Памяти советских летчиков,
павших в боях за Родину
в трагическом 1941 году,
посвящается

Еще раз о сталинских соколах

(к вопросу об "исчезновении" советской авиации в первые дни войны)

 

Глава 1
"НИКАКИХ ДРУГИХ МЕР НЕ ПРЕДПРИНИМАТЬ"

(из приказа наркома обороны №1, подписанного Тимошенко и Жуковым и переданного в войска 22 июня 1941 года в 0 часов 30 минут утра)

Напряжение на новой советско-германской границе, появившейся после раздела Польши, начало постепенно нарастать еще с осени 1939 года. Вот краткая хроника.

17 марта 1940 года Западный особый военный округ сообщил о 32 нарушениях советского воздушного пространства немецкими самолетами. С октября 1939 по 22 июня 1941 года было совершено более 500 таких полетов (Хорьков, с. 42).

29 марта 1940 г. нарком иностранных дел Молотов с согласия Сталина отдал распоряжение западным округам, в котором запрещалось принимать любые меры по отношению к самолетам-нарушителям и требовалось только "предоставлять подробные отчеты" (Хорьков, с. 44).

19 июля 1940 г. несколько немецких самолетов достигли Проскурова на Украине и даже приземлялись в его окрестностях, но когда у немецких летчиков поинтересовались целью их "визита", они отказались давать какие бы то ни было разъяснения.

С 14 по 19 декабря 1940 г. фельдмаршал фон Браухич, командующий немецкими сухопутными силами вместе с 30 старшими офицерами, включая фельдмаршалов Листа и Рейхенау, предпринял поездку вдоль всей польско-советской границы. После его визита усилилась инженерная подготовка всей приграничной территории (связь, дороги, аэродромы, склады) (Хорьков, с.46).

29 декабря 1940 года в докладе ГРУ советского военного атташе в Берлине указывалось: "Источник... сообщил, что, как ему стало известно из информированных военных кругов, Гитлер отдал приказ о подготовке войны с СССР. Война будет объявлена в марте 1941" (Евгеньев, с. 36).

С помощью агентов Абвера, маскировавшихся под беженцев или контрабандистов, немцы дополняли воздушную разведку наземной. Бывший руководитель Абвера-1 и координатор действий диверсионного полка Бранденбург генерал-лейтенант Ганс Пикенброк заявил во время Нюренбергского процесса: "С августа по сентябрь 1940 года Абвер стал получать гораздо больше разведывательных запросов, относящихся к СССР. Без всякого сомнения, это было связано с подготовкой к войне с Россией (Хорьков, с.45).

В течение 1940 г. советскими органами было задержано 232 агента. Из них 119 - в районе Минска, 87 - Киева, 26 - Ленинграда (Хорьков, с.45)

В феврале 1941 г. ГРУ получило донесение, процитированное в докладе начальника ГРУ генерал-майора Голикова от 20 марта: "Из наиболее вероятных военных операций, которые запланированы против СССР, следующие требуют особого внимания: для атаки СССР созданы три армейские группы, 1-я, под командованием фельдмаршала фон Бока, нанесет удар в направлении Петрограда; 2-я группа, под командованием фельдмаршала фон Рундштедта, - в направлении на Москву, 3-я группа, под командованием фельдмаршала фон Клейста - в направлении Киева. Предположительная дата атаки 20 марта" (Zhukov, c.273)

В середине февраля 1941 года немецкий наборщик, точные мотивы которого остались неизвестными, передал в советское посольство в Берлине карманный немецко-русский разговорник, который его типография только что начала печатать в огромных количествах. С помощью этого разговорника немецкий читатель мог произнести много полезных русских фраз и выражений, которые не оставляли сомнений в намерениях заказчика: "Ты коммунист?", "Немедленно веди меня к председателю колхоза!", "Где Красная Армия?", "Как зовут вашего секретаря парткома?", "Руки вверх, или стреляю!". Посольство немедленно направило разговорник в Москву.

