Интервью с И.И.Кожемяко

   Главная >> История >> Великая Отечественная >> Интервью с И.И.Кожемяко >> Часть 2

 

Часть 2. Фронт. Як-7Б

А.С. Как и когда вы попали на фронт?

И.К. В ЗАПе мы учились целым авиаотрядом до начала 1943-го года. Эти «пять полётных часов» растянулись надолго. Летали редко, поскольку были серьезные проблемы с ГСМ. Всё же на фронт шло. Да и самолёты поизносились капитально, не столько летали, сколько ремонтировались. Не поверишь, но в месяц выходило слетать, раза два, не чаще.
Ну, вот налетали, мы 5-ть часов, после чего решили отправлять нас на фронт. Я ещё немножко повозмущался: «Куда меня на фронт?! Я же ни разу не стрелял!» – а мне инструктор и говорит: «Захочешь жить – сразу стрелять научишься!»
В начале 1943-го вызывали нас в Москву (помню, что Главное управление ВВС тогда было в здании Академии им.Жуковского) целым авиаотрядом и распределяют по фронтам. И, наконец, в начале весны (кажется, в марте) 1943-го года я попадаю на Юго-Западный фронт (потом его переименовали в 3-й Украинский), причем не куда-нибудь, а именно на «свой» аэродром Чугуевского авиаучилища, на котором я начинал как военный лётчик, на хутор Благодатный. Вот такой «кружок» получился.
Распределили меня в 867-й ИАП. Полк был выведен из-под Сталинграда на пополнение и переформирование. После сталинградских боев остались от полка «рожки да ножки» – комполка погиб, из трёх командиров эскадрилий уцелел один, из девяти командиров звеньев – выжило трое или четверо, из рядовых летчиков осталось двое или трое. (Больше, в течении всей войны, наш полк таких потерь никогда не нёс.) На тот момент, когда я прибыл в полк, его командиром стал Семен Леонтьевич Индык. Фактически полк восстанавливали заново, пополнили очень серьезно, причем пополнили не только летчиками-сержантами (каким был и я), но и летчиками-младшими лейтенантами (с конца 1942 года из авиаучилищ летчиков стали выпускать младшими лейтенантами). Ничем эти ребята от нас не отличались, ни по мастерству, ни по уровню подготовки, но они офицеры, а мы только сержанты. (Надо сказать, что мы - молодые уже начали потихоньку воевать, когда в полк стали приходить и летчики с боевым опытом. Нас пополнили «стариками», как вернувшимися из госпиталей, так и просто переведёнными из других полков. Благодаря этому, мы стали летать на боевые задания под их руководством и многие «молодые», в том числе и я, быстро «подтянулись» до вполне приличного боевого уровня. Так что, к битве на Курской дуге, наш полк имел уже вполне качественный боевой состав.)
Мой первый боевой вылет был в составе пары, на Як-7Б, с таким же необстрелянным, как я, младшим лейтенантом. Он – ведущий, я – ведомый. Меня и поставили к нему, только потому, что я хорошо знал местность: «Кожемяко – ты же с этого училища. Знаешь район, не потеряетесь. Лети». Вот и полетели два «желторотика». У обоих боевого опыта – «ноль». (Конечно, надо было пару комплектовать с опытным, повоевавшим летчиком, но тогда взять «опытного» было неоткуда.)
Задание было такое – уничтожить позицию наблюдателя. Возле станции Коробочкино, на господствующей высотке, наши войска засекли наблюдателя – в замаскированном ветками окопе блестела какая-то «оптика». Окоп был в глубине немецкой обороны, видимо поэтому, поразить наблюдателя артиллерий не удавалось. А вреда, судя по всему, этот немец наносил немало, поскольку со своей позиции просматривал не только весь наш передний край, но и наш аэродром. Вот и пришел приказ уничтожить позицию наблюдателя парой истребителей.
«Мой» младший лейтенант решил с заданием покончить быстро и просто – сразу после взлета и набора высоты, рванул по прямой, прямо на цель. Я, естественно, за ним. Перелетаем передний край и лейтенант тут же в пике на этот окоп (я остался повыше, что бы контролировать воздушное пространство). Пикирует, а огня не ведет. Может оружие отказало, а скорее всего, от волнения, с предохранителя забыл снять. Теперь уже не скажешь, почему он не сделал он ни одного выстрела, а вот немцы сделали – как дали по нему «эрликоны» (20 мм зенитки), так он, не выходя из пике, упал и взорвался!
Я из зоны зенитного огня выскочил, дух слегка перевел. И задаю себе вопрос: «Что мне делать?!» Один остался, спросить совета не у кого. Потом решил, – раз приказа никто не отменял, надо выполнять задание. Сделал небольшой кружок, зашел со стороны немецкого тыла. Спикировал я на этого наблюдателя (окоп и человек в нём, сверху просматривались очень хорошо), пропорол наискосок эту «яму» длинной очередью из пушки и пулеметов, и на полном газу к своим. Только один заход и сделал. «Эрликоны» по мне тоже пальнули, но не попали. Прилетел, доложил как погиб мой ведущий. Вот такой первый вылет. (И ведь мы знали, что там есть зенитки! Но неопытность подвела.)
Потом постепенно «пошло». Вскоре я стал командиром звена – я сержант-командир, а у меня в подчинении три младших лейтенанта, офицеры. Сам я офицером стал уже на фронте.
Мой полк, в составе авиационного корпуса, дрался на Курской дуге, участвовал в освобождении Харькова, Павлограда, Днепропетровска, освобождал Запорожье. На Дуге и под Запорожьем были очень крепкие воздушные бои. После освобождения Запорожья наш полк стал 107-м Гвардейским (за успешные бои на Курской дуге и на Украине). Потом наш корпус перебросили на 1-й Украинский фронт. Там наш полк дрался за освобождение Львова и над Сандомирским плацдармом. Закончили войну в Германии.
За время войны я совершил 130-ть боевых вылетов, провел 25-ть воздушных боёв. Меня один раз сбивали, но и я сбил четыре немецких самолёта. Не только остался в живых, но и ни разу не был ранен, – думаю, что дрался неплохо.

