---

 

Генеральный штурм Севастополя начался утром 5 мая после 1,5-часовой артиллерийской подготовки. Это был пока не главный, а вспомогательный удар, имевший целью сковать резервы противника. Наносился он соединениями 2-й гвардейской армии на северном фронте укрепленного района в направлении станции Мекензиевы горы. Войска противника оборонялись с отчаяньем обреченных. Вторые эшелоны полков были введены в бой уже за вторую траншею. Бои продолжались до темноты, многие пункты обороны переходили из рук в руки по много раз. Несмотря на все приложенные усилия, советским войскам удалось лишь вклиниться в оборону противника на глубину до километра. Наша авиация господствовала над полем боя, причиняя большие потери оборонявшимся, наносила удары по артиллерийским позициям и аэродрому на мысе Херсонес, но сама несла ощутимые потери от зенитного огня и истребителей противника. Достаточно сказать, что за период с 5 по 12 мая потери армии составили 111 машин (с 7 апреля по 12 мая — 266 самолетов), в т.ч. 36 от огня с земли, 38 в воздушных боях и 32 не вернувшимися с заданий. Не удалось также исключить удары авиации противника по нашим наступавшим войскам.

На следующий день гвардейцы ввели в бой вторые эшелоны дивизий. Сражение закипело с новой силой. Несмотря на то, что нашим войскам противостояли лишь остатки 50,336-й и 2-й румынской горнострелковой дивизий, продвижение по результатам дня составило лишь около 500 метров. Послевоенный анализ показал, что ввести противника в заблуждение относительно направления главного удара все-таки не удалось. В частности, германская воздушная разведка вскрыла сосредоточение соединений 19-го танкового корпуса в районе селения Камары, в направлении на Сапун-гору. В результате отражавший на протяжении двух дней советские атаки 49-й горнострелковый корпус получил на усиление лишь один гренадерский полк из резерва армии, но ни одного солдата из состава войск, оборонявшихся в районе Сапун-горы.

Утром 7 мая в наступление перешли части 51-й и Приморской армий. Концентрация орудий на километр фронта составляла от 205 до 258 стволов, и по записям в журнале боевых действий 17-й армии была «сравнима по концентрации с примерами Первой мировой войны». Самолеты 8-й Воздушной армии совершили 2105 вылетов. На германские позиции обрушились тонны смертоносного метала, но прорыв, начавшийся в 10:30, не стал от этого легкой прогулкой. Немцы часто контратаковали, то и дело возникали рукопашные схватки. Наши штурмовые подразделения несли значительные потери, но продолжали двигаться вперед. Только в 19:30 дивизии обеих армий смогли укрепиться на гребне Сапун-горы.

Немцы начали отходить и перед фронтом 2-й гвардейской армии. Вечером наши части взяли станцию Мекензиевы горы. Сократив линию фронта и временно оторвавшись от советских войск на указанном направлении, немцы попытались создать ударный кулак и в ночь на 8 мая отбить позиции на Сапун-горе, но этот план провалился. Теперь крах стал очевиден, но германскому верховному командованию, чтобы понять это потребовалось еще сутки. 8 мая западнее Сапун-горы продолжались тяжелые бои, главным образом из-за задержки с вводом в бой вторых эшелонов армий. На северном фронте немцы продолжали отступление и к исходу дня вышли к берегу Северной бухты. В 03:15 9 мая наконец-то поступил приказ о полной эвакуации крепости.

Теперь обороняющимся предстояло дождаться судов. Весь день немцы продолжали сдерживать наше наступление, отступая от рубежа к рубежу. Войска 2-й гвардейской армии форсировали на подручных средствах Северную бухту, 51 -и армии — к вечеру овладели Севастополем, однако стремительный бросок 19-го танкового корпуса к причалам на Херсонесе сорвался. На рассвете по изготовившимся для наступления танкам нанесла удар немецкая авиация. Он оказался совершенно внезапным и сопровождался серьезными потерями. Погибли начальник штаба корпуса и командир одной из танковых бригад.

Этот удар стал последним, произведенным германскими самолетами с аэродрома на мысе Херсонес. Еще 8-го числа он оказался в пределах достигаемости огня советских орудий с Сапун-горы. «Последний аккорд» Люфтваффе привел к тому, что танковый корпус начал наступление с опозданием и выйдя к вечеру к немецким позициям на «Турецком валу» был остановлен огнем 88-мм зенитных орудий. Истощенные трехдневными боями соединения Приморской армии расстреляли почти весь боекомплект и не смогли поддержать атаку. Наступление было отложено до утра следующего дня, когда в бой планировалось ввести армейский резерв — 128-ю гвардейскую дивизию.

Несмотря на то, что это соединение перебрасывалось к линии фронта на грузовиках, в срок оно не успело. Наспех подготовленная атака началась только в 16 часов и успеха не имела. Так остатки 17-й армии выиграли еще два дня, поскольку на 11 -е советское командование спланировало лишь подготовку нового штурма, подтягивание артиллерии и пополнение боезапаса действующих частей за счет бездействующих. Последний бой был намечен на утро 12 мая.

Действия Черноморского флота в первые пять дней финальных боев за Крым мало отличались от двух предыдущих периодов. Проблемы с топливом и боеприпасами были более-менее преодолены, зато появились новые. Скрупулезный анализ архивных данных позволяет установить, что к рассматриваемому моменту такие авиационные части, как 13-й Гв. ДБАП и полки 11-й ШАД — основные ударные силы ВВС ЧФ — начали испытывать значительные затруднения с обученным личным составом. На позициях в море находилось только четыре подлодки. Именно в этот момент оборот между Констанцей и Севастополем начал постепенно возрастать.

5 мая вылеты не производились из-за крайне неблагоприятных погодных условий. Туман у берегов Крыма оказался настолько плотным, что немецкий охотник «Uj 2310» вылетел на камни и погиб (по другим данным только получил повреждения; Ю. Ровер свидетельствует, что в этот же день по той же причине погиб и «Uj 2315», которого, если верить справочнику Э.Гренера не существовало вообще). На следующие сутки утренняя разведка ближних подступов к Севастополю показала наличие в море крупного каравана, вывозившего из Крыма очередную партию фашистов и их союзников. Фактически же конвоев было не один, а три — «Бальдур», «Нельке» и «Рихтер». Первый состоял из военного транспорта «КГ 26», крупного охотника «Uj 1 05» и двух тральщиков, два остальных — из БДБ под охраной малых охотников (всего 12 барж и шесть «KFK»). Первую атаку в 07:40 произвела дюжина штурмовиков из состава 8-го ГШАП. Ее целью стал один из военных транспортов, отделавшийся легким испугом. Следующей по очередности (в 08:14) стала подводная лодка «Щ-201», выпустившая по этим же судам с дистанции 5 каб четырехторпедный «веер» — мимо.

Не успели немцы перевести дух, как в 08:45 их атаковали Пе-2 40-го авиаполка. Несмотря на попытку противодействия «мессеров» из состава III/JG52, «Аэрокобры» сопровождения 43-го ИАП смогли ценой потери одного истребителя отстоять «пешки», экипажи которых довольно точно сбросили бомбы на БДБ конвоя «Нельке». Получившая попадание «F 132» загорелась и была безжалостно добита самим же противником.

С увеличением расстояния от Крыма интенсивность ударов наших самолетов неизбежно снижалась. Следующий налет последовал лишь спустя два часа. На этот раз в атаку вышли девять торпедоносцев Ил-4 из состава 5-го Гв. МТАП, причем пять из них несли высотные торпеды. Несмотря на прикрытие восьми «Киттихауков» из состава 7-го ИАП, вражеским истребителям удалось сбить один двухмоторник и серьезно повредить другой. Экипажам остальных прицельного сбросить торпеды не удалось, что впрочем не помешало летчикам донести об уничтожении трех БДБ конвоя «Рихтер». Почти одновременно цель атаковали шесть пикировщиков (повидимому та же эскадрилья, что и в 08:45), но и этот удар, несмотря на видимый эффект, окончился безрезультатно. Больше налетов по указанным караванам не производилось, хотя они все еще находились в пределах действий торпедоносцев и бомбардировщиков. По всей видимости такое решение было продиктовано желанием не допустить дальнейшего обескровливания ВВС и изматывания личного состава. Характерно, что наиболее пострадавший в предыдущих боях 13-й гвардейский ДБАП для ударов по каравану не вылетал.

Несмотря на многочисленные послевоенные «рассуждения» о наличии трех зон, простирающихся от Севастополя в глубину коммуникации, где должны были действовать различные рода авиации, фактически «воздушная война» к концу операции сосредоточилась в районе, удаленном от порта не более, чем на 100 миль. Свою роль здесь сыграли как вышеуказанные причины, так и большая удаленность аэродромов, ограниченность топливных запасов, а также невозможность организовать истребительное прикрытие на большом удалении. В указанной же зоне командование авиации ЧФ было полно решимости атаковать все появляющиеся конвои.

Вечером в район вошел караван «Паппель», состоявший из венгерского теплохода «Будапешт» (493 бр.т), пяти БДБ, тральщика и двух малых охотников. Первый удар по нему в 17:35 нанесли 11 «пешек». Бомбы попадали вокруг транспорта, но вреда ему не нанесли. В сгущавшихся сумерках найти суда противника становилось все труднее. Ударные эшелоны от 47-го ШАП (17 Ил-2) и 13-го гвардейского ДБАП (девять «Бостонов») цель не обнаружили. Высокое звание гвардейцев подтвердили экипажи 12 «Илов» 8-го ГШАП, атаковавшие конвой в 18:40. Хотя не один из вражеских кораблей так и не был потоплен, повреждения получили сразу три! Бомба, взорвавшаяся у борта «Будапешта» нанесла ему тяжелейшие повреждения. Через пробоину вода затопила часть отсеков энергетической установки, в результате чего транспорт потерял ход. Повреждены оказались также охотники «Uj 2305» и «Uj 2312». В 02:35 новых суток, 7 мая, уже при входе в Севастопольскую бухту, буксируемый «Будапешт» подвергся безуспешной атаке трех катеров 2-й БТКА.

Три последующих дня, столь активные на суше, на море прошли на редкость спокойно. Это объяснялось очевидно, как вышеуказанными причинами, так и желанием дать отдохнуть летному составу ВВС ЧФ перед решающими боями. Определенные «дыры» наблюдались и в «сети» нашей воздушной разведки. 7 мая ей удалось обнаружить в море только два конвоя, атакован же был только один из них — «Бухе», который шел в Севастополь. Он состоял из восьми БДБ, по которым в 17:58 и 1S:46 безрезультатно отбомбилась шестерка Пе-2 из состава 40-го БАП, а затем восемь «Бостонов» 13-го гвардейского ДБАП.