В марте 1941 госсекретарь США Корделл Халл передал Константину Уманскому, послу СССР в Вашингтоне, копию гитлеровского плана вторжения, которая, по его словам, была получена от американского торгового атташе в Берлине Сэма Вудса. Вудс жил в Берлине с 1934 года и поддерживал дружеские отношения с несколькими "скрытыми антинацистами", один из которых якобы и вручил ему копию этого документа. Халл, описывая встречу, сказал, что как только Уманский начал читать, "его лицо побелело как у мертвеца" (Russia… p.21)

В том же месяце агент ГРУ "Корсиканец" передал из Берлина: "... начальник генерального штаба Сухопутных сил, генерал-полковник Гальдер, рассчитывает на безусловный успех и молниеносную оккупацию немецкими силами Советского Союза, и в первую очередь, Украины, где, по оценкам Гальдера, успешные операции могут быть ускорены хорошей сетью железных и автомобильных дорог. Гальдер полагает, что захват Баку и нефтяных месторождений будет простым делом, их можно будет быстро восстановить после окончания военных действий... Красная армия не сможет оказать сопротивление немецкому блицкригу ..." (Евгеньев, с.37).

В марте 1941 г. военный атташе доложил в ГРУ о высказывании немецкого майора: "Мы полностью меняем планы. Мы идет на восток, против СССР. Мы захватим зерно, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимы и продолжим войну против Англии и Америки" (Zhukov, c. 273).

За первые три месяца 1941 года число пойманных агентов увеличилось более чем в пять раз по сравнению с соответствующим периодом 1940 года, на наиболее важных направлениях оно увеличилось от десяти до двадцати раз. Разведка проводилась на всем секторе предстоящего немецкого наступления до глубины 150-200 км, а вдоль направлений на Ленинград, Минск и Москву - на глубину от 300 до 400 км и более (Хорьков, с.45).

В апреле Уинстон Черчилль направил в британское посольство в Москве секретное сообщение для личной передачи Сталину. В нем сообщалось: "Гитлер, в беседе с югославским принцем Павлом заявил, что 30 июня Германия атакует Советский Союз". Но посол Криппс не смог добиться приема у Сталина. Только спустя две недели его послание было вручено второстепенному чиновнику МИДа.

30 апреля агент ГРУ "Старшина" сообщил из Берлина: "Источник в штабе Люфтваффе сообщает... согласно информации, полученной от офицера связи между Германским МИДом и штабом Люфтваффе, вопрос о действиях Германии против Советского Союза окончательно решен, и его выполнение ожидается со дня на день. Риббентроп, который до этих пор не поддерживал акцию против Советского Союза, зная твердую решимость Гитлера в этом деле, изменил свою позицию и начал защищать атаку на Советский Союз" (Евгеньев, с.38). Далее "Старшина" повторял немецкие оценки вероятной неэффективности советских ВВС в бою".

5 мая Голиков составил специальный рапорт № 660477 о концентрации немецких войск на западных границах СССР. В нем сообщалось, что силы немцев достигли к тому моменту 113 дивизий, среди которых было 12 танковых, 8 моторизованных и 5 горных, повсюду велись строительные работы, население приграничной зоны от Балтики до Венгрии эвакуировалось, велась интенсивная разведка приграничных районов. Этот рапорт и другие свидетельства побудили Жукова выдвинуть 15 мая предложение о предупредительной атаке накапливающихся немецких войск. Оно начиналось следующими словами: "Учитывая, что Германия, в настоящее время мобилизует свои силы и тыловые службы, она имеет возможность предупредить наше сосредоточение и нанести неожиданный удар. Для того, чтобы избежать такой ситуации, я считаю что необходимо не отдавать инициативу в руки немецкого командования, а предупредить вражеское сосредоточение и атаковать немецкую армию в тот момент, когда она находится в процессе концентрации и еще не успела организовать фронт и взаимодействие сил" (Карпов, с. 67). Далее в отчете содержались конкретные стратегические цели предлагаемой операции, которая должна была привести к уничтожению 100 немецких дивизий, сосредоточенных в восточной Польше. Тем не менее, советские силы к 15 мая были еще недостаточны для проведения такого наступления. Во-первых, на Западном и Юго-западном направлениях находилось к тому моменту всего 102 дивизии. Второй эшелон и резервы только начинали свое выдвижение и могли прибыть к местам дислокации лишь к началу июля. К тому времени (за два месяца) немцы могли обнаружить приготовления Красной Армии и принять соответствующие контрмеры. Во-вторых, как свидетельствуют источники, Красная армия была не в состоянии начать такое амбициозное наступление и Сталин хорошо отдавал себе в этом отчет. Несмотря на то, что о докладе Жукова сейчас хорошо известно, нет никаких доказательств того, что Сталин вообще с ним знакомился.

