталь в Перемышль. Ну а мы по самолетам и улетели в Стрый. А он на другой день в госпитале скончался. Столбняк. У него выпадал протез, он его с пола поднимет, платочком протрет, и вставит в глаз. Занес себе столбняк - все… Два раза умирал человек… Вот такие дела…

Май 1946 г.
Слева направо – Бородин Виктор (умер, жил на Западной Украине), Яковлев Александр (умер, жил в Новгородской Области), Романов Михаил (живет в Москве), Левин Григорий (живет в Белгороде), Быстров Николай (переведен из 996 шап, умер, жил в Москве), Колодин Андрей (умер, жил в Севастополе).

А.Я. – В полку машины модифицировали?

М.Р. – Нет, у нас таких опытов не проводилось.

А.Я. – Фото контроль.

М.Р. – У ведущего группы был фотоаппарат, вперед смотрел, снимал куда снаряды и РСы попадают.

А.Я. – Только у ведущего был фотоаппарат?

М.Р. – И у заднего, замыкающего. Обязательно. Сзади – чтобы на выходе из пикирования фотографировать, куда бомбы попали.

А.Я. – Прикрытие давали часто?

М.Р. – Всегда почти. Хоть немножко - 2 самолета, 4 самолета, но обязательно.

А.Я. – Потери летчики/стрелки. Кто чаще гиб?

М.Р. – Стрелки. К этому стремится истребитель противника – стрелка убить в первую очередь, и стрелок менее защищен.

А.Я. – Какие самые трудные цели для Вас были?

М.Р. – Самые трудные цели, где и людских потерь больше было – это по аэродромам. Из всех аэродромов самый кровопролитный был аэродром Сеща. Это был очень тяжелый орешек, и потери были страшно большие. И самолеты тогда в полку были одноместные. Однажды у них вылет в полку был такой, когда весь обратный путь до аэродрома базирования был усеян сбитыми нашими самолетами. Истребители преследовали и сбивали, хотя удирали на бреющем полете…

А.Я. – Рациями пользовались?

М.Р. – Да! Рации работали очень хорошо.

А.Я. – На всех самолетах рации были?

М.Р. – У ведущего группы - рация на прием и на передачу, а у рядовых летчиков – только на прием.

А.Я. – С земли координировали «работу»?

М.Р. – А как же. При подлете к линии фронта связывались с авиационным пунктом управления. Там обычно сидел старший офицер дивизии, он направлял на цель. Ему докладываешь – «Иду «работать» на такую-то цель». А непосредственно на линии фронта – авиа наводчик, тоже офицер из дивизии, который, как правило, находился на КП командира дивизии, корпуса или армии (пехотной я имею в виду). Кстати – у авиа наводчика для радиостанции нужно электричество. Для этого там был «солдат-мотор» – динамка с ножным приводом, там сидел солдат и крутил ногами эту динамку (смеется). Авиа наводчик связывался с командиром группы и наводил на цель. Он же давал разрешение уходить от цели. И благодарности они объявляли – «Хозяин объявляет благодарность».

Летчики 565 шап. 1946 г.

А.Я. – Переднюю линию фронта обозначали?

М.Р. – Нет. Только тогда во время Львовской операции (А.Я. – смотри повесть). И так видно, где линия.

А.Я. – По своим не боялись попасть?

М.Р. – Мы работали, я тебе скажу, 150-200 метров от своих солдат. Это ювелирная работа. При такой работе без радионаведения – штурмовка исключена. Если не связался с наводчиком – предписывалось обязательно уйти на 10-15 км в тыл противника, там найти цель и отбомбиться. Т.е. по их резервам.

А.Я. – А как максимально глубоко полк «работал» по немцам?

М.Р. – Штурмовики работали до 15-20 км по ближним тылам. По ж/д станциям, переправам, тяжелой артиллерии. Но предварительно все разведывается, фотографируется, изменения наносятся на карты. Я же говорю – все работало как часовой механизм. Безукоризненно. И штабы, и снабженцы, и летчики. Летчики ничем другим не занимались – только полеты, изучение целей и отдых. И кормили летчиков хорошо, чтобы голова не кружилась. Пятая норма у летчиков была – генеральская. Все слаженно было, поэтому были успехи.