С наступлением темноты в нескольких милях южнее района вечерних налетов другой конвой перехватила «Щ-202». С дистанции 8 каб командир лодки капитан-лейтенант М.В.Леонов выпустил по отряду БДБ и буксиров две торпеды'. Судя по всему, атаке подлодки подвергся шедший в бывшую главную базу ЧФ конвой «Парсиваль», к «похождениям» которого мы еще вернемся. Другим событием вечера 7 мая стало повреждение подлодки «М-35» бомбой, сброшенной с немецкого патрульного самолета. К счастью, повреждения оказались не настолько серьезными, чтобы прервать выполнение боевой задачи¹.

1Германский историк Ю.Ровер считает, что атаке подвергся конвой «Эйхе», что не соответствует действительности. По данным А.Хильгрубера данный караван прибыл в Севастополь утром этих суток. За день он мог разгрузиться, чтобы покинуть порт поздно вечером. Около полуночи в 10 милях юго-западнее маяка Херсонес на него наткнулось звено торпедных катеров 1 -и бригады. Последовательная атака №304, №344 и СМ-3 завершилась уничтожением лихтера «Эльба-5» (ок. 500 бр.т). Таким образом, находиться в точке с координатами 43''45' с.ш./30"37' в.д. в 22:10 «Эйхе» никак не мог.

8 мая началось очередное ухудшение погоды. Из-за облачности 7-8 баллов высотой 100 м штурмовикам не удалось нанести удар по баржам конвоя «Эйхе». Воздушная разведка смогла обнаружить фактически все находящиеся в море конвои, однако за исключением единственного случая вылетов по ним не производилось. Лишь в 13:50 восьмерка «Бостонов»-топмачтовиков 13-го гвардейского ДБАП атаковала конвой «Паппель» (буксир «Лобау» в паре с поврежденным теплоходом «Будапешт», четыре БДБ, тральщик и два малых охотника). Утопить никого не удалось, но тральщик «R 197» и охотник «F 471» получили достаточно серьезные повреждения и вышли из строя до конца операции. В 17:04 и 17:57 «Щ-202», которая занимала позицию на весьма оживленной точке маршрута, дважды выходила в атаку на конвой (дистанция 8 каб; две и одна торпеды соответственно), но оба раза промахнулась. Ввиду израсходования боекомплекта вечером «щука» убыла в базу.

Для румынского танкера "Продромос" прибытие в Севастополь 9 мая оказалось роковым: в тот же день он пошел на дно в результате ударов авиации и массированного артиллерийского огня

Командование ВВС ЧФ внимательно следило за развитием событий на сухопутном фронте. К вечеру 8 мая ситуация для немцев резко ухудшилась, а их последний аэродром попал под обстрел нашей артиллерии. Существенно ослабла и ПВО якорных стоянок в районе мыса Херсонес, поскольку значительная часть зенитных орудий была поставлена на прямую наводку на Турецком валу. Все это создавало выгодные условия для нанесения ударов непосредственно по местам стоянок судов, о чем раньше нельзя было даже мечтать. Первый же налет, произведенный в 18:30 дюжиной штурмовиков 47-го ШАП на корабли в бухтах Казачья и Камышовая дал неплохие результаты. Ценой потери одного «Ила» и «Яка» удалось потопить лихтер «Вистулия» (ок. 500 бр.т), и, по-видимому, ряд мелких плавсредств. Для немцев это должно было стать серьезным предупреждением...

Вечером 8-го началась эвакуация 20.000 солдат, что было предусмотрено планом на случай дальнейшего сужения района, занимаемого 17-й армией. Головным конвоем 1-й очереди стал «Спарта» («КТ 18», «Думитреску», «Гикулеску», «Uj 105»)², на котором в Румынию отправилось 2800 раненных. Последующие партии этой очереди должны были составить караваны «Парсиваль», «Артист» (оба на подходе к Севастополю), «Танне» и «Патрия» (покинули Констанцу вечером 8-го). Однако немцев ожидало жестокое разочарование. Поставленные своим верховным командованием в критические условия, местные руководящие инстанции ВМФ и армии стали совершать все больше ошибок, что ясно обозначивает ту атмосферу паники и нервозности, которая царила в последние дни в Севастополе и на мысе Херсонес.

Эвакуация в полном разгаре, немецкие солдаты в ожидании посадки на судно

Первая трещина обнаружилась на линии взаимодействия между германскими морскими штабами в Крыму и Констанце. Последние плохо представляли обстановку, сложившуюся к тому времени на полуострове, и не могли правильно проинструктировать командиров отправляющихся конвоев. Для штаба «морского коменданта Крыма» вдруг стало очень сложно связываться с судами в море и ставить им новые задачи. Именно это стало причиной разгрома конвоя «Парсиваль», вошедшего в Севастопольскую бухту, северный берег которой был уже занят войсками 2-й Гв. армии, к рассвету 9-го числа. Открывшие огонь в утреннем предрассветном тумане советские орудия стреляли с дистанций всего в несколько сотен метров, а потому били почти без промаха...

Пока противник разобрался в чем дело, многие суда были уже потоплены или тяжело повреждены. В бухте погибли: буксир «Гюнтер», лихтеры «Бессарабия», «Вар», охотники «Uj 2313» и «Uj 2314»², а также несколько сторожевых катеров. Те из судов, которые затонули не сразу в течение дня неоднократно подвергались бомбо-штурмовым ударам авиации 8-й Воздушной армии. Многие корабли получили в ходе обстрела серьезные повреждения. Забегая вперед отметим, что возвращение в Румынию в штормовом море для некоторых из них стало последним испытанием. В частности затонули буксир «Амсель» и охотник «Uj 2303»³.

2 Любопытно отметить, что в последних публикациях германских историков (8-й том справочника Э.Грене-ра и «Успехи подводных лодок стран союзников 1939-1945 гг» Ю.Ровера) гибель обоих охотников отрицается («Uj 2313» даже якобы стал трофеем американцев!). И это несмотря на тот факт, что они прямо указаны как потерянные в «Окончательном докладе об эвакуации крепости Севастополь», составленном адмиралом Бринкманом 23.05.44 г. и хранившемся до недавнего времени в одном из военных архивов ГДР. 3 По другим данным дошел до порта, но был признан непригодным для восстановления.

Днем под плотным обстрелом оказались и причалы в бухтах Казачья и Камышовая, в которых по согласованному с армейским командованием замыслом и планировалось осуществить посадку основной массы эвакуируемых. Огонь наших артиллеристов даже с закрытых позиций оказался довольно точен. Получив ряд попаданий танкер «Продромос» (877 бр.т) из состава прибывшего конвоя «Артист» затонул. В 18:45 незадолго до выхода остатков двух немецких конвоев их атаковали штурмовики 11-й ШАД. Новых потерь они не нанесли (возможно, попадания получил лишь остов «Uj 104»), но произвели дополнительное впечатление на морское командование противника, что имело для немцев весьма печальные последствия в самом недалеком будущем.

Действия 9 мая в открытом море не отличались большим размахом. Из-за погодных условий бомбардировщики произвели на перехват конвоев всего два групповых вылета, один из которых не увенчался обнаружением цели. Нападению подвергся лишь конвой «Танне», насчитывавший восемь БДБ, которые к вечеру находились уже невдалеке от Севастополя. В 18:32 его атаковала пятерка Пе-2 из состава 40-го БАП, но успеха не добилась. Огибая мыс Херсонес этот же караван подвергся нападениям торпедных катеров, сначала 2-й (23:30-23:50), а затем 1-й бригады (около 01:00). Несмотря на то, что по баржам было выпущено в общей сложности девять торпед и 24 реактивных снаряда, попаданий не было⁴.

4 Нетрудно заметить, что в финальные дни операции катера заметно повысили свою активность даже несмотря на то обстоятельство, что в бригадах оставалось от трех до пяти исправных «Г-5», к которым были бы в наличии и топливо и торпеды. Количество контактов с конвоями возросло по-видимому именно вследствие ослабления немецких патрульных сил значительная часть которых теперь была привлечена для непосредственного охранения конвоев. Всего же за период ночей с 6 по 10 мая катера совершили 25 выходов (при этом на долю 1 -и БТКА приходилось 12 из них) и провели четыре боя с конвоями. К сожалению, не обошлось и без потерь. В ночь на 9 мая на оставшейся с 1941 г. советской мине погиб «№304».

День 9 мая со всей очевидностью показал, что суда, находящиеся у причалов, подвергаются слишком высокому риску. Потеря их становилась не просто превратностью войны, а, с учетом немногочисленности транспортного тоннажа, ставила под угрозу выполнение плана эвакуации в целом! Требовались новые решения и они были найдены, как в изменении пунктов погрузки — теперь большие надежды возлагались на причалы, сооруженные на южном берегу мыса Херсонес, так и в способах доставки людей на суда. Теперь пароходы должны были маневрировать в непосредственной близости от берега, что до некоторой степени гарантировало им уклонение от обстрела и атак с воздуха, а солдаты доставляться на них плавсредствами 770-го саперно-десантного полка и БДБ. Здесь наметилась новая трещина — в отношениях между командованием 17-й армии и штабом «морского коменданта Крыма». У генерала Альмендингера было достаточно собственных забот, чтобы вникать в проблемы флота. Он выразил полное непонимание и несогласие с коррективами плана эвакуации. Как это часто случалось и в советском флоте, немецким морякам не хватило стойкости в отстаивании собственных аргументов, и они согласились вернуться к первоначальному плану, хотя внутренне прекрасно понимали, что выполнение его приведет к гибели флота, и следовательно, нереально.

Ил-4 из состава 5-го ГМТАП идут на минную постановку. Из-за острой нехватки авиаторпед, поступавших буквально по штучно, для ударов по транспортным судам противника экипажи вынужденны были использовать 100-кг авиабомбы, которые, как правило, сбрасывались с горизонтального полета со средних высот. Вероят-ночсть поражения маневрирующей цели при таком варианте применения авиации составляла всего лишь доли процента! Фото из архива Г.Петрова.

 

Прикрытие топмачтовикам и торпедоносцам обеспечивали «Киттихауки» из состава 7-го ИАП. Обратите внимание на различные стили написания бортовых номеров истребителей. Судя по всему, в этот полк попадали Р-40 из других частей, получавших отечественную или более современную импортную матчасть. Фото из архива Г.Петрова.