15 мая агент ГРУ "Рамзай", немецкий журналист Рихард Зорге, солдат немецкой армии во время первой мировой войны, а в 1941 - корреспондент влиятельной немецкой газеты Frankfurter Zeitung в Японии, близкий друг и доверенное лицо немецкого посла в Токио и военного атташе посольства, передал в Москву краткое сообщение: "Война начнется 20-22 июня". 19 мая он проинформировал Москву, что "9 армий и 150 немецких дивизий будут брошены против Советского Союза» (Данилов, с.18). 30 мая он послал ГРУ следующую телеграмму: "Берлин проинформировал Отта, что немецкое наступление против Советского Союза начнется во второй половине июня. Отт на 95 процентов уверен, что война начнется. ... Я вижу в настоящее время следующие свидетельства этого: ... Отт потребовал чтобы он [военный атташе - Е.К.] не передавал никакой важной информации через СССР. Транспортировка каучука через СССР должна быть сведена к минимуму. Причины немецкого нападения: сила Красной Армии не дает Германии возможность расширения войны в Африке, потому что Германия должна держать большую армию в Европе. Для того чтобы полностью ликвидировать угрозу со стороны СССР, Красная Армия должна быть уничтожена как можно скорее" (Евгеньев, с.41)

В начале мая Гитлер сообщил японским официальным лицам, находившимся в Германии, о своих планах нападения на Советский Союз и выразил уверенность в том, что Япония одновременно атакует на Дальнем Востоке. В середине мая жены и дети немецких дипломатов стали паковать свои вещи и уезжать на родину. Работники немецкого консульства в Ленинграде отменили все заказы на пошив одежды в городских ателье. 11 июня Сталину сообщили, что чиновники немецкого посольства начали сжигать документы и готовиться к отъезду. 17 июня адмирал Кузнецов сообщил Молотову, что немецкие торговые суда спешно покидают советские порты. "Только дурак на нас нападет", ответил Молотов.

К лету 1941 года активность германской наземной разведки еще более возросла. Агенты сбрасывались без радиостанций и получали задание вернуться на немецкую сторону не позднее 15-18 июня, с тем, чтобы их сведения могли быть эффективно использованы немецким командованием (Хорьков, с.45).

2 июня полк пограничной охраны в Бресте сообщил о том, что немцы готовят понтоны, плоты и лодки во многих местах по реке Буг.

5 июня ГРУ получило сообщение о том, что "в район Ясс прибывает ежедневно до 200 вагонов с боеприпасами, военным снаряжением, и продовольствием. Все запасы сосредоточены вдоль железной дороги под временными навесами. Полностью организованы телефонные линии связи между батареями, командными и наблюдательными постами" (Хорьков, с. 47).

Днем 18 июня советский секретный агент в Швейцарии Александр Фут начал передавать копию немецкой сводки плана "Барбаросса", неожиданного нападения, которое должно было привести к молниеносному уничтожению России и предоставить в распоряжение Гитлера экономические ресурсы всей ее территории к западу от Урала. Информация Фута была столь подробной, что ее передача в Москву заняла целых три дня. Но его корреспондентам в Москве не нужно было ждать так долго, чтобы понять суть. В первых же строчках документа содержалось самое главное: "Общая атака на территории, оккупированные Советским Союзом, начнется в воскресенье, 22 июня, в 3 часа 15 минут утра".

Поздно вечером 18 июня на столе полковника Ивана Федюнинского, командира корпуса, расквартированного на самой границе, зазвенел телефон. На линии был сосед - командир пограничной заставы. Он сказал, задыхаясь от волнения: "Только что я допрашивал немца-перебежчика. Говорит невероятные вещи. Не знаю, можно ли ему верить?". Через полчаса Федюнинский лично прибыл на заставу. "Узнай, почему он перебежал", попросил он переводчика. "Я напился и ударил офицера", сказал солдат, "если бы я не сбежал, меня бы судили военно-полевым судом. Я всегда хорошо относился к русским, мой отец был коммунистом". И добавил: "Меня пощадят"? Но почему русские должны были сделать что-то плохое солдату армии соседнего государства, с которым почти два года назад был заключен пакт о мире? "Потому что скоро начнется война", ответил дезертир. "В 4 часа утра 22 июня немецкие солдаты перейдут границу".

Федюнинский посчитал эту информацию неправдоподобной. Только 4 дня назад, 14 июня, ТАСС назвал слухи о нападении немцев полностью необоснованными и объявил их неуклюжей пропагандой сил, враждебных СССР и Германии, которые заинтересованы в продолжении войны, прямо намекая на США и Великобританию. Но немец настаивал: "Если в 5 часов утра 22 июня никакого нападения не будет, можете меня расстрелять!". Федюнинский связался с генерал-майором Потаповым, командующим 5-й армией. На Потапова новости не произвели впечатления: "Не поддавайся на провокации. Немец из страха что хочешь наболтает".