А.Я. – Для подавления зенитных расчетов специальные группы выделяли?

М.Р. – Нет, не выделялись. Для подавления зенитки обычно замыкающий шел. Если, скажем, восьмерка идет или шестерка, последняя пара видит, откуда стреляют и подавляет эти зенитки. Но ведь главная задача у нас – цель поразить. Можно за зенитками охотиться, а задание будет не выполнено.

А.Я. – На капоте метки для бомбометания были, как ими пользовались?

М.Р. – Для бомбометания? Нет, не было таких меток.

А.Я. – А как же тогда целились?

М.Р. – На бронестекле козырька кабины был нарисован прицел, круги и перекрестия. Этим прицелом пользовались и по интуиции. Предварительно теорию изучали, как летит бомба, ее траектория.

А.Я. – Последовательность применения оружия.

М.Р. – Перво-наперво РСы, потом идут снаряды, потом идет обстрел из пулемета. За это время мы с высоты 1200 достигали высоты 500 метров. Начинаю выводить самолет из пикирования, и на выводе из планирования нажимаю кнопку бомбосбрасывателя. При этом бомбы обязательно должны попасть в цель.

А.Я. – А мушки на капоте не было?

М.Р. – Я что-то не помню. На бронестекле был кружок с перекрестием. Для стрельбы.

А.Я. – Немцы пленные в полк хоть раз попадали?

М.Р. – Нет, я за всю войну не видел ни одного живого немца. В этом отношении летчики ни как пехотинцы или танкисты и другие наземники, они бомбят и стреляют, а крови не видят. Они не знают, что это такое. Они даже не знают, сколько человек они убили, сколько ранили. Бомбы полетели, а сколько там людей было, неизвестно. Людей-то не видно, потому что они обязательно прятались там – в щели и окопы.

А.Я. – (вопрос навеян воспоминаниями о «тараканах») – Немцы из окопов не разбегались?

М.Р. – Никуда они не разбегались. Они там стараются, наоборот, к стенке прижаться.

А.Я. – Обстрел с земли из стрелкового оружия?

М.Р. – Сколько угодно. Из пулеметов, автоматов. Пули о броню ударяются, как горох и отлетают.

А.Я. – Как считаете - бронирование эффективное было?

М.Р. – Да, от пуль и осколков – очень эффективно. А от бронебойных снарядов – неэффективно. Бронебойный снаряд пробивал, а осколочный – нет.
Давай еще спрашивай, что тебя интересует, пока мы живы. Вот тут еще описано (показывая на распечатанную рукопись «224-ая штурмовая. История авиационной дивизии») как шли бои.

Летчики 565 шап. 1946 г.

А.Я. – Еще книгу пишете?

М.Р. – Уже написал. Вместе с Николаем Ивановичем Смирновым – автором. Он во время войны вел дневник, каждый день. На основании копии этого дневника я и написал эту книгу, поэтому я и ставлю его посмертно первым автором, а я – помощник (А.Я. – тут он скромничает - на самом деле М.Я. и в ЦАМО поработал, я видел отметки, как ему выдавались дивизионные и полковые дела. Вопрос только в деньгах - нет денег на её издание. Рукопись лежит в Воениздате уже года два-три).

А.Я. – Танки по самолетам стреляли?

М.Р. – В одном вылете мы ударили по ним, вся дорога забита, мы вперед вышли на бреющем, а дальше холм, танк как врезал мне вдогонку, на счастье снаряд пролетел под самолетом и разорвался впереди самолета, поднял столб глины, форточка была открыта, и вот такой кусок глины попал в меня (смеется). Вот какие случаи бывают…

А.Я. – Сколько максимально приходилось летать за день?

М.Р. – Максимум – три раза. Время же нужно. Сам полет продолжается не больше полутора часов, самое большое – час пятьдесят. Дальше – надо снова зарядить, осмотреть, заправить, получить боевое задание, на карту нанести, внести поправки, покушать. Больше трех раз не получалось.

А.Я. – Как и где квартировались?

М.Р. - Во время войны мы, как правило, на аэродроме никогда не жили. Только вот в Кракове – в хорошем доме, койки железные там были. А так летный состав в каком-нибудь населенном пункте, километрах в пяти-восьми от аэродрома размещался. Обычно это был клуб или школа, общественное здание, там нары делали и летчиков содержали. А добирались всегда на грузовых машинах. В кузов сели – и поехали.