Все эти колебания отразились в инструкциях командирам конвоев 2-й очереди, которые покинули Констанцу в течение вечера 9 мая. По плану они должны были эвакуировать половину остававшихся сил 17-й армии — 25.000 человек — в ночь на 11 мая. Караваны назывались «Райхер» (до Херсонеса дошли буксир «Тебен» и три БДБ), «Профет» (транспорты «Хельга», «Тисса», «Данубиус», шесть БДБ, кан-лодка «Стихи», сторожевик «Графенау», тральщик и охотник), «Пионер» (малый танкер' «Дрезден», три охотника), «Фляйге» (буксир «Лобау», три БДБ и столько же охотников) и «Овидиу» (минзаг «Романия», транспорт «КГ 25», эсминец «Фердинанд», большой охотник). Им предписывалось «идти к мысу Херсонес» в расчете на то, что местные власти, либо сами командиры на месте разберутся, что им делать. То, что происходило на полуострове а Констанце было просто тяжело представить!

Транспортные возможности судов 2-й очереди далеко не исчерпывали потребности 17-й армии, особенно с учетом того, что из-за серьезных потерь 9 мая удалось вывезти из Севастополя гораздо меньше людей, чем планировалось. Требовался тоннаж для приема еще 22.000-25.000 солдат, а готовых судов для этого не было. Часть из них срочно вводилась в строй после различных ремонтов, а пароходы «Ойтуз» и «Йоханна» не смогли выйти в срок из Сулины из-за наличия на фарватере наших донных мин (единственный успех, достигнутый постановкой 90 мин близ этого порта). Уже к вечеру 9-го стало ясно, что эвакуировать всю армию «в один присест» в ночь на 11 мая нереально, однако официальное извещение об этом 17-я армия получила лишь в 15:3010 мая. К этому времени немецкие войска уже успели уничтожить часть тяжелого вооружения. От перспективы удерживать позиции на Херсонесе еще сутки армейское командование пришло в ярость. Отношения между моряками и сухопутчиками обострились до крайности.

10 мая стало первыми сутками «трехдневного блица», в ходе которого черноморцам удалось хоть как-то рассчитаться с врагом за трагедии Керчи и последних дней Севастополя. Поставленный в похожие условия противник понес тяжелейшие потери, а в его действиях точно также просматривались элементы растерянности и паники. Первым ударом «обухом по голове» стал разгром конвоя «Патрия». Поскольку эти события достаточно часто, но, как правило, неточно описываются в нашей и зарубежной исторической литературе остановимся на них поподробней.

Караван, состоявший из новейших теплоходов «Тотила» и «Тея», покинул Констанцу в 00:15 9 мая. В охранении судов находился тральщик «R 164», а на первом этапе и румынские эсминцы «Мария» и «Марасешти». Днем 9-го числа суда были обнаружены нашей воздушной разведкой, но атак, как мы знаем, не последовало. Командир конвоя несомненно знал о событиях произошедших в этот день у Херсонеса, по крайней мере об этом говорят его дальнейшие действия. По поводу них в немецких документах существуют определенные разночтения, что вызвано наличием двух версий событий — морской и армейской. Из-за содержащейся в морской версии серьезных противоречий более правдоподобной выглядит последняя.

5 Оба судна были заказаны в Венгрии Советским Союзом еще до войны. Спущены на воду в 1942г. В связи с организованным немцами в Венгрии в марте 1944г. военным переворотом, теплоходы были конфискованы и вошли в состав германского транспортного флота на Черном море. В тот момент они заканчивали испытания. «Тея» вступил в строй 19 апреля и совершал свой первый рейс.

Примерная реконструкция событий выглядит так. Суда прибыли к Херсонесу около 03:30 утра, но из-за тумана до рассвета находились от него на расстоянии примерно 7 миль. С рассветом транспорты пошли к берегу, но не в Казачью и Камышовую бухты, где их ждало 9000 солдат, а к юго-западным причалам полуострова, куда сухопутное командование людей для эвакуации пока не направляло. То обстоятельство, что там все же находились какие-то люди, причем в числе нескольких тысяч, свидетельствует, что к тому времени в войсках противника царили хаос и дезертирство. Настроение командира конвоя и капитанов судов мало отличалось от тех, кого им предстояло забрать с берега — несмотря на неоднократные приказы по радио из штаба «морского коменданта» они им не подчинились и даже не вышли на связь. Встав в двух милях от берега теплоходы начали загружаться с помощью плавсредств 770-го полка.

В начале 7-го часа погрузка была в самом разгаре. Именно в этот момент над транспортами появились наши штурмовики. Первый удар девятки «Илов» из 47-го ШАП оказался безуспешен, но последовавший почти сразу же налет восьмерки машин из 8-го ГШАП дал прекрасные результаты. «Тотила» получил попадание трех ФАБ-100, после чего загорелся и лишился хода. Одна из бомб вызвала пробоину в носовой части. Новый удар гвардейцы нанесли 13 самолетами в 08:20, когда теплоход уже тонул. Сопровождавшие штурмовики «Яки», не встретив в воздухе «мессеров», присоединились к «горбатым» и подвергли ожесточенному обстрелу из бортового оружия находившиеся поблизости различные плавсредства. Видимо, большая часть истребителей атаковала тральщик «R209», который понес тяжелейшие потери в экипаже, будучи буквально изрешечен 20-мм снарядами ШВАКов и крупнокалиберными пулями.

Спустя несколько минут в атаку вышла ударная группа 13-го гвардейского ДБАП состоявшая из шести «Бостонов»-топмачтови-ков, поддержанных четырьмя штурмовиками A-20G-30. Все это предрешило судьбу судна — спустя полчаса оно скрылось под водой. Ввиду близости берега и наличия большого числа мелких кораблей, потери при гибели «Тотилы» не могли быть слишком большими и вряд ли превысили пару-тройку сотен человек. Судя по всему, кое-что перепало и на долю теплохода «Тея», который, видимо, получил некоторые повреждения входе этих ударов, поскольку поспешно прервал погрузку и взял курс на юго-запад. К остаткам конвоя присоединились также паромы Зибеля и штурмботы 770-го полка. По данным сухопутчиков, подтвержденных показаниями командира саперно-десантной части, оба судна приняли не более 3000 человек, что составило примерно треть их расчетных возможностей и вызвало большое возмущение со стороны командования 17-й армии.

Оказавшись с рассветом на минимальной дальности от берегов Крыма немецкие конвои (кроме «Патрия» в море с рассветом вышел уже известный нам «Танне») представляли собой крайне удобную мишень для наших летчиков. Командующий ВВС ЧФ приказал наносить удары по всем обнаруженным целям с максимальным напряжением делая за сутки до четырех вылетов на экипаж, что и было выполнено.

Еще не успела «Тотила» скрыться под водой, как появилась пятерка Пе-2 40-го БАП, но сброшенные пикировщиками бомбы легли мимо. «Тея» увеличила ход до максимальных 11 узлов и начала отрываться от паромов. В момент разделения конвой был атакован группой Ил-4 из состава 5-го ГМТАП, три из которых несли высотные торпеды. По замыслу «высотники» должны были сковать маневр судна и обеспечить выход в атаку низких торпедоносцев, но этот замысел не удался. Не сумев найти теплоход группа «низковысотников» отработала по паромам Зибеля, в то время как «высотники» все же отыскали «Тею». Но чуда не произошло и все «парашютные» торпеды прошли мимо цели.

Зная, что как минимум один транспорт все еще продолжает уходить от берегов Крыма, штаб ВВС решил продолжать удары. Спустя 30 минут после атаки торпедоносцев, в 09:55 нового попадания в «Тею» добились шесть штурмовиков 8-го ГШАП. Последовавшие в течение часа (с 11:03 до 12:05) налеты трех пятерок Пе-2 из состава 29-го и 40-го авиаполков оказались совершенно неэффективными.

Судно уходило все дальше и надежды на его перехват начинали падать, даже несмотря на то, что теплоход уже получил попадания шести бомб, его рулевое управление вышло из строя, а скорость не превышала 5 узлов!

Решающий удар был нанесен в 13:15 шестеркой «Бостонов» 13-го ГДБАП, атаковавших топмачтовым методом. Попадания еще двух ФАБ-100 пришедшиеся в область ватерлинии не оставили немцам ни единого шанса на спасение. «Тея» начала медленно погружаться. Пока она тонула, ее успели пробомбить еще пять Пе-2 и такое же число Ил-4. Около 15:30 теплоход затонул. Поскольку в момент гибели рядом с ним, по немецким данным, находились лишь тральщики «R 35» и «R 164» (с наших самолетов каждый раз обнаруживались одна БДБ и тральщик), спасти удалось всего около 400 человек. Подводя итог потерь противника их можно оценить примерно в 1500-2000 человек, не более, несмотря на явное стремление германского морского командования завысить эту квоту до 7000-8000. Таким странным способом местное командование Кригсмарине пыталось опровергнуть обвинения в потере управления морскими перевозками и собственные ошибки. Для нас же разгром конвоя «Патрия» оказался на редкость бескровным. Лишь в первом налете повреждения от зенитного огня получили четыре Ил-2.

Конвой «Патрия» был не единственной целью, которой с утра 10 мая пришлось заниматься нашим пилотам. Несколько налетов пришлось на долю отставших паромов Зибеля. В 12:45 на них обрушились 14 Ил-2 из состава 8-го ГШАП, в 14:45 пять Ил-4 с бомбами, в 14:55 столько же Пе-2 из 40-го БАП, а в 18:21 завершающий удар нанесла шестерка «Бостонов» из 13-го гвардейского ДБАП. Немало неприятных мгновений пережил и конвой «Танне», состоявший из 15 БДБ и двигавшихся двумя группами. В 13:43 и 14:52 баржи атаковали две группы общей численностью в 15 Ил-2 из состава 47-го ШАП (один сбит зенитным огнем — единственная потеря ВВС ЧФ за день), в 15:55 появились еще шесть Ил-2, но на этот раз из состава 8-го гвардейского авиаполка, затем в 16:03 по кораблям нанесли удар с пикирования пять Пе-2, завершающие же удары вновь нанесли штурмовики: в 17:53 10 Ил-2 из 8-го ГШАП, а в 18:23 15 Ил-2 из 47-го ШАП.

Не вызывает сомнения тот факт, что оба конвоя понесли определенные потери, но их точный объем неизвестен. Даже в последнем издании справочника Э.Гренера судьба подавляющего большинства черноморских паромов Зибеля окутана мраком, нет ясности и со всеми БДБ. Так, например, не известна судьба БДБ «F 335», которая, согласно приложению к книге А.Хильгрубера, входила в состав конвоя «Танне». В то же время в этом материале признается, что известны не все названия барж, входивших в конвой. О потере как минимум одной БДБ говорит тот факт, что вечером этих же суток минзаг «Романия» спас в море несколько человек с потопленной днем баржи.