20 июня Зорге передал свое последнее предвоенное донесение: "Немецкий посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и Советским Союзом неизбежна. Германское военное превосходство делает вполне вероятной возможность уничтожения последней большой европейской армии, потому что до настоящего времени стратегические оборонительные позиции СССР хуже, чем во время обороны Польши" (Евгеньев, 1942).

20 июня на советскую сторону перешел еще один дезертир, артиллерист из 6-й пехотной дивизии, дислоцированной в районе Сувалок. "В Сувалках сосредоточено большое количество сил. Все войска начали выдвижение в границе. Пехотные части расположены в 5 км от границы, артиллерия готова к открытию огня. Немецкие войска не строят полевых укреплений. Уже два месяца офицеры ведут пропаганду среди солдат, объясняя, что СССР является главным врагом Германии". (ЦАМО, ф.221, оп. 1394, д.2, л.76).

Самое поразительное, что Сталин так долго не хотел верить всем этим сообщениям. Его упрямство еще менее объяснимо в свете того, что Гитлер почти два десятка лет не скрывал своих планов в отношении России. В библии нацистов Mein Kampf, написанной им в тюрьме городка Ландсберг-ам-Лех, Гитлер провозгласил одну из политических целей своей партии - завоевание жизненного пространства, Lebensraum, "для того, чтобы гарантировать германской нации землю, которая ей предназначена самой судьбой". "Говоря о новых землях", продолжал он, "мы думаем в первую очередь о России и соседних с ней государствах".

Но Гитлера влекли на восток не только нефть Кавказа, чернозем Украины и марганец Никополя. Эту землю занимали славяне, представители "низшей, дегенеративной, рабской расы", которые на протяжении столетий смешивались с монголами. Более того, сама их политическая система, большевизм, была плодом еврейского заговора. "Любое сотрудничество с Россией не подлежит обсуждению", писал он в 1932 году, потому что "к этому славяно-татарскому туловищу приделана еврейская башка" (Russia, p.22).

Заключив Пакт о ненападении, Гитлер никогда не предполагал, что тот продлится долго. 22 августа 1939 года, в тот же самый день, когда Риббентроп вылетел в Москву чтобы подписать этот документ, Гитлер заявил на конференции высших нацистских руководителей: "Заключение моего Пакта означает лишь небольшой перерыв. Мы сокрушим Советский Союз". Но не один Гитлер столь цинично относился к этому договору. Сталин также полагал, что этот документ ни в коем случае не означает эру мира и дружбы с Германией. Секретные протоколы, подписанные вместе с Пактом, относили к зоне жизненных интересов Советского Союза Финляндию, Прибалтику и Бессарабию. Не прошло и года, как все эти территории, кроме большей части Финляндии, вошли в состав СССР. Сталин аннексировал даже ту часть Литвы, которая попала в немецкую зону влияния. Гитлер был занят компанией во Франции и ничего не мог с этим поделать. СССР проглотил не только в Бессарабию, но попутно и Северную Буковину, которая вообще не упоминалась в протоколах. Но Сталин, не удовлетворенный Северной Буковиной и Бессарабией, распорядился выдвинуть войска к румынской границе и начал переговоры о советских гарантиях безопасности для этой страны.

В июне 1940 года, как только Франция была повержена, а Англия выдворена с континента, Гитлер вновь обратился на восток. Для того чтобы утихомирить советские амбиции по отношению к Финляндии, он заключил с правительством этой страны договор, который, в конце концов, привел к размещению здесь немецких войск. Затем он передвинул к границе Литвы 20 дивизий, вынудив Сталина предложить немцам компенсацию за "незаконно" приобретенные литовские территории. Наконец, Гитлер, обеспокоенный возможной потерей нефтяных месторождений Плоешти, сам гарантировал безопасность румынскому правительству и, заключив договор о сотрудничестве и безопасности, вскоре разместил там свои войска.