А.С. Как я понял, Вы начали войну на истребителе Як-7Б. Каково Ваше общее впечатление о нем?

И.К. Машина была неплохой. Если бы он был не такой «тупой», то это был бы совсем хороший истребитель. Он был тяжелый. М-105-й был для него слабоват.

А.С. Кабина – обзор и комфорт для пилотов, как чувствовали себя в воздухе?

И.К. Кабина была нормальной, удобной. Сиденье хорошо регулировалось, все рычаги и тумблеры под руками. Обзор из кабины был хороший во все стороны.

А.С. Даже назад? У Як-7Б был ведь высокий гаргрот.

И.К. Даже назад. По крайней мере, обзор назад был не ниже «удовлетворительно». Если, конечно, не пользоваться плечевыми ремнями. Так мы ими и не пользовались.

А.С. Фонарь держали открытым?

И.К. Поначалу – да. С фонарем сначала было очень плохо, – отсутствовал аварийный сброс. Ручка, открывающая фонарь, открывала замки тросовой тягой. В воздушном бою ведь как – противник всегда стремиться ударить по кабине, значит и по фонарю. Если этот тросик перебивали или «распускали» (а такое случалось относительно часто), самостоятельно кабину летчик открыть не мог, фонарь невозможно было сдвинуть. Кабина в гроб превращается. Потом, когда аварийный сброс сделали, стали летать с закрытым фонарем.

А.С. Как осуществлялся аварийный сброс?

И.К. Поначалу система была такой, – надо было очень сильно толкнуть или ударить по стеклу фонаря снизу (обычно это делали обеими руками одновременно), поближе к переднему краю фонаря. Фонарь как будто «выщелкивался» из пазов, его передняя часть приподымалась, её подхватывал поток и всё, фонарь улетал. Не очень хорошая система, поскольку если ты ранен, то сил сбросить фонарь у тебя может и не хватить.
Потом систему сброса изменили. Сделали так: вдоль переднего края фонаря проходил боуден – что-то вроде трубки, в которую был вставлен пружинистый тросик. Конец тросика был выведен в кабину, на нём была закреплена такая резиновая красная «груша». Для сброса фонаря, надо было тянуть «грушу» на себя. Тросик выходил из паза, проворачивал небольшой двуплечий рычаг, который, в свою очередь, довольно легко сдвигал и приподнимал переднюю часть фонаря. Эта система аварийного сброса уже просуществовала до конца войны.