Дополнительные неприятности малым плавсредствам приносило волнение сила которого постоянно увеличивалась. Постепенно усиливавшийся (до 7-8 баллов) ветер, развел крутую волну (до 6-8 баллов). Резко ухудшившаяся погода для сторожевых катеров и штурмботов оказалась не менее серьезным противником, чем советская авиация. Из-за северо-восточного ветра часть судов, в частности транспорты «Гейзерих» и «КТ 26» получили штормовые повреждения и были вынуждены повернуть обратно.

В то время, как конвои с эвакуируемыми прорывались на запад, к Херсонесу продолжали прибывать все новые суда. Два последних воздушных удара 10 мая были нанесены именно по ним. В поле зрения воздушной разведки попал конвой «Профет». В 18:40 по ним безрезультатно отбомбилась пятерка Пе-2, а спустя час с большой высоты три Ил-4.

Здесь необходимо отметить, что, войдя в зону действия советской авиации на закате, конвои автоматически не успевали разгрузиться (частично суда были загружены артиллерийскими и зенитными боеприпасами), принять людей и уйти далеко от берега за темное время суток. Указанная задержка была не преднамеренной и произошла по двум причинам: из-за сильного волнения и необходимости принять снаряды, нехватка последних выяснилась как обычно в последний момент.

Нехватка боезапаса у обороняющихся оказалась настолько острой, что для доставки боекомплекта в ночное время были задействованы Не111 из состава KG27. Скажу сразу, что много перевезти они не могли. Как правило «Хейнкели» принимали до двух тонн боеприпасов в фюзеляжи, а на подфюзеляжные бомбодержатели подвешивалась пара грузовых контейнеров. Таким образом, один самолет мог доставить не более 2,5 тонн, что в пересчете, к примеру на 105- и 150-мм калибр составляло не более 100 и 40 снарядов соответственно'.

6 Необходимо учитывать, что эти артсистемы имели раздельное заряжание, а масса гильзы с зарядом, составляла примерно 37% от веса снаряда, что и дает искомые данные. С учетом же веса стандартной упаковочной тары (ящиков) указанные величины были, видимо, еще меньше.

Но вернемся на просторы Черного моря. Необходимость принятия и выгрузки судами боезапаса для 17-й армии была не единственной причиной, вызвавшей отклонение от графика. Сильно замедлились по сравнению с расчетными темпы и погрузочно-разгрузочных работ, поскольку на них сильное влияние оказывал артиллерийский огонь и ночные бомбардировщики 8-й Воздушной армии, наносившие непрерывные удары по пляжам и судам у берега. Все это предопределило второй акт трагедии 17-й армии, состоявшийся утром 11 мая.

Действия на море в эти сутки не исчерпывались противоборством караванов и ВВС ЧФ в ближней зоне вокруг Севастополя. В эти сутки командующий флотом адмирал Октябрьский предпринял попытку использовать у Херсонеса корабли размером побольше, чем торпедный катер. Ставка, которая в своей директиве обещала отдать приказ кораблям действовать, с решением явно медлила. На всякий случай Октябрьский перевел 9 мая из Батуми в Поти крейсер «Красный Крым», а также эсминцы «Незаможник» и «Железняков». Очевидно, адмирал считал, что ему разрешат рискнуть хотя бы старыми кораблями, но не произошло и этого.

Вечером тех же суток он решил использовать те силы, которые еще оставались в его полном распоряжении. Из Новороссийска в Ялту вышли тральщики «Взрыв» и «Гарпун», имевшие на буксире по два бронекатера. Не дойдя до порта утром 10-го корабли попали в 9-бальный шквал. Бронекатер №413 перевернулся и оборвал буксир. Находившиеся на нем четыре краснофлотца погибли. Примерно в это же время был получен приказ комфлота не позднее 19 часов обоим тральщикам, а также всем исправным торпедным, сторожевым и бронекатерам прибыть к мысу Херсонес для уничтожения плавсредств противника. В 17:40 после неудачных поисков бронекатера тральщики прибыли в Ялту, но здесь их уже ждал приказ возвращаться в Новороссийск. Что же заставило Октябрьского столь стремительно отменить свое предыдущее распоряжение? Ответ прост. Оповестив Москву о принятых мерах, адмирал, должно быть, вскоре получил приказ не рисковать тральщиками. В результате для выполнения задачи в море из Ялты вышли лишь шесть торпедных и два сторожевых катера, но вскоре и они вернулись из-за сильного волнения.

Тем временем Констанцу и Сулину покинуло еще несколько конвоев 3-й очереди. К ним в частности относились «Бухе» (девять БДБ), «Розе» (буксир «Мозель», четыре лоцманских катера, два парусно-моторных судна, две БДБ и три охотника), «Эйхе» (плавбаза «Ускок» и три БДБ), «Бруммер» (пароход «Гейзерих», буксир «Гаштейн», две БДБ и столько же охотников) и уже упоминавшийся конвой из Сулины. Еще утром из Варны вышел конвой «Краутер» (буксиры «Меркур», «Штертебекер», «Гезине», БДБ и охотник. Особенно большие надежды возлагались на конвой «Астра» (танкер «Фредерик», транспорт «КГ 18», эсминец «Марасешти»,кан-лодка «Думитреску», два больших охотника и тральщик). Наконец в 02:0011 мая из Констанцы вышел конвой «Волга» (румынское название — «Стежарул»; вспомогательный крейсер «Дакия», минзаг «Мурджеску», эсминец «Мария», два тральщика). По оценке штаба «Адмирала Черного моря» все эти суда могли взять 32.000 человек и с лихвой перекрывали потребности армии. Последние успевали достичь Херсонеса в ночь на 12 мая.

Другой мерой, призванной существенно облегчить эвакуацию, должно было стать создание «плавающего штаба». По замыслу он представлял небольшую группу полномочных офицеров ВМФ из штаба «морского коменданта», снабженных мощными средствами связи и размещенную на скоростном катере. «Плавающему штабу» вменялось в обязанности встречать прибывающие караваны, назначать им места погрузки и инструктировать относительно обстановки. То, что произошло в действительности крайне мало напоминает немецкую пунктуальность и распорядительность. «Штаб» перешел на катер в 04:30 11 мая и направился навстречу судам. Его начальнику капитану 3 ранга Дрехслеру удалось встретить и проинструктировать несколько караванов. При этом катер ушел довольно далеко от Херсонеса неэкономно израсходовав при этом много топлива.

С рассветом командир катера заявил ошарашенным офицерам, что топлива осталось только для возвращения в Констанцу, куда он сейчас и направляется. Немало времени потребовалось Дрехслеру на то, чтобы заставить командира катера лечь в дрейф и дождаться встречного каравана. Лишь около 17 часов «штабу» удалось пересесть на тральщик «Я 165», входивший в состав охранения конвоя «Волга». В результате в течение всего дня 11-го связь между «плавающим штабом», штабом «морского коменданта» и конвоями не поддерживалась, что превратило процесс посадки на суда в личное дело каждого капитана. Даже при наличии доброй воли им было крайне тяжело разобраться в обстановке и выполнить ту задачу, ради которой они рисковали своей жизнью. Многие совершенно запутались и лишь искали повода вернуться в Констанцу.

Лейтенант А.Виммер из 70-го батальона связи позднее вспоминал: «Мы ждали там (на м.Херсонес — Прим. авт.)до 06:00 утра, подвергаясь сильному артобстрелу и ударам авиации противника, которые выводили людей из строя. Наконец, появились две самоходные баржи. Первая баржа простояла только несколько минут, загрузилась наполовину и немедленно отошла. На вторую баржу я погрузился со своими людьми. Эта баржа тоже наполовину загрузилась и тоже хотела немедленно отойти. Я выхватил свой пистолет, подошел к командиру баржи и пригрозил его расстрелять, если он отойдет от пристани... Командир баржи увидел большой поток тяжелораненых и уже не сопротивлялся, помог вместе с матросами погрузить их всех на баржу. Он действительно теперь загрузился достаточно»⁷. Надо ли говорить, что такие случаи были далеко не единичны.

7 Литвин ГА., Смирнов Е.И. Освобождение Крыма (ноябрь 1943 г. — май 1944 г.). Документы свидетельствуют. — М.,1994. С.113.

Счет ударов по немецким конвоям 11 мая в 00:28 открыла подлодка «М-35», атаковавшая неизвестные БДБ (по-видимому, конвоя «Бруммер») в 40 милях восточное Мангалии. Несмотря на то, что дистанция залпа была всего 3 каб торпеды прошли мимо либо под целью. Следующая, 18-я по счету торпедная атака нашей субмарины за период Крымской операции увенчалась первым, и, к сожалению, последним успехом, но он стоил многих других.

Около 06:00 утра в 60 милях юго-восточнее Констанцы «Л-4» обнаружила быстроходный конвой «Астра». Не имея возможности сблизится с целью командир лодки капитан-лейтенант Поляков принял решение стрелять четырехторпедным веером с дистанции 12 каб. Противник поздно заметил след торпед, и в 06:14 неповоротливый танкер «Фредерик» (7327 бр.т) получил попадание одной из них.

Взрыв пришелся на район машинного отделения, и хотя поступление воды внутрь корпуса удалось остановить, судно полностью лишилось хода. Выход мог быть только один — «Фредерик», который в случае прибытия к Херсонесу мог принять до 10.000 солдат, надлежало буксировать в Констанцу. Некоторое время это делали «КГ 18» и «Uj 108», но после прибытия румынских буксиров они легли на прежний курс. При осмотре в порту выяснилось, что у танкера полностью уничтожена машина и восстанавливать его пришлось уже нам после войны. Со своей стороны противник преследовал лодку, сбросив на нее 67 глубинных бомб, и нанес некоторые повреждения. Та часть конвоя, которая продолжила движение к Херсонесу, в 10:17 подверглась безуспешному нападению со стороны «Щ-201». На этот раз торпеды прошли рядом с охотником «Uj 105», который контратаковал субмарину 47 бомбами. Несмотря на полученные повреждения «Щ-201», как и «Л-4», осталась на позиции.

На смену «Фредерику», а также другим потопленным и поврежденным судам, в течение всего дня 11 мая из румынских и болгарских портов продолжали идти все новые и новые караваны судов. В 09:45 к Севастополю вышел конвой в составе буксира «Грете-Адель», парусно-моторного судна и трех БДБ, в 19:00 вышел караван «Ориент» (транспорт «Лола», один большой и четыре малых охотника, а также одна БДБ), в 21:00 «Швальбе» (транспорт «Дуростор» и два тральщика) и «Барул» (транспорт «Касса», буксир «Лаудон» и три малых охотника), в 23:00 направился караван из девяти БДБ.