Отношения с СССР все ухудшались и Гитлер решил, что настало время для немедленных действий. В июле 1940 года, еще до начала "Битвы за Англию", он устно поручил своим генералам начать штабную подготовку вторжения в Советский Союз, которое назначил на весну следующего года. "Чем скорее удастся сокрушить Россию", сказал он, "тем лучше". Некоторые генералы возражали на том основании, что, как показал печальный опыт первой мировой войны, Германия не должна воевать на двух фронтах одновременно. Гитлер отвечал на это, что именно поэтому он и приказывает подготовить нападение. Британия, сказал он, пошатнулась от удара, но время идет, и она, с помощью Америки, сможет скоро оправиться. Советский Союз, запустивший амбициозную программу перевооружения, также сможет вскоре стать серьезным противником и ударить по Германии в союзе с Англией. Сейчас же Россия еще слаба и ее можно будет завоевать за 10 недель. "Нужно только пнуть ногой в дверь", сказал он, "и это гнилое сооружение рассыпется в прах". Если Россия будет покорена, это станет для Англии таким ударом, что она немедленно запросит мира. "К тому же", сказал Гитлер фельдмаршалу Кейтелю, "я не для того создал великолепную армию, чтобы оставить ее гнить без дела" (Russia, p.23).

В ноябре Гитлер пригласил Молотова в Берлин для переговоров о создании четырехстороннего альянса с участием России и стран Оси - Германии, Италии и Японии. Но вместо того, чтобы обсуждать судьбу британского колониального наследства, Молотов потребовал у Гитлера объяснений, почему Германия направила свои войска в Финляндию и Румынию без консультаций с Москвой и в нарушение подписанных секретных протоколов. Вместо ответа Гитлер предложил России часть Индии в качестве ее доли "бесхозных" британских колоний. "Германия должна немедленно вывести свои войска из этих стран", настаивал Молотов, "и признать советскую гегемонию на Балканах и в Скандинавии". 12 ноября, когда Молотов еще находился в Берлине. Гитлер издал новую директиву: "независимо от результатов переговоров, подготовка на востоке будет продолжена".

В течение месяца после появления директивы планы вторжения были готовы и 18 декабря Гитлер дал старт Барбароссе. В директиве говорилось: "Германская армия должна быть готова сокрушить Советскую Россию в ходе одной быстрой компании, танковые клинья должны были глубоко вклиниться в советскую территорию и разгромить Красную армию, предотвратив ее отход вглубь страны". Вторжение было назначено на 15 мая 1941 года.

Одно дело - сочинять директивы, а совсем другое - их исполнять. "Когда передо мной развернули карту России, я едва мог поверить своим глазам", писал генерал Гудериан, известный в войсках под прозвищем "Шнелль Гейнц", своим победоносным "блицкригом" во Франции только что вписавший свое имя в историю военного искусства. "Я даже не делал попыток скрыть своего разочарования и отвращения". По его мнению, в 1941 г. Германия еще меньше была способна вести войну на два фронта, чем в 1914. Но не все генералы были с ним согласны. Генерал-полковник Франц Гальдер, начальник Генштаба вермахта, был уверен, что за 8-10 недель, то есть в сроки, обозначенные фюрером, задача вполне может быть решена и заказал зимнюю одежду только для пятой части всех войск, которую планировалось оставить в России после ее разгрома.

Атака должна была, как точно определило ГРУ, развиваться по трем главным направлениям. Группа армий "Север" должна была ударить из Восточной Пруссии в направлении Ленинграда при поддержке финнов. Группа армий "Юг" двигалась из южной Польши на Киев и затем повернуть на юг к Донбассу. В центре тяжести или "шверпункте" немецкой атаки должен была действовать группа армий "Центр", наступавшая из Польши и Восточной Пруссии на Минск и Смоленск.

Всю первую половину 1941 года немецкие танки, артиллерия и войска снимались с запада и двигались в Восточную Пруссию и Польшу. Все шло по плану, но вскоре неожиданные события на юге заставили перенести наступление более чем на месяц - с 15 мая на 22 июня. 25 марта Германия подписала с Югославией пакт о военном и политическом сотрудничестве, но через два дня прогерманское правительство было свергнуто, пакт разорван и вместо него был заключен договор с СССР. Разъяренный Гитлер вывел часть войск с востока и бросил их против непокорных югославов. Сталин понял, что рискует военной конфронтацией с Германией и дал задний ход. 5 апреля советское правительство объяснило югославским представителям, что договор ни в коем случае не подразумевал советского военного вмешательства. На следующий день немцы вторглись в Югославию. Но на этом балканские коллизии не завершились. Еще в 1940 году союзник Германии Бенито Муссолини решил начать восстановление былой славы Имперского Рима с захвата Греции. 28 октября 1940 года, не ставя в известность Гитлера, он начал наступление на Грецию из уже оккупированной Албании. Но греки, с помощью британской армии, защищались отчаянно и в апреле 1941 года Гитлеру пришлось опять снимать войска с восточной границы для того, чтобы помочь своему партнеру. Немецкое наступление в Греции и Югославии было стремительным и успешным. К концу апреля обе страны капитулировали. Гитлер вновь мог обратиться к операции Барбаросса.