А.Я. – Как узнали о Победе?

М.Р. – Ночью 8-го мая была такая стрельба – из всех видов оружия, из пулеметов, из пистолетов. Мы подумали, что на нас напали. Мы стояли в это время на аэродроме Гералтовице, километров 5 от города Глейвиц. Это была территория Германии, а потом она перешла Польше. Мы там жили километрах в 8-ми – 10-ти от аэродрома, в общежитии.

Летчики 224 штурмовой Краснознаменной Жмеринской авиационной дивизии, 1946 г.
 

А.Я. – Под бомбежки попадали?

М.Р. – Один раз, в Ольховцах, перед Львовской операцией нас бомбили. Прилетел ночью, сбросил САБ, как днем светло стало. Хорошо самолеты стояли в капонирах. Не попал.

А.Я. – Численный состав полка.

М.Р. – Всего в эскадрильи 12 самолетов, в воздух их поднимали 80 человек. Полк - 45 самолетов, 400 человек. Три эскадрильи плюс звено управления – командир полка, заместитель командира по летной подготовке, заместитель командира по политической части, заместитель по штурманской подготовке, помощник по военно-стрелковой подготовке, заместитель по технической части (инженер полка), начальник штаба полка и др.

А.Я. – За что награждали?

М.Р. – Значит, нормы такие были – за 11 вылетов – Красная Звезда. Следующими надо было сделать 21-25 вылетов–орден Боевого Красного Знамени. Следующие 25 – еще Красное Знамя. Следующие 25-30 – опять Красное Знамя. Дальше, официально за 80 успешных и героизм представляли к званию Героя Советского Союза, но в наше время, в 44-м и 45-м, за 80 вылетов Героя никому не давали, нужно было не меньше ста сделать. Вот меня представили 7-го апреля за 110 успешных боевых вылетов. Наградной лист сначала в полку подписывается, потом в дивизии, потом в корпусе, потом решает Военный Совет армии, потом в Военный Совет фронта, после фронта идет в ЦК партии в Москву, потом идет в Президиум Верховного Совета. Видишь, какое время требуется, чтобы всю эту лестницу пройти.

А.Я. – Летные книжки на руки отдали?

М.Р. – Летные книжки были в штабе полка, там были две специальные женщины, они отмечали боевые вылеты. Мне не отдали (А.Я. – отец говорил, что он ни разу не видел дедовскую летную книжку, хотя сохранились ордена, орденские книжки, фотографии и т.п.). Некоторые документы, когда расформировывали дивизию (А.Я. – летом 46-го), альбом боевых действий дивизии, например, взял себе командир дивизии, потом он перешел к сыну, а его сын отдал в школьный музей на западной Украине. Вот так видишь, как получается. Так что и книжки летные - кто их знает, где они … Потом, когда дивизия расформировывалась, документы могли передать куда-то…

Встреча ветеранов 565 шап.
Сидят (слева направо) - Романов Михаил, Белицкий Иван, комполка Сериков Владимир Иванович (умер в следующем году после встречи), Казначеев Владимир (его механик). Стоят (слева направо) - Колодин Андрей, Пушкарев Глеб Васильевич - зам. начштаба по оперативной работе, Руденький Виктор – председатель совета ветеранов 224 шад.

г. Боровичи Новгородской области. Встреча ветеранов 565 ШАП, 1976 г.

г. Боровичи Новгородской области. Встреча ветеранов 565 ШАП, 1976 г.

Мой отец, полковник запаса, и Михаил Яковлевич Романов. Лето 2003 г.

Александр Яковлев

 

Дополнительные ссылки:

1. Личная страница Романова М.Я.
http://www.mromanov.nm.ru (А.Я. - сделана с помощью внука, но поверьте, наблюдал сам - М.Я. в свои 82 года с компьютером вполне на "ты", хотите верьте, хотите нет)
2. Романов М.Я. "Штурмовики над Карпатами"
http://militera.lib.ru/memo/russian/romanov_ma/index.html
3. Фотографии 565 ШАП
http://www.pbase.com/yakovlev/in_box

© Александр Яковлев