Все это делалось даже несмотря на то, что в ночь на 12-е с Херсонеса планировалось снять последних солдат. Вполне возможно, что, учитывая большие потери плавсостава, а также всевозможные задержки «Адмирал Черного моря» не исключал для себя и затягивания эвакуации до 13 мая. Хотя командующий 17-й армии генерал Альмендингер с утра 11-го находился в Констанце (ночью он эвакуировался торпедным катером «S 51», оставив за себя в Крыму командира 49-го корпуса генерала Хартмана) такую перспективу с ним никто не обсуждал.

С рассветом 11 мая воздушно-морское сражение закипело с новой силой. К этому времени под погрузкой стояли лишь корабли конвоя «Овидиу», а остальные суда только приближались к Херсонесу. Два первых удара штурмовиков (по 12 Ил-2 из состава 8-го гвардейского и 47-го штурмовых авиаполков) пришлись по конвою «Профет». В 07:55 эти же суда атаковала шестерка Пе-2 из состава 40-го БАП, но и она успеха не добилась. Следующей по хронологии событий у крымского побережья стоит атака лодкой «А-5» неизвестных БДБ (очевидно конвоя «Райхер»), произведенная в 08:29 — без успеха.

Серия новых налетов последовала спустя час. На этот раз меткое попадание ФАБ-100, сброшенной одним из шести Илов 8-го ГШАП в 08:53, вызвало детонацию боеприпасов на пароходе «Данубиус» (1489 бр.т). Судно быстро скрылось под водой. Предпринятая одновременно атака четырех торпедоносцев закончилась безрезультатно. Произведенная около 11:00 атака самолетов 8-й Воздушной армии завершилась попаданием бомбы в транспорт «Хельга» (1620 бр.т).

Несколько позже внимание операторов в штабе ВВС привлек конвой «Овидиу». В 08:44 его с большой высоты безуспешно бомбили пять Ил-4 5-го Гв.МТАП. В 10:50 суда были настигнуты 12 штурмовиками 47-го ШАП, сумевшими нанести «Романии» серьезные повреждения. Минзаг загорелся и потерял ход. Для командира конвоя, находившегося на мостике эсминца «Фердинанд», было очевидно, что при отсутствии «воздушного зонтика» в виде «Мессершмиттов» или «Фокке-Вульфов», попытка оказания помощи минному заградителю вполне может привести к гибели всех остальных судов и кораблей конвоя. Последовавшие вскоре события полностью подтвердили это, а потому, оставив за кормой горящую «Романию», эсминец, транспорт «КГ 25» и охотник «Uj ПО» продолжали уходить в западном направлении.

В 11:01 горящее судно пробомбили пять Ил-4 и добавили ему новые повреждения. Наконец в 11:35 остатки каравана были вновь атакованы 13 штурмовиками из состава 8-го ГШАП. Гвардейцы, получившие в последние дни значительный опыт ударов по морским целям, продемонстрировали противнику свое возросшее мастерство: в румынский эсминец попало сразу три ФАБ-100 и несколько реактивных снарядов! Сильно пострадали мостик, радиорубка, а в особенности корма, в которой начался пожар. Потери экипажа составили 12 убитых и 28 раненых. По наблюдениям наших экипажей, эсминец даже на некоторое время потерял ход. В 13:28 новую атаку на поврежденный корабль произвела пятерка Пе-2 из состава 40-го БАП, но успеха не добилась. В последующие часы внимание командование ВВС ЧФ привлекли два каравана, направившиеся обратно, а потому эсминцу противника удалось спастись.

В полдень от причалов Херсонеса отошел конвой «Райхер» (буксир «Тебен», два крупных охотника, тральщик и девять БДБ), а спустя час — остатки «Профета» (транспорт «Тисса», канлодка «Стихи», тральщик и от четырех до шести БДБ). Оба каравана эвакуировали в Румынию 3-4 тысячи военнослужащих. Теперь внимание авиации переключилось на них. Более удачливым оказался «Райхер» — он выдержал без особых потерь для себя три налета. В 13:47 его атаковали 12 Ил-2 47-го ШАП, в 15:48 семь «Бостонов» 13-го гвардейского .ДБАП, а в 16:00 четыре Пе-2 из 40-го БАП. Ценой потери одного «Бостона» нашим летчикам удалось лишь повредить охотник «Uj 110».

Каравану «Профет» повезло гораздо меньше. В 14:10 во время бомбежки Ил-4, засыпавших корабли и суда градом «соток», транспорт «Тисса» (961 бр.т) «умудрился поймать» одну из них в носовую часть. Судно получило серьезные повреждения и вскоре потребовало буксировки. В 15:50 поврежденный теплоход атаковала тройка торпедоносцев, но на этот раз экипажи Ил-4 промахнулись.

Как и в предыдущий сутки конвои, подходившие во второй половине дня к Херсонесу, встретили достаточно слабое противодействие. Фактически оно выразилось в двух авиаударах и одной атаке субмарины. В 12:50 шесть Ил-2 из состава 8-го ГШАП неудачно атаковали конвой «Пионер», причем потеряли одну машину от зенитного огня. В 16:40 налету пяти бомбардировщиков Ил-4 подвергся еще один мелкий конвой. Наконец в 20:45 в 60 милях от Херсонеса подлодка «М-62» выпустила торпеды по кораблям конвоя «Волга» (возможно, по поврежденному транспорту «Тисса»), но промахнулась.

Последняя серия налетов, произведенная во второй половине дня, имела в качестве целей минзаг «Романия» и пароход «Хельга». Если первый из них после утренних повреждений представлял из себя обгоревший остов (к вечеру пожар прекратился), то второй еще вполне можно было использовать. Проблема заключалась лишь в том, что перед тем как использовать судно армейское командование потребовало выгрузить с него ставшие ненужными боеприпасы и требовалось найти команду, поскольку после первых повреждений часть ее, если не вся, опасаясь взрыва бежала на берег. Работа по разгрузке была поручена 150 пехотинцам. Не зная конструкции лебедок им не оставалось ничего иного, как выбрасывать снаряды в воду вручную. Такая работа продолжалась крайне медленно. Около полудня в «Хельгу» попал артиллерийский снаряд, выведший из строя рулевое управление. Другое попадание вызвало пробоину на охотнике «Uj 310» (из состава конвоя «Пионер»), который вскоре затонул у берега. Дальше последовали атаки авиации.

Между 16:13 и 19:30 только флотские летчики произвели шесть налетов в которых приняли участие в общей сложности пять Ил-4, восемь Пе-2, и 26 Ил-2 (17 машин из состава 8-го гвардейского и девять из состава 47-го штурмового авиаполков). Оба судна получили новые попадания. «Романия» осталась на плаву, но в ходе пятого налета в 18:55 девятка штурмовиков 47-го полка добилась попадания бомбы в машинное отделение «Хельги», после чего немцы оставили надежду использовать пароход и он был потоплен 88-мм артиллерией БДБ.

Румынский минзаг "Романия" получает очередное бомбовое попадание в хлде вечерней серии авианалетов, предпринятых ВВС ЧФ 11 мая 1944 г.

Первыми в вечернее время под погрузку стали конвои «Пионер» и «Астра». Они приняли в сумме еще около 3-4 тыс. человек. Суда других караванов подходили к Херсонесу уже в темноте, которая усиливалась туманом и пожарами на причалах, где в числе прочего горели и запасы дымообразующих средств. Связи между штабом «морского коменданта» и «плавающим штабом» не было, вследствие чего адмирал Шульц решил встречать конвои сам, для чего в 22:30 перешел на борт «S 149» — флагмана 1-й флотилии торпедных катеров. Эта флотилия (у Херсонеса в тот момент находилось четыре или пять «шнелльботов») была единственным резервом Шульца, не считая румынских кораблей, на случай появления крупных советских кораблей и он не собирался им разбрасываться. С этой точки зрения обещания адмирала предоставить два катера для погрузки штаба 49-го корпуса представляются по меньшей мере пустыми.

В результате адмиральской «шутки» штаб корпуса чудом не попал в плен, но еще более важным последствием стал развал системы управления войсками на берегу, поскольку все радиостанции в ожидании погрузки на суда оказались свернуты. В 01:00 12 мая, в соответствии с планом, немецкие части оставили позиции на Турецком валу и ускоренным маршам двинулись к причалам. Подавляющее число солдат естественно не могло предположить, что на причалах их ожидает не погрузка на корабли, а скорая смерть или плен.

Караван "Профет" под бомбами, сброшенными экипажами Ил-4. В ходе этого налета экипажам бомбардировщиков удалосб поразить 100-кг бомбой транспорт "Тисса", который получил серьезные повреждения, но, тем не менее, хотя и на буксире, дошел до Констанцы

В тот момент как Шульц пытался разыскать корабли в темноте и тумане у Херсонеса появились советские торпедные катера. В эту ночь их действовало лишь девять — все, что удалось наскрести в двух бригадах. Поскольку в ранние ночные часы практически все силы противника находились на юго-западных подходах к мысу (параллель Херсонеса считалась разделительной линией между районами действий бригад) пяти катерам 2-й бригады не удалось найти достойных целей. Ограничившись боем со сторожевыми катерами противника, они вернулись в Евпаторию.

На долю 1-й бригады выпал больший успех. В 22:45 катера №353 и №301 (СМ-3 вернулся из-за неисправности мотора, а №341 временно отстал) обнаружили у мыса Фиолент вражеский транспорт тоннажем около 4000 бр.т, хорошо видимый в свете САБов, сбрасываемых нашими самолетами. После совершения ряда маневров выяснилось, что судно не имеет хода. В 23:46 №301 и №353 атаковали противника, причем торпедного попадания добился именно последний. Катерники предположили, что транспорт вез горючее, поскольку на нем вновь начался сильный пожар. Кто же мог быть их жертвой? С большой долей уверенности можно предположить, что ей оказался остов минзага «Романия», затонувшего, по немецким данным, на рассвете 12-го после сильного пожара.

Не успели «Г-5» отойти в темную часть горизонта, как в поле зрения их экипажей очутился конвой быстроходных барж. В 00:06 он подвергся атаке. Выстрелив по оставшейся торпеде командиры катеров доложили впоследствии о потоплении двух барж. Немцы отрицают потери барж в эту ночь, но отмечают, что «F 568» получила 12 мая попадание торпеды с подводной лодки близ Севастополя⁸.