К середине июня немецкая армия заняла позиции для атаки. Уверенность в победе крепла. На границе с Россией было сосредоточено три миллиона солдат, то есть более 80% немецкой армии, сведенных в 148 дивизий, из которых 19 были танковыми, и 14 - моторизованными. В дополнение к этому на фронте находилось 14 румынских дивизий и 25 июня к силам вторжения присоединилось еще 20 финских. Атаку должны были поддержать 6000 тяжелых орудий и 3000 самолетов.

Но Сталин, казалось, игнорировал эту угрозу, по крайней мере, внешне. Точные мотивы его странного поведения остаются неясными до сих пор. После войны на этот счет было высказано много догадок. Может быть, говорили одни, он думал, что Гитлер не рискнет начинать вторжение, пока Англия еще не выведена из войны или пока Советский Союз снабжает Германию зерном, нефтью, хромом и марганцевой рудой? Даже медь СССР закупал в Америке и перепродавал Германии. Может быть, полагали другие, Сталин считал, что концентрация немецких войск на границе нужна всего лишь для отвода глаз и победа над Англией продолжает оставаться главной целью? Но, скорее всего дело было в другом. 5 мая 1941 года в секретной речи выпускников военных академий Сталин заявил (и эти его слова попали в "Правду"): "мы должны быть готовы к любым неожиданностям". В той же речи он сказал (и эти слова по очевидными причинам не были напечатаны), что война с Германией неизбежна - потому что фашизм и коммунизм являются извечными врагами, и если она не начнется раньше, Советский Союз сам ее начнет в 1942 году. Но в данный момент, сказал Сталин, Красная Армия слишком плохо снаряжена и тренирована, и поэтому отсрочка даст шанс укрепить ее силы. Если немцы промешкают еще несколько месяцев, начнется зима и Россия будет застрахована от нападения до следующей весны. Самый опасный период, объяснил Сталин своим слушателям, продлится до августа месяца.

Логику Сталина можно понять (но принять?). Война не должна начаться до августа! Не следует давать Гитлеру повода для вторжения, возможно, придется пойти на торговые или даже территориальные уступки, если он как обычно будет выдвигать намеченной жертве какие-либо ультиматумы. Любой ценой купить этот год, необходимый для завершения "реформ Тимошенко", для оснащения армии новой техникой, учета опыта войны в Европе и компаний в Финляндии и Монголии. Слепо уверовав, что он сможет оттянуть начало войны, Сталин пропускал мимо ушей все мрачные предостережения и свидетельства. Судьба России была поставлена им на кон в азартной игре по умиротворению Гитлера, которая только что окончилась такой катастрофой для Франции и Англии.

Сталин настоял, чтобы никто не препятствовал немецким самолетам-разведчикам нарушать воздушное пространство СССР. Он приказывал снабжать Германию стратегическими материалами точно по графику, несмотря на то, что Германия уже давно стала задерживать поставку своих собственных промышленных товаров. Сталин по своей инициативе, даже не получив никаких предупреждений от Гитлера, закрыл в мае посольства Югославии и Греции, тем самым молчаливо одобрив агрессию Германии против этих стран. Но самое большое деморализующее последствие имело то, что он публично отрицал возможность войны и запретил любые оборонительные мероприятия, которые могли бы показаться немцам враждебными.

Сообщение ТАСС от 14 июня было составлено в самых миролюбивых тонах и его целью было, возможно, получить ответное подтверждение Гитлера, что и Германия не хочет войны. Но никакого ответа не последовало. Сообщение ТАСС в Германии вообще не было опубликовано и кроме нацистской верхушки о нем никто не знал. "Сталин дрожит от страха!", прокомментировал Геббельс в своем дневнике. Хотя сообщение ТАСС не оказало никакого влияния на немецкую армию, для Красной армии эффект безусловно был деморализующим. Полковник Илья Старинов, 21 июня находясь на границе в районе Бреста, заметил на железнодорожной станции толпу солдат. Ему объяснили: "Всего лишь несколько дней назад они спали, не снимая сапог, а сейчас им разрешили идти в увольнение". "Почему?", спросил Старинов. "Из-за того заявления ТАСС", ответили ему.