А.С. Качество остекления кабины (прозрачность плексигласа) было нормальным?

И.К. Всяко бывало. Особенно поначалу. Бывал плекс и с желтизной, и поцарапанный (не то, что бы это сильно мешало, но неприятно), а с конца 1943 года и до конца войны качество плексигласа стало хорошим.

А.С. Приборное оборудование вас устраивало?

И.К. Вполне. Весь комплекс основных приборов присутствовал. Да нам много и не надо было. Температура воды, температура и давление масла, температура головок цилиндров. В бою ты больше ни на что и не смотришь.

А.С. Бронеспинка и бронестекло на Як-7Б были?

И.К. Бронеспинка стояла. Стальная плита, «с палец» толщиной (то ли 10, то ли 12 мм – не помню точно). Простые пулемётные пули «держала», но бронебойные её пробивали.
Бронестекло тоже было. Прочное.

А.С. Двигатель на ваших Як-7Б какой стоял – М-105ПА или М-105ПФ?

И.К. Вначале «простой», потом под конец 1943 года, машины пошли с «форсированным». У большинства наших Як-7Б двигатель был «простой» – 1100 л.с. на 1-й ступени нагнетателя. Я и на Курской дуге на «простом» двигателе воевал, и на Днепре.

А.С. С форсированным двигателем Як-7Б сильно «прибавил» как истребитель?

И.К. Ну, конечно «прибавил», но таких машин в полку было мало. Хотя Як-7Б даже с М-105ПФ всё равно до Як-1 «не дотянул». Тяжёлый.

А.С. Температурный режим в кабине «Яка» вас устраивал?

И.К. Нормально. Хоть зимой, хоть летом не было ни слишком жарко, ни слишком холодно. Это ко всем «Якам» относится, и к Як-1, и к Як-9.

А.С. Як-7Б был сложным в пилотировании? Я имею в виду, что на взлете, в полете и на посадке какие-нибудь трудности были?

И.К. Нет. На взлете «момент вращения» очень легко компенсировался рулем поворота. Посадка – просто. Полёт – очень просто, «Як» сам летел.
Все типы истребителей Яковлева были просты в управлении, не только Як-7Б. Пилотировались «Яки» очень легко. Усилия на рули нужны были небольшие. «Яки» – самолеты для пилотажа.

А.С. При боевом маневрировании, «Яки» на дачу рулей не запаздывали?

И.К. Нет. На боевых скоростях всё выходило очень резко.

А.С. Радиостанция на Як-7Б была? Как она работала, качественно или нет?

И.К. Стояла. РСИ-3. Опять-таки она была на всех типах наших «Яков».
Поначалу приемник и передатчик стояли только на самолетах ведущих, а у ведомых был только приемник. На моём первом «Яке» стоял только приёмник, я же начал воевать как ведомый. Потом, уже со второй половины 1943 года приёмники и передатчики стали ставить на все машины.
Что касается качества работы, то работала эта станция неважно. И «трещала», и «пищала» (коллектор искрит, отсюда и «трески-писки»). Поначалу было сложно, потом и мы приноровились, и радиотехники со станциями «поработали», связь стала по качеству не ниже «посредственно». В бою, по крайней мере, мы друг друга слышали постоянно. Да, рация работала посредственно, лучше и не скажешь.
Я с задания прилетал, и инженеру полка докладывал: «Мотор работал нормально. Показания приборов – нормально. Управление – нормально. Оружие – нормально. Радио – плохо, сильный треск». И в этом послеполётном докладе у меня за всю войну слова не поменялись.

А.С. Вооружение Як-7Б вас устраивало? Надежно ли работало пулеметно-пушечное вооружение?