8 Поскольку германские источники не уточняют ни время ни место попадания, на него также претендует подлодка «Щ-201», стрелявшая торпедой по БДБ в 21:12 12 мая в точке с координатами 44"05' с.ш./30°52' в-д. (приблизительно). Загадку усугубляет отсутствие «F 568» в списках конвоев из приложения к книге А.Хильгрубера. Однако в этих же списках значится, что охотник «Uj 2312» получил повреждения в результате столкновения с неизвестной БДБ при попытке уклониться от торпед, выпущенных советскими катерами. Так может причиной повреждения «F 568» была не торпеда, а случайный таран охотника? На все это вопросы ответ могут дать только немецкие архивы, если конечно они сохранились.

Незадолго до полуночи под погрузку стал конвой «Волга». С оставшихся у Херсонеса паромов, штурмботов и барж суда приняли немало солдат (например «Мурджеску» около 1000, а «Дакия» — 1200). В действиях последующих караванов организации становилось все меньше. С юго-запада кХерсонесу подходили все новые суда. Они бесцельно дрейфовали у берега, ожидая подхода плавсредств с людьми. Подходить ближе было опасно из-за обстрела, а то, что происходило на берегу наблюдателю со стороны могло показаться настоящим сражением. Все это время не прекращался также обстрел причалов и атаки ночных бомбардировщиков. Они были не так успешны, как дневные, но около 02:00 ночи, в момент погрузки «Дакия» получила попадание 100-кг бомбой, взрыв которой нанес легкие повреждения силовой установке, но за то убил трех членов экипажа и 25 эвакуируемых!

Настоящим курьезом обернулась «деятельность» «плавающего штаба», который около 23 часов на борту тральщика «R 165» вернулся к берегу Херсонеса. Побережье казалось безлюдным, с него доносились звуки стрельбы из стрелкового оружия. Внезапно со стороны моря были услышаны крики о помощи. С полузатонувшего разъездного катера был подобран человек поведавший штабным офицерам странную историю. Оказалось, что именно этот катер доставил на борт «S 149» адмирала Шульца. Приказав затопить разъездной катер адмирал внезапно вспомнил, что оставил в салоне карты минных постановок и другие секретные документы. Автор рассказа спустился за ними, но когда вышел на палубу оказалось, что «шнелльбот» уже растаял во мгле! Столь поспешное бегство адмирала для офицеров штаба могло означать только одно — Херсонес занят противником. В 23:30 тральщик взял курс на Констанцу. Встреченный по дороге конвой «Краутер» капитан 3 ранга Дрехслер повернул в Румынию.

Тем временем эвакуация продолжалась. Баржи и паромы часто не могли найти суда из-за тумана. С каждой минутой безопасное ночное время утекало и этого не могли не понимать командиры кораблей. Мало кто из капитанов барж решил обогнуть мыс Херсонес, чтобы подобрать людей в Казачьей и Камышевой бухтах — там, куда в соответствии с планом отошла основная масса боевых частей. Большинство предпочитало совершать короткие рейсы от причала в районе 35-й батареи (немцы называли ее фортом «Максим Горький»!! — Прим.' авт.). Не найдя судов многие баржи стихийно объединялись в конвои и брали курс на Констанцу.

Наконец в 03:05 последовала радиограмма адмирала Шульца: «Обстановка требует прекратить погрузку не позднее 03:30. Прошу отозвать все БДБ». Для многих это стало законным поводом вернуться, но известно, что отдельные отряды барж продолжали осуществлять прием людей вплоть до 5 часов утра. Отдельные из них побили все рекорды вместимости приняв на борт (по сведениям А.Хильгрубера) до 1100 человек. Всего же в последнюю ночь эвакуации у Херсонеса находилось три судна тоннажем свыше 500 бр.т («Дакия», «КГ18», «Гейзерих»), шесть малых судов и буксиров, и около 20 БДБ. Частично загрузились и боевые корабли: эсминец «Мария», минзаг «Мурджеску», канлодка «Думитреску», три тральщика, два больших и около десятка малых охотников. Нет полной ясности, успели ли принять участие в эвакуации пароходы «Ойтуз» и «Йоханна», совершавшие рейс между Сулиной и Херсонесом (по данным «Адмирала Черного моря» в Сулине было высажено 700 человек), но в любом случае их участие было скорей символическим. Всего же в последнюю ночь суда приняли от 10 до 12 тыс. человек, но еще не менее 25 тыс. осталось на берегу. Впрочем, с ними вскоре все было кончено.

В первом часу ночи 12 мая разведчики 32-й гв. стрелковой дивизии захватили в плен немецкого солдата, который сообщил, что войска получили приказ об отходе к причалам на мысе Херсонес. В 03:00 утра после сильного артналета, в котором приняло участие около 1000 орудий, советские войска перешли в наступление. Спустя полтора часа поступило донесение о занятии вражеских позиций на Турецком валу. В прорыв вошел 19-й танковый корпус. Бой с противником, практически полностью лишенным тяжелого вооружения, превратился в избиение. Почти каждый советский снаряд, ложившийся в толпах деморализованных немцев, находил себе многочисленные жертвы. Около 08:00 утра принявший на себя командование остатками 17-й армии командир 73-й дивизии генерал Беме капитулировал. Вместе с ним в плен попал командир 111-й пд генерал Грюнер, а командира 336-й пд генерала Хагемана нашли среди убитых.

Тот факт, что немцы потеряли трех из пяти комдивов говорит сам за себя. Количество пленных, взятых на Херсонесе, составило 21.200 человек, а за весь период с 7 по 12 мая — 24.361 солдата и офицера. Впечатление от разгрома 17-й армии прекрасно передал британский репортер А.Верт, посетивший район последних боев уже спустя три дня:

«Вид Херсонеса внушал ужас. Вся местность перед земляным валом ч позади него была изрыта тысячами воронок от снарядов и выжжена огнем «катюш». Здесь все еще валялись сотни немецких автомашин, однако часть их советские солдаты успели уже вывезти. Земля была сплошь усеяна тысячами немецких касок, винтовок, штыков и другим оружием и снаряжением. Советские солдаты собирали сейчас все это имущество в большие кучи; им помогали присмиревшие немецкие военнопленные; по их Виду чувствовалось, как они счастливы, что остались в живых... Земля была густо усеяна также обрывками бумаг — фотографий, личных документов, карт, частных писем; валялся здесь даже томик Ницше, который до последней минуты таскал с собой какой-нибудь нацистский «сверхчеловек». Почти все трупы были захоронены, но вода вокруг разрушенного маяка кишела трупами немцев и обломками плотов, которые покачивались на волнах, плескавшихся у оконечности мыса Херсонес...»⁹.

9 Верт А. Россия в войне 1941-1945.-М., 1967. С. 612.

Однако не всем немцам, оказавшимся на палубах кораблей, было суждено увидеть румынские берега. Им еще предстояло пережить день 12 мая. К тому же известие о полном очищении мыса Херсонес от противника было получено не сразу. Захват последнего клочка крымской территории требовал немедленного переноса усилий на конвои противника находящиеся уже на определенном удалении от побережья, в то время, как первые наши налеты были организованы явно в расчете на легкую добычу у берега. В 06:22 12 штурмовиков неудачно атаковали один из последних конвоев БДБ всего в 15 милях от Херсонеса. Еще один мелкий конвой (по наблюдениям с воздуха состоял из буксира, двух-трех БДБ и двух сторожевых катеров или малых охотников) подвергся двум атакам Ил-4.

В первом случае удар сорвали восемь Bf11OG из состава ZG1, во втором бомбы были сброшены с большой высоты. Еще один мелкий конвой в 07:15 атаковали 16 Илов 47-го ШАЛ. Несмотря на оптимистический доклад о потоплении 2000-тонного транспорта и БДБ в худшем случае суда получили лишь повреждения, а один штурмовик был сбит. Среди немецких кораблей, получивших тяжелые повреждения в этот день был охотник «Uj 309», который и затонул после от ударов авиации¹⁰.

10 Любопытно, что согласно справочнику Э.Гренера он погиб на Балтике, хотя прекрасно известно, что 3-я флотилия охотников в тот период действовала исключительно на Черном море. Как и в случае с «Гейзерихом», попытка приписать гибель поврежденного «Дуростора» «удару милосердия» со стороны субмарины «А-5» не имеет под собой реальной подоплеки.

Налеты на суда, достаточно удалившиеся от Крыма, начались лишь после полудня, но именно им сопутствовал главный успех дня. В 12:25 11 Ил-2 из состава 8-го ГШАП добились нескольких попаданий в пароход «Гёйзерих» (712 бр.т). Судно загорелось и потеряло ход. Его взяли на буксир, но оно вскоре (по данным Э.Гренера около 13:00) затонуло.

В 12:23 четверка низких торпедоносцев Ил-4 вышла в атаку на транспорт «Дуростор», входивший в состав конвоя «Швальбе». Несмотря на утренние радиограммы адмирала Шульца о необходимости повернуть все суда назад в момент атаки караван все еще шел в восточном направлении. Хотя «Илы» прикрывались семью «Киттихауками», из-за противодействия Bf110G из состава ZG1 сбросить торпеды прицельно не удалось, а один торпедоносец сбила зенитная артиллерия. Повторное обнаружение конвоя нашим самолетом-разведчиком вынесло «Дуростору» смертный приговор. В 16:21 его последовательно атаковало 12 пикирующих бомбардировщиков из состава 40-го БАП. После попадания двух ФАБ-250 транспорт продержался на поверхности всего полчаса¹¹.

11 Как и в случае с "Гейзерихом", попытка приписать гибель поврежденного "Дуростора" "удару милосердия" со стороны субмарины "А-5" не имеет под собой реальной подоплеки.

Что касается наших субмарин, то единственным их подтвержденным успехом стал факт потопления БДБ «F 130», которая была обнаружена в 08:27 верхней вахтой «С-33». При сближении и обстреле из 45-мм полуавтомата, выяснилось, что она брошена противником. При осмотре выяснилось, что она битком забита телами немецких солдат, причем некоторые из них еще подавали признаки жизни! Поскольку при данных обстоятельствах никакой помощи им оказать было нельзя, то в 12:16 БДБ была потоплена огнем из 100-мм орудия. Кроме того, с определенной долей уверенности можно также утверждать, что в 21:12 «Щ-201.» потопила другую быстроходную баржу «F 568».

13 мая стал завершающим днем Крымской операции, В эти сутки в порты вошли последние конвои, а четверка «шнелльботов» умудрилась снять с Херсонеса 83 немецких солдата. В 17:08 пять Ил-4 в последний раз бомбили конвой «Ориент», не добившись при этом новых успехов. Фактически активные боевые действия на Черном море завершились, хотя последний аккорд — массированные воздушные удары по Сулине и Констанце — последовал только спустя три месяца.