Никто не готовился к немецкой атаке. Грузовики и тракторы, вместо того чтобы тянуть орудия, были направлены на строительство полевых укреплений. В районе Бреста солдаты находились на маневрах в летних лагерях. Многие офицеры проводили выходные со своими семьями. Гарнизон Брестской крепости маршировал под бравурные звуки оркестра под удивленными взглядами немецких офицеров, авианаводчиков и корректировщиков артогня, наблюдавших с западного берега Буга. Командующий Прибалтийским округом генерал Кузнецов сумел передвинуть часть своих пушек для отражения возможной атаки, но у них не было снарядов.

Напротив, на немецкой стороне границы все было в полной боевой готовности. Гитлер выехал в свою ставку неподалеку от Растенбурга в Восточной Пруссии. Гудериан провел весь день накануне вторжения, рассматривая в стереотрубу Брестскую крепость, которую он всего два года назад отобрал у поляков, теперь ему предстояло проделать то же самое еще раз, только с русскими. Он был уверен в успехе. Какое- то время он колебался и даже планировал отменить артобстрел крепости как "ненужную меру", но потом все-таки решил ничего не менять "чтобы спасти жизни немецких солдат".

20 июня между пограничными знаками 300 и 301 немецкие солдаты начертили буквы "СССР" на песчаном берегу Западного Буга и затем затоптали буквы своими сапогами, угрожая оружием советским пограничникам.

Вечером 21 июня все немецкие войска были построены и им был зачитан приказ фюрера о предстоящей наутро атаке "в целях спасения всей европейской цивилизации и культуры". Было приказано соблюдать строгое радиомолчание. Но шум танков, бронетранспортеров, самоходных орудий и грузовиков, перевозивших солдат на рубеж атаки, скрыть не удалось. Шум двигателей все нарастал и начал тревожить советских офицеров по другую сторону границы. Из района Гродно пришло сообщение, что немцы снимают свою колючую проволоку, открывая дороги, ведущие через границу.

21 июня Сталин получил доклады, которые не оставляли уже никаких сомнений - война начнется завтра! Его политика умиротворения провалилась! Красной Армии придется встречать врага в том состоянии, в котором она находилась, то есть не готовой к войне. Но надежды не покидали его. Может быть, Гитлер пытается спровоцировать Красную армию? В 2 часа пополудни он приказал привести ПВО Москвы в боевую готовность, но только на 75%. В 5 часов вечера он выслушал наркома обороны Тимошенко, который хотел поднять войска пограничных округов по тревоге, но отказался следовать его советам, чтобы "не создавать панику без причины".

Уже ночью с 21 на 22 июня Сталин дал себя уговорить и отдал приказ №1 о приведении войск округов в полную боевую готовность и занятии полевых укреплений, - но "тайно", чтобы немцы не воспользовались этим для оправдания своей атаки. В пункте б) приказывалось рассредоточить и замаскировать самолеты на всех аэродромах "перед рассветом", но в последнем пункте д) содержалось предупреждение, чтобы без специального приказа никаких других мер не предпринималось. Шифровка и передача сообщения были закончены в 30 минут первого ночи 22 июня, менее чем за три часа до вторжения. Западный округ закончил передачу приказа №1 в штабы подчиненных подразделений между 02:25 и 02:35 ночи. Получив и расшифровав сообщение, что заняло также определенное время, командующие округами и корпусами запросили уточнений. "Можно ли открывать огонь, если враг ступит на нашу территорию?", запрашивал Родион Малиновский, тогда занимавший должность командира корпуса. Ответ из Москвы: "На провокации не поддаваться, огня не открывать". Многие офицеры из-за плохой связи вообще не имели возможности что-либо уточнить. Прежде чем директива дошла до них, некоторых из них уже не было в живых.

Генерал Маландин в журнале боевых действий Западного фронта от 22 июня отмечает: "Примерно в 1 час ночи из Москвы было получено зашифрованное сообщение с приказом привести войска в состояние полной боевой готовности на случай неожиданной атаки Германии утром 22 июня. Примерно в 0200-0230 [для передачи войскам округа - Е.К.] было подготовлено аналогичное сообщение о срочном занятии УРов. По сигналу "Шторм" следовало вскрыть "Красный пакет", который содержал план прикрытия госграницы. Как оказалось, зашифрованное сообщение из штаба округа было получено штабами частей слишком поздно. 3-я и 4-я армия расшифровали приказ и начали отдавать распоряжения, но в 10 армии приказ был расшифрован, когда война уже началась. В 0400 немецкая артиллерия открыла огонь по нашим частям, расквартированным на границе, в округ стали поступать доклады (в основном по каналам ПВО) о воздушных бомбардировках. В 0430 проводные коммуникации между 3-й, 10-й и 14-й армиями были прерваны. В 0500 немцы начали наступление по всему фронту" (Первые дни..., с.45-46).