И.К. Вооружение – отлично! 20 мм пушка ШВАК (стреляла через полый вал редуктора) и два синхронизированных (под капотом) УБС – 12,7 мм пулемета Березина. Вооружение мощное.
Работало всё надежно. Иногда, конечно случались отказы, но это либо от незнания техники, либо из-за плохого обслуживания или недосмотра. Был интересный случай.
Как-то под Запорожьем, полетел я ведомым со старшим лейтенантом Медведевым (инструктором-командиром звена из Чугуевского училища, его прислали на боевую стажировку, но он в училище не вернулся, остался в полку воевать), на сопровождения корректировщика. Корректировщик Ил-2 ходил над нашим (правым) берегом Днепра и корректировал огонь артиллерии по немецкому берегу (левому). Наша пара держалась с некоторым превышением и смещением в сторону солнца. И тут появляется «мессер», почему-то один. Да ведь какой хитрый, прошел над самой водой, между берегами и пошёл в атаку на наш «Ил» снизу. Медведев он опытный был, засек этого «сто девятого» и со снижением на него. Я за ведущим. Медведев заходит на этот «мессер» сзади, уже можно огонь открывать, и вдруг резко отваливает мой ведущий в сторону и мне по радио: «Иван – атакуй! У меня оружие отказало!» Я добавляю «газку», резко проскакиваю вперед, причем настолько резко, что не успел я опомниться, как «мессер» уже полностью заполняет кольцо прицела и начинает «вылезать». Я, от неожиданности, всадил в него длиннющую очередь из пушки и пулеметов. Полбоекомплекта одной очередью! Совершенно не отложилось в памяти, «сколько и чего» попало в «мессер», но, похоже, летчика я убил сразу. «Мессер» не загорелся, а вначале задрал нос, потом упал на крыло, закрутился спиралью и врезался в землю. Это был мой первый сбитый.
Но, самое «интересное» началось потом. От моего залпа соскочил затыльник пушки и заклинил мне ножное управление. Педали практически перестали работать. Пытался я этот затыльник сдвинуть вперед, но надо наклониться посильнее, а ремни не пускают. Я ведущему передал (передатчик у меня уже стоял), что заклинило ножное управление и, «креником» развернулся и полетел «домой». Сел нормально. А что случилось? Оказывается, техник по вооружению, гайку крепления затыльника не законтрил. В полете от вибрации гайка отвернулась, а от стрельбы вообще соскочила, вот затыльник и «съехал».
Вот видишь, в одном боевом вылете отказ оружия на двух истребителях. Было и такое. Но, вообще-то отказы оружия были большой редкостью. Работало вооружение очень надежно.

А.С. Техника по вооружению, как наказали?

И.К. Поначалу хотели судить, но, эскадрилья посовещалась и решила его под суд не отдавать, наказать «внутри» полка. Так что техника не судили.

А.С. А вы какое наказание для него хотели? Ведь вы от его недосмотра погибнуть могли.

И.К. Я – как эскадрилья решила. Раз эскадрилья решила не быть трибуналу, то, всё, какие разговоры об этом?

А.С. А почему отказало оружие у Медведева, не выяснили?

И.К. Уже не помню, кажется, что-то было связано с предохранителями.

А.С. Ещё на Як-7Б вы сбивали?

И.К. Нет. Меня на нём сбили один раз.

А.С. Мощность наших 20 мм осколочно-фугасных снарядов вас устраивала?

И.К. Вполне. Снаряды мощные. Один снаряд в кабину «мессера» и считай, что сбил. Броню на «штуках» наши снаряды пробивали, практически под всем углами.

А.С. Я читал, что на Як-7Б случались отказы в подаче патронов к правому пулемёту. Такое было?

И.К. Не припомню таких случаев. «Березины» работали очень надежно. Отличный, мощный пулемет.

А.С. Боезапас загружали полностью? И вообще, боезапаса хватало?

И.К. Да, полный – 120 снарядов к пушке и 400 патронов к пулеметам.
Для воздушного боя боекомплекта хватало вполне. Обычная очередь, это 5-6 снарядов пушки. Редко бывало, что бы в воздушном бою боезапас расстреливали полностью. Но, очень часто бывало, что нам давали задание, проштурмовать наземную цель (это уже после выполнения воздушной задачи). Так по наземным целям обычно расстреливали всё до последнего патрона, поэтому редко бывало, что бы после штурмовки на аэродром возвращались с боеприпасами.