Итоги и выводы нашего исследования, произведенного на основе сопоставления и изучения двухсторонних данных, заметно отличаются от оценок, бытующих как в отечественной, так и зарубежной литературе. Практически подтверждается мысль, что истина находится где-то посредине мнений противоборствующих сторон. Будучи ограниченными рамками журнальной статьи обозначим лишь основное.

Что бы там не писали немцы, 17-я армия в Крыму потерпела жестокое поражение. Обычно наши бывшие противники повторяют одни и те же цифры: в Крыму на начало апреля было 229-235 тысяч солдат, морем эвакуировались 130 тысяч и еще 21.457 воздухом, следовательно потери составили около 80 тысяч — чуть более трети. Казалось бы, все сходится, но при более пристальном рассмотрении вся эта «бухгалтерия» трещит по швам. Во-первых, выясняется, что в число эвакуированных морем оказались включены 11.358 гражданских лиц и 4260 военнопленных, которых к военнослужащим 17-й армии уж никак не отнесешь. Во-вторых, А.Хильгрубер, Ю.Майстер и Ф.Руге скромно умолчали о том, что люди перевозились не только в Констанцу, но и в противоположном направлении. Только маршевые подразделения составили не менее 4 тысяч, кроме того, самолеты доставили немалое число отпускников. Например, 1 мая их прибыло 103 человека, а 2-го — 265. Если мы приблизительно определим эту категорию в три тысячи, то очевидно мало согрешим против истины. Все это увеличивает безвозвратные потери 17-й армии по меньшей мере до 100 — 105 тысяч. Таким образом, объявленная Ю.Майстером «невероятной» заявленная Совинформбюро цифра пленных солдат и офицеров противника за весь период боев в Крыму — 61.587 человек — отнюдь не вызывает удивления. По количеству пленных противников Крымская операция занимает четвертое место в войне (после Сталинградской, Минской и Ясско-Кишиневской операций; Берлинская и Пражская в силу своего особого положения в расчет не берутся). Здесь уместно заметить, что наши людские потери (17.754 человека безвозвратные и 67.065 санитарные) были гораздо меньше, чего нельзя сказать о потерях военной техники (171 танк и САУ, 521 орудием миномет, 179 боевых самолетов ВВС Красной Армии и 90 ВВС ЧФ)¹².

12 Приводятся данные статистического исследования «Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах». —М., 1993. Согласно архивным данным потери только 8-й воздушной армии (на начальном этапе боев кроме нее действовала еще 4-я ВА и Авиация Дальнего Действия) составили 266 боевых самолетов.

Подсчет потерь противника можно продолжить и дальше. Если к безвозвратным прибавить санитарные: 15.535 раненных, вывезенных морем и 16.387 воздухом, то получается, что 17-я армия потеряла до 60% своего личного состава. Учитывая, что из эвакуированных 39.944 (по другим данным 36.557, в т.ч. около 7 тысяч раненных) относилась к военнослужащим румынской армии, которые по признаниям самих немцев «были уже мало, на что годны», а еще 15.391 к категории «восточных добровольцев», то получается, что от армии осталось всего 50-55 тысяч немцев, способных держать оружие в руках. Из этого числа здоровые солдаты боевых подразделений вряд ли составляли более 7-10 тысяч человек. В подтверждение можно привести доклад генерала Хартмана, который в частности указал, что из состава 98-й пехотной дивизии в Румынии оказалось лишь около 600 человек (без раненых)! На начало апреля дивизия насчитывала около 12 тысяч, а на 10 мая —3127 солдата. Кроме 73-й пд, сформированной фактически заново, поскольку ее штаб остался на Херсонесе, ни одна из пяти немецких дивизий 17-й армии не воссоздавалась. Комментарий, как говорится, излишни.

Вне всякого сомнения, главные причины столь ужасающего, разгрома заключались в ошибках немецкого Верховного командования, считавшего, что 17-я армия с успехом сможет в подражание 250-дневной советской обороне 1941-1942 гг. удерживать Севастополь в течение длительного времени, приковывая к себе массы советских войск. Этим мечтам было не суждено сбыться во-первых потому, что соотношение сил между нападающей и обороняющейся сторонами между 1941 и 1944 гг. явно изменилось не в пользу последней. Во-вторых, оборона любого ограниченного плацдарма требует постоянной большой подпитки свежими войсками и боеприпасами, и с этой точки зрения, полученные Енеке и Альмендингером 4 тыс. свежих солдат и мизерное количество орудий оказались лишь каплей в море. В-третьих, и командование группы армий, и генерал Енеке, реально оценивая обстановку (в первую очередь отсутствие требуемых резервов), больше думали о предлоге для скорейшей эвакуации, чем об упорной и фанатичной обороне. Енеке справедливо считал, что Севастополь нужно эвакуировать пока в руках немцев Сапун-гора и прилегающие высоты, а не тогда, когда весь клочок земли будет вдоль и поперек простреливаться огнем советских орудий. Загнанные упрямством Гитлера в критические условия, оставшиеся на Херсонесе немецкие штабы совершили в последние дни немало ошибок, что еще более усугубило трагедию.

И все-таки тяжело удержаться от вопроса: все ли было сделано для того, чтобы сорвать эвакуацию вражеских войск из Крыма и нанести им максимальные потери? Ответить на этот вопрос утвердительно, к сожалению, не получается.

Мы уже неоднократно останавливались на частных просчетах, допущенных командными инстанциями ЧФ на различных этапах операции. Создается впечатление, что многих из них удалось бы избежать, если бы не был нарушен один из основополагающих принципов военного искусства — сосредоточения всей власти в руках одного лица, одного штаба, который бы отвечал только за данную операцию, и ни за что больше. В нашем же случае объединение всех нитей происходило лишь на уровне командующего ЧФ и его штаба, что при наличии у них массы других забот должно было неизбежно сказаться на качестве решения задач. В связи с этим возникают вопросы к главнокомандующему ВМФ адмиралу Н.Г.Кузнецову и главному штабу ВМФ. Уж кто, как не они должны были знать о готовящемся сухопутном наступлении, о трудностях подготовки крупной операции командующим, только что вступившим в должность? Часто критикуемая практика присылки представителей из вышестоящих штабов в данном случае себя вполне бы оправдала.

Вместо этого «Москва» вела себя зачастую странно. Не пытаясь оказать посильную помощь Черноморскому флоту из своих фондов и резервов, она затеяла совершенно ненужную рокировку экипажей подлодок и авиаполков (26 апреля убыл 36-й МТАП, который был заменен на 29-й БАП, впервые принявший участие в боевых действиях только 10 мая и совершивший до конца операции лишь 10 самолето-вылетов). Требуя от флота более активных действий, народный комиссар одновременно предлагал черноморцам получать нефть и бензин в Батуми и самостоятельно организовывать их доставку к районам боевых действий!

И флот был вынужден этим заниматься. Отчаянное положение с бензином на аэродромах Скадовск, Сокологорное и Саки заставило возить его туда даже на транспортных самолетах, причем с этой целью с Тихоокеанского флота были перегнали даже несколько ТБ-1! Подобные примеры можно было бы продолжить¹³.

13 Справедливости ради следует отметить, что попытки усилить Черноморский флот со стороны Наркомата ВМФ все-таки принимались. ГМШ удалось подготовить проекты двух постановлений ГКО: о переброске на Черное море боевых катеров (в т.ч. 12 торпедных типа «Воспер»), полученных по ленд-лизу из состава СФ и подводных лодок из состава ТОФ, но это решение состоялось лишь 13 апреля 1944 г.! В результате катера прибыли на театр в конце июня, а первые четыре лодки XII серии — 8 июля. Не считая нескольких безуспешных попыток выходов катеров к побережью Румынии в августе ни тем, ни другим уже не пришлось принять участие в боевых действиях.

Крымская операция стала первой крупной совместной операцией сухопутных войск и ВМФ по очищению от противника приморского плацдарма. Впереди были Прибалтика, Заполярье, берега Данцигской бухты. Казалось бы вполне логичным внимательное изучение опыта Крыма и извлечение из него уроков. Ничего подобного сделано не было даже несмотря на то, что с 4 по 13 июня Черноморский флот посетил Нарком Н.Г. Кузнецов.

Одним из важнейших уроков операции заключался в необходимости создания мощного резерва авиации ВМФ, который в случае необходимости можно было бы перебрасывать с одного флота на другой. Этого сделано не было. Напротив, после окончания боевых действий на Черном море в сентябре 1944 г. минно-торпедная, пикировочная дивизии и отдельный штурмовой авиаполк бездействовали и только 11-я ШАД сразу после окончания Крымской операции убыла на КБФ.

Несомненно, что основную роль в достижении результатов операции сыграли ВВС ЧФ, но, к сожалению, и их потенциальные возможности были использованы отнюдь не на 100%. Не останавливаясь на недостатках тылового обеспечения и оперативного использования, освещенных по ходу статьи, хотелось бы немного порассуждать о сильных и слабых сторонах нашей морской авиации как средства уничтожения кораблей противника.

Минно-торпедная авиация в ходе боев в Крыму, проявила себя крайне слабо. Автору статьи не удалось найти свидетельств достоверных попаданий торпед в корабли противника, хотя в ходе операции Ил-4 5-го гвардейского МТАП совершили 80 вылетов е торпедами и сбросили 64 из них (в т.ч. не менее восьми высотных). Подавляющее большинство вылетов было произведено для атак конвоев и лишь 13 (в период с 1 по 13 мая) на «свободную охоту». Нехватка торпед привела к тому, что еще в 66 вылетах Илам пришлось использовать бомбы (в основном 100-кг). С ними же летали и «Бостоны» 36-го МТАП, совершившие всего лишь 40 боевых вылетов. Результат — случайное попадание бомбы в транспорт «Тисса». Согласно отчету ВВС, полки потеряли 11 самолетов, что по расчетам автора занижено как минимум на две машины. Причины столь малоэффективных действий уже указывались: плохое взаимодействие с истребителями и несоответствие Ил-4 требованиям, предъявляемым к торпедоносцам на конечном периоде войны.