Генерал Павлов, командующий Западным округом, поздно вечером 21 июня смотрел комедию Александра Корнейчука в Минском доме офицеров. Во время представления к нему подошел начальник разведки и прошептал что-то на ухо. "Этого быть не может", ответил Павлов. Он повернулся к своему заму, генералу Ивану Болдину и назвал это сообщение о том, что немцы стреляют в пограничников "чепухой".

В то время как Павлов продолжал смотреть представление, немецкие диверсанты, накапливавшиеся в приграничных районов в течение последних дней, резали телефонные линии, снимали часовых, выводили из строя неохраняемую технику. Немецкие солдаты начали сталкивать в воду секции понтонных мостов. В Кодене, на реке Буг, немецкие пограничники, охранявшие важный мост подозвали советских караульных "по важному делу" и когда те подошли, застрелили их, захватив мост без всяких потерь.

В четыре часа ночи 6000 немецких орудий начали обстрел оборонительных пунктов, казарм, складов горючего и боеприпасов вдоль всей границы. Немецкие штурмовые группы бросились по заминированным мостам через Буг и захватили их, не дав советским саперам их взорвать. Практически все мосты через Буг на 750-км участке были захвачены неповрежденными. Немедленно по ним на восточный берег покатились танки. Кое-где вспыхивало сопротивление, но пограничникам не удавалось задержать врага надолго.

Красную армию потряс удар колоссальной силы. Линия связи были прерваны, командные пункты исчезали без следа, управление целыми дивизиями было потеряно, о судьбе многих из них никто не мог уже узнать. Немецкие радисты слышали только отчаянные призывы о помощи и бесконечное "В нас стреляют! Что делать?". На один из таких призывов какой-то советский штаб ответил: "Вы что там, с ума посходили? Почему передаете открытым текстом?".

В Москве никто не хотел верить сообщениям о начале вторжения. В 4 часа 15 минут ночи адмирал Кузнецов получил от командующего Черноморским флотом сообщение, что немецкие самолеты бомбят Севастополь. Кузнецов безуспешно пытался доложить Сталину и, наконец, направил эту информацию Георгию Маленкову. Позднее Кузнецов узнал, что тот не стал передавать сообщение, а лично позвонил в Севастополь, чтобы узнать, было ли все это правдой.

Узнав об атаке, нарком Тимошенко проконсультировался со Сталиным и позвонил в Минск в штаб Западного округа. "Без нашего согласия никаких действий против немцев не предпринимать", сказал он Болдину. "Товарищ Сталин запрещает нашей артиллерии открывать огонь". "Не может быть!", закричал Болдин в трубку. "Наши войска отступают! Города горят! Повсюду люди гибнут!". "Приказ остается в силе", ответил Тимошенко.

Начиналась самая кровавая война в истории человечества. Но Сталин все еще не мог поверить, даже командующим округами, кандидатуры которых он утверждал лично. И когда в 7 часов 15 минут он отдал директиву, которая хотя бы разрешала войскам открывать огонь по вторгнувшемуся противнику, то добавил при этом, чтобы Красная армия ни в коем случае не переходила бы границу и не углублялась на немецкую территорию. Но Красная Армия, при всем своем желании, уже не могла бы ослушаться этого приказа.

Ранним утром 22 июня полковник Старинов находился в Кобрине, когда немецкие пикировщики нанесли удар по расположенному здесь штабу 4-й армии. "Бомбы падали с визгом", вспоминал он. "Взрывы сотрясали воздух, от них закладывало ушит. Вверх поднимались толстые черные клубы дыма. Где-то высокий женский голос кричал в истерике неразборчивое "А-а-а-а-а-а!". Как только налет кончился, вдруг ожил громкоговоритель, находившийся на главной площади Кобрина. Каждый день в 6 утра начиналась передача новостей. С затаенным дыханием жители города слушали передачу. "На полях поспевает урожай. Производство продукции опережает план. Новости войны из Сирии и Атлантики. Немецкие воздушные налеты на Шотландию". Завершил передачу прогноз погоды. Но люди не расходились. Они ожидали услышать объяснение тому, что произошло, почему их бомбили, идет ли уже война. "Начинаем утреннюю гимнастику", услышали они в ответ голос диктора. "Согнитесь в поясе. Вот так!" Выпрямились. Согнулись. Выпрямились. Согнулись. Еще раз! Вот так! Хорошо!". Кто-то из слушателей сплюнул от отвращения. Понурые, они побрели прочь..."