А.С. На какую дистанцию пристреливали вооружение?

И.К. На 200 метров.

А.С. Пристрелочные очереди делали? И вообще, как стреляли – просто «по самолету» или «в строго нужную точку»?

И.К. Старались пристрелочных очередей не делать, стрелять сразу на поражение. Но, тем не менее, иногда без пристрелочных очередей было не обойтись. Был пристрелочный огонь. Его вели пулеметами.
Старались стрелять именно «в точку» (прицел и оружие это вполне позволяли), т.е. в строго определенное место – кабина, по двигателю: места расположения бензобаков и маслобаков; у бомбардировщиков – по стрелкам и по мотогондолам: водорадиатор, маслобаки; били по топливным бакам. Тут всё было, как я говорил, – сближаешься, как крылья из «кольца» начинают вылезать, делаются различимыми мелкие детали. Тогда наводишь на нужное место и открываешь огонь. Это выходит метров 100-120-ть. При такой атаке пристрелка совершенно не нужна. Эффективнее всего считался огонь по кабине. При удачном попадании даже одним снарядом, легко можно сбить и двухмоторный бомбардировщик (с убитым или тяжелораненым пилотом далеко не улетит), а уж «мессер» или «Лаптежник» так сбивались и подавно. Если же в кабину три-четыре снаряда всадил, – сбиваешь наверняка. Я, например, всегда старался бить по кабине, и, только потом, по всему остальному.
«По самолету» тоже стреляли, но это в том случае, если ставишь заградительный огонь. Тоже пулеметами. В основном, такая стрельба велась только по атакующим истребителям противника. По немецким бомбардировщикам так почти не стреляли.

А.С. Синхронизаторы на пулеметах не отказывали? Винты не простреливали?

И.К. Нет, синхронизаторы работали надежно на всех «Яках». За всю войну не помню ни одного случая, что бы у нас синхронизатор отказал или прострелили винт.

А.С. Прицел вас устраивал?

И.К. Вполне. Прицел коллиматорный, с лампочкой и отражателем. Хороший прицел, точный. Такой же стоял на Як-1 и Як-9.

А.С. «Яки» с прицелом ВВ – круги, нарисованные на лобовом стекле – у вас в полку были?

И.К. Нет, у нас в полку самолетов с таким прицелом не было.

А.С. Максимальная скорость у Як-7Б была какой? Как эта характеристика выглядела в сравнении со скоростью «мессершмидта» Bf-109G?

И.К. Максимальная скорость в горизонтальном полёте – 570 км/час (по прибору). Это было меньше, чем у «мессера» километров на 20-ть. Если мы были на одной высоте, то догнать «мессер» Як-7Б не мог. Это очень неприятно – «мессеру» от тебя в бою легче оторваться и легче тебя догнать, но в бою 20 км/час это небольшое преимущество. Его еще надо уметь реализовать.
Намного хуже отставания по скорости было то, что Як-7Б был «тупой», разгонялся и тормозил медленно. Дашь газ, так он пока-а раскачается… А убираешь газ, а он всё прёт! Вот «мессер», тот «за газом ходил», очень динамичный. Динамика разгона очень важная характеристика, она обеспечивает боевую скорость, здесь у «мессера» было безусловное преимущество.

А.С. Разница в боевых скоростях была сильной?

И.К. Нет, боевые скорости Як-7Б и «мессера» были практически одинаковы – от 200 до 540-550 км/час, но, высокую боевую скорость «мессер» мог держать подольше, «Як» скорость терял быстрее.

А.С. Как вы оцениваете возможность вертикального и горизонтального манёвра на Як-7Б, опять-таки по сравнению с «мессером»?

