Часть 8. О разном
А.С. Кстати, насчет экипировки,
как у нас со снабжением летчиков дела обстояли?
И.К. Да по всякому. В принципе
неплохо, но не шиковали. Иногда самому надо было покрутиться, что бы
положенное получить.
А.С. Комбинезоны какие
использовали?
И.К. Да все, и летний, и зимний, и
демисезонный.
А.С. И в зимнем летали? Он разве
подвижность