Куда больших результатов добился 18-й гвардейский ДБАП. Его «Бостоны» выполнили 253 вылета, и совершили 90 атак топмачтовым методом. На их счету повреждения транспортов «Альба Юлия», «Оссаг», завершающий удар по «Tee». Однако и эти успехи были достигнуты дорогой ценой. Потери составили 13 машин с подготовленными экипажами. Это привело к значительному снижению числа вылетов (в период 10-13 мая всего 42). Потери были бы безусловно меньшими, если командование в обязательном порядке выделяло в помощь «топмачтовикам» штурмовики для подавления зенитного огня. Вряд ли можно назвать оптимальной и загрузку «Бостонов», которые как правило несли по восемь ФАБ-100 или три — четыре таких же бомбы и одну ФАБ-250. Боевую нагрузку задействованных на заключительном этапе боев «Бостонов»-штурмовиков (60-90 АО-2,5) назвать иначе как смехотворной (исключая стрелково-пушечное вооружение) вообще нельзя. 500-кг бомбы в ходе операции не использовались вообще! Основным же типом боеприпасов являлись ФАБ-100 (израсходовано всеми типами самолетов за операцию 4602 штуки), ФАБ-250 применялось почти в семь раз меньше (728 штук).

На редкость малоэффективными оказались действия пикирующих бомбардировщиков Re-2, изначально предназначенных для ударов по малоразмерным целям. За всю операцию они добились всего лишь двух подтвержденных попаданий в транспорт «Дуростор» и, видимо, могут претендовать на одну-две БДБ. На фоне того, что Пе-2 создавался именно для ударов по малоразмерным целям это на первый взгляд кажется невероятным. Однако, попадать в движущиеся корабли нашим летчикам оказалось особенно тяжело, поскольку тяжелая и аэродинамичная «пешка» даже с выпущенными тормозными решетками быстро разгонялась до 670-680 км/ч и уже на высоте 1300 метров экипажам приходилось начинать вывод своих машин из пике. Ко всему прочему, Пе-2 на пикировании отличался известной «дубоватостью», так как плотно «сидел» в воздушном потоке, а потому если экипаж атакованного корабля вовремя успевал начать описывать циркуляцию, довернуть самолет по курсу было почти невозможно. Для сравнений укажу, что немецкий Ju87 имел установившуюся скорость пикирования 550 км/ч и в полном смысле «ходил за ручкой и педалями».

Необходимо, правда, отметить то обстоятельство, что большинство успехов было достигнуто «лаптежниками» в начальный период войны, когда основная масса топившихся ими судов и кораблей почти не имела как эффективных средств ПВО, так и прикрытия истребителями. Это позволяло экипажам «Юнкерсов» при выходе на рубеж атаки прибирать газ, тормозя самолет, после чего эффектно выполнив переворот, уходить в пике, нанося свои точные удары зачастую в почти полигонных условиях.

Экипажи «пешек» в большинстве своем вынуждены были, несмотря на собственное истребительное прикрытие, пробиваться к цели сквозь атаки «мессеров» и плотный, а также традиционно хорошо организованный немцами зенитный огонь, который велся из всех стволов, включая знаменитые 88-мм (а иногда и 105-мм) орудия. Попытка уменьшить скорость в этих условиях перед выходом в точку пикирования привела бы к еще большим потерям, хотя, возможно, число потопленных судов несколько возросло.

Наибольшего успеха в ходе операции добились штурмовики, поскольку совершили вылетов вдвое больше, чем все остальные типы ударных самолетов флота — 1070. При этом потери составили всего 19 машин. Безусловно, отрицательно сказалась на деятельности штурмовой авиации нехватка горючего и боекомплекта. Не от хорошей жизни для ударов по кораблям приходилось использовать 100-кг бомбы, в то время как Ил-2 обладал возможностью подвески двух куда более мощных ФАБ-250. При ударах по морским целям их эффективность была примерно в 3-3,5 раза выше «соток». Почти наверняка можно предположить, что «недогруз» «горбатых» объяснялся исключительно перетяжеленностью конструкции военного выпуска и недобором мощности моторов АМ-38. Последних было изготовлено всего в 1,2 раза больше чем самих штурмовиков(!), что заставляло техперсонал авиачастей многократно превышать моторесурс силовых установок. Не хватало высококачественного авиабензина и масла, что также отрицательно сказывалось на «тяговых» характеристиках «горбатых».

Далеко недостаточно использовались нашим командованием и возможности истребительной авиации Она лишь сопровождала ударные самолеты, что, впрочем, не могло предотвратить их сравнительно высоких потерь от воздействия воздушного противника. Очень слабо использовались возможности истребителей осуществлять бомбовые удары и штурмовку вражеских кораблей, несмотря на тот факт, что с начала 1944 г. «Киттихауки» и «Аэрокобры» Северного флота весьма эффективно использовались в этом качестве. Машины этих типов имелись и на Черноморском флоте —два полка «Кобр» и примерно столько же «Киттихауков» (из них почти полностью состояли 7-й и 62-й ИАП, а также одна из эскадрилий 30-го РАП). В операции нашли применение менее половины этих самолетов. 11-й Гв.ИАП находился в Одессе, 62-й ИАП в Лазаревском, а 7-йИАП (кроме одной эскадрильи) — в Геленджике. По воспоминаниям известного черноморского летчика-истребителя К.Д.Денисова экспериментировать с бомбодержателями в 11-м гвардейском полку стали лишь в конце апреля — начале мая. Можно предположить, что истребители-бомбардировщики нашли бы себе многочисленные жертвы из числа мелких кораблей и судов, широко использовавшихся в финальные дни эвакуации.

Все это, конечно, уменьшило потери, понесенные противником. Реально они составили: из 13 судов свыше 1000 бр.т потоплено или тяжело повреждено восемь (61,5%), еще два серьезно повреждены, но были введены в строй в ходе операции, из шести судов от 500 до 1000 бр.т — три (50%), из примерно 20 мелких теплоходов и буксиров — семь (35%). Казалось бы, успех наших моряков и летчиков очевиден, так как усредненная величина уничтоженного транспортного тоннажа составляет почти половину — 48%! Однако процент потопленных вражеских БДБ гораздо ниже: их погибло всего шесть — семь, причем непосредственно в ходе эвакуации только две или три. Это можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, мелкосидящие баржи оказались трудноуязвимыми целями как для стрельбы торпедами, так и топмачтовых или пикирующих бомбардировщиков. Фактически, единственным эффективным средством для борьбы с баржами были штурмовики, однако сравнивая БДБ с другими типами судов, приходится признать, что первые были куда лучше защищены и маневреннее. Во-вторых, нельзя сбрасывать со счетов и материальный фактор. В соответствии с приказом Наркома ВМФ «Об установлении денежных наград личному составу подводных лодок, торпедных катеров, катеров-охотников и экипажей самолетов ВВС ВМФ за потопление кораблей противника» от 3 июня 1943 г. за потопленный транспорт (как правило, в качестве 1000-тонных транспортов в наших донесениях фигурировали даже небольшие буксиры) выплачивалось: командиру и штурману по 3 тысячи рублей, стрелкам по тысяче, за потопление же баржи всего 1000 и 300 соответственно. В то же время быстроходными баржами было вывезено до половины личного состава 17-й армии. Чуть больше платили за потопление сторожевого корабля или тральщика. Их потери в ходе операции также не сильно впечатляли: один тральщик и семь или восемь охотников (в т.ч. один крупный) потоплены, примерно такое же число получили повреждения. Имевшие меньшее зенитное вооружение корабли румынского флота пострадали сильнее.

Подробно изучив обстоятельства эвакуации, трудно согласиться с цифрами потерь личного состава 17-й армии в море. Согласно докладу адмирала Бринкмана они составили только в период 9-12 мая 8100 человек, а по некоторым же отечественным публикациям аж 30 тысяч(!!). Не будем забывать, что из всех кораблей и судов противника, погибших в заключительные дни, солдат на своем борту имели лишь «Тея», «Тотила», «Романия» и «Гейзерих». Три последних транспорта затонули в непосредственной близости от берега или других кораблей, которые могли оказать помощь тонущим. С учетом апрельских потерь общая цифра погибших в море вряд ли превышала 4-5 тысяч, однако не ее следует рассматривать в качестве основного критерия оценки деятельности Черноморского флота. Именно массированные налёты флотской авиации, вкупе с непрекращающимся артиллерийским обстрелом, сорвали план спасения 17-й армии, дезорганизовали деятельность вражеских штабов и привели, в конечном итоге, к массовой сдаче в плен утром 12 мая.

Рассчитывать же на то, что наши ВВС смогут полностью прервать морское сообщение противника, подобно тому, как это сделали немцы во время финального штурма Севастополя и вовсе не приходилось. Судите сами: в июне-июле 1942 г. группировка вражеской авиации насчитывала семь бомбардировочных и три пикировочные авиагруппы (около трехсот Не111, Ju88 и Ju87), которые вкупе с истребителями (четыре группы) совершали в среднем по 700 вылетов ежесуточно (всего с 1 июня по З июля 23.751,вылет). Даже если предположить, что на морском направлении делалось не более 20% вылетов и вычесть истребители, получается, что над морем каждый день в среднем делалось около 100 полетов бомбардировщиков. Причем, в основном, это были мощные Ju88, заметно превосходившие по максимальной бомбовой нагрузке Пе-2. Базируясь на аэродромы Сарабуза и Саки, они как правило поднимали на внешней подвеске до четырех 280- или пару 500-кг бомб, сбрасывая которые с пикирования могли наносить эффективные удары даже по энергично маневрирующим кораблям. Последнее обуславливалось наличием хорошо отлаженной системы управления самолётом; включающей автоматы ввода и вывода из пике, а также эффективные прицелы. Можно предположить, что в отдельные дни, например, при обнаружении в море какого-либо советского конвоя, количество вылетов резко возрастало. Наши же ВВС в ходе Крымской операции лишь в течение двух дней пересекали отметку в 100 самолето-вылетов ударных машин за сутки — 10 и 11 мая. Общее число вылетов ударных самолетов за операцию составило 1739 или 48 в сутки. Соответственно другими были и результаты.

Все вышеизложенные критические замечания нисколько не умаляют героизма и мужества моряков и летчиков Черноморского флота, не щадивших своих сил и самой жизни во имя скорейшего изгнания врага из Крыма, во имя победы. Размеры журнальной статьи просто не позволяют привести все случаи героизма и самопожертвования, недостатка в которых не было. С нашей точки зрения, без них результаты операции могли быть совсем иными. 17-я армия, да и все немецкие вооруженные силы, потерпели в Крыму одно из серьезнейших своих поражений за всю войну. То же обстоятельство, что действовать наши моряки и летчики могли гораздо лучше, бросает тень не на них, а на тех, кто ими руководил, кто создал и утвердил систему, в которой разумные решения далеко не всегда находили себе дорогу. На ту систему, которая даже после войны, спустя десятки лет все еще не хочет признавать своих ошибок, своей неэффективности. Вот и получается, что история никогда никого и ничему не учит. Так может, хватит мириться с положением дураков, которые каждый раз учатся на своих ошибках?..