И.К. Вертикальный – на «троечку», если «мессер» принять за «пятёрку». Конечно, в этом виде маневра Як-7Б уступал довольно сильно, особенно на «горке».
Вот на горизонтали «Як» был сильнее, на горизонтали он «мессер» и брал.
Надо так же сказать, не знаю почему, но на «боевом развороте» Як-7Б и Bf-109G были практически равными. Высоту набирали одинаковую, а радиус виража у «Яка» был даже поменьше. «Боевой разворот» был у «Яков» сильным элементом.

А.С. Какова у Як-7Б, по сравнению с «мессером», была скорость крена?

И.К. Одинакова, а может даже у «Яка» и чуть повыше. По крайней мере, хоть «мессер» и редкостно вертлявый самолёт, но мы его на виражах перекручивали. Сколько бы он не пытался «вправо-влево». Правда, маневренность на вираже, во многом зависит и от правильной работы двигателем – сектором газа надо работать рывками.

А.С. Как я понял по вашим словам, Як-7Б пикировал хорошо?

И.К. Камнем падал! Очень хорошо пикировал, он же тяжёлый. Высоту терял моментально (что не очень хорошо), но и скорость в пике набирал очень быстро (что вообще-то хорошо). В пике Як-7Б даже «сто девятый» часто догонял (если немец хоть чуть зазевается). От «мессеров» и мы пикированием отрывались.

А.С. Странно. В литературе наоборот говорится, что «Яки» вообще и Як-7Б в частности, пикировали плохо.

И.К. Это Як-1 частенько пикировать «не любил», а Як-7Б даже «придерживать» надо было.

А.С. Если сравнивать, по сумме характеристик скорости и маневренности, то Як-7Б и Bf-109G насколько сопоставимы?

И.К. «Мессер» был лучше. Не скажу, что подавляюще, но лучше. Як-7Б был тяжелый. В поединке «сто девятого» и Як-7Б многое зависело от летчика и многое от вида боевой задачи, которую эти истребители выполняют. Чего скрывать, но при решении большинства боевых задач, которые ставят истребителям, все-таки преимущество будет у «мессера».

А.С. А, что были и такие задачи где преимущество будет у Як-7Б?

И.К. Были. В качестве истребителя для непосредственного сопровождения низковысотных ударных самолетов, таких как Ил-2, Як-7Б будет предпочтительней.

А.С. Бомбы или РСы ваши Як-7Б несли?

И.К. РСы 82 мм были, но не долго, несколько месяцев, только на Як-7Б. Как и всё оружие, они пристреливались на 200 метров.
РСы – ударное оружие, по самолётам ими стреляли редко, разлёт большой. Ставили их по одной штуке на плоскость.
Потом, вместо РСов, мы стали нести бомбы. Бомбодержатели на Як-7Б, а позже и на Як-1 и Як-9, устанавливали в наших полковых мастерских. Мы брали две бомбы по 100 кг (по одной на плоскость). Бомбы в полку применяли до конца войны и только «сотки» (другой калибр не применяли). У нас бомбодержатели устанавливали на все самолеты в полку, за исключением Як-9Д и Як-9ДД.

А.С. Бомбили как, с пикирования? И, на ваш взгляд, бомбометание было точным?

И.К. Техника бомбардировки зависела от цели.
Если бомбим цель площадную, например пехотную колонну, то тогда бомбим с 700-900 м, с пологого пикирования. Снижаешься градусов под 30-ть, и сброс бомб идет на высоте 200-250 м. Если цель прикрыта зенитками – пулеметами или «эрликонами», то тогда бросали повыше, с метров 300-400-т.
Если цель была точечной, вроде моста, то тогда бомбили с крутого пикирования, градусов под 60-т. Там пикировали с 1-1,5 тысяч, в зависимости от цели. Пикировали с небольшим переворотом, что бы цель в прицел захватить. Сброс где-то на 600-700 метров. Могли «бросать» и ниже, если не было зенитного противодействия и цель была малоразмерной.
Что касается точности… Вот что было плохо. Сброс бомб осуществлялся рычагом. Сброс был механический. Это плохо. Что бы открыть бомбовый замок, надо было потянуть рычаг сброса на себя, причем потянуть достаточно сильно. И получалось так – ты левой рукой тянешь на себя рычаг сброса и, автоматически, тянешь на себя правой рукой ручку. Самолет, конечно, резко приподнимает нос, и бомбы летят метров на 300-та вперед от цели. Недоработали наши конструкторы, сброс надо было делать электрическим, от кнопки.
Потом бомбить приноровились и стали попадать довольно точно. По крайней мере, некоторые из нас. Бывало, на «охоте» застигнет наша пара таких «мастеров» немецкий легковой автомобиль (это же понятно либо «чин» какой, либо связной). Так спикируют и так положат бомбы, что смотришь, - автомобиль уже «верх колесами». Ну, конечно, в этом случае сброс делали пониже, метров с 400-500.
По точности, вот что я ещё могу сказать. На полигоне у нас мишенью был десятиметровый круг, так некоторые исхитрялись иногда в него попадать. Но, если брать усредненный результат, то точность нашего бомбометания была тоже средней. Штурмовики и «пешки» бомбили намного точнее. Думаю, что механический сброс, в основном, точность и снижал, но, при штурмовке немецких колонн нашей точности вполне хватало.
Бомбодержатели и сброс были одинаковы для всех «Яков» – и Як-7Б, и Як-1, и Як-9.

А.С. Большая часть бомбометаний была с какого пикирования, с крутого или пологого?

И.К. Пополам. У меня из всех вылетов на ударные операции, половина это вылеты на «охоту». На «охоте» атакуешь обычно точечные цели, с крутого пикирования – одиночные машины, мосты на полевых дорогах, небольшие войсковые подразделения и т.п.

А.С. Кстати, мосты немцы зенитками прикрывали сильно?

И.К. На шоссейных дорогах и железнодорожных путях – да, сильно. На полевых дорогах, небольшие деревянные мосты – вообще не прикрывали. Их-то истребителями обычно и бомбили.

А.С. Высоту сброса бомб как вы определяли, по прицелу или по высотомеру?

И.К. Высоту ввода в пикирование – по высотомеру, а когда уже пикируешь, нет возможности на высотомер глядеть. Отвлечёшься и воткнёшься в землю. Высоту сброса определяли по прицелу, – ты же примерно знаешь, какую величину в прицеле должна иметь грузовая машина или человек. Это, конечно, требует навыка, выработки «чувства высоты».

А.С. Бомбодержатели вы несли постоянно?

И.К. Да.

А.С. Но, бомбодержатели ведь скорость снижают.

И.К. Конечно, но это мелочь. Зато ударные операции можно выполнять.
Честно сказать – я бомбы не любил, я РСы любил. РСы – сильное, мощное ударное оружие. Я искренне жалел, что мы их перестали применять, хотя, конечно, по воздушным целям РСы не нужны.

А.С. Взлёт и полет с бомбами трудности представлял?

И.К. Нет, не особо. На взлёте только пробег делался больше, «держать» самолет на полосе было посложнее, ну, а в полёте возрастал расход горючего.

А.С. Как я понял из ваших слов, обычно вы наносили удар бомбами по тем, целя которые либо зенитным огнём прикрывались слабо, либо не прикрывались вообще?

И.К. Именно. Обычно под сильный зенитный огонь нас не посылали.

А.С. Были ли проблемы со здоровьем у летчиков при бомбометании (разрывы внутренних органов, кровоизлияния в глаза и т.п.)?

И.К. Нет. У нас бомбометание «недлинное». Ни особой потери высоты, ни особой перегрузки.

А.С. На Ваш взгляд, вот эти ударные операции истребителей с бомбами, они были нужны или без них можно было и обойтись?

И.К. Когда как. Когда и нужны, а когда и не очень. Такие удары, это помощь нашим наземным частям, ну и «разгрузка» штурмовой авиации. Это позволяло нашим штурмовикам на «мелочи» не отвлекаться.
Я эти вылеты, особенно на штурмовку войск, не любил. Я же истребитель! Моя задача с воздушным противником драться. А тут летишь с этими двумя «чушками», ни скорости, ни маневренности, да ещё и зенитки по тебе бьют. Но, мне приказывали, и я летал.

Назад Вверх Следующая

© А.Сухоруков

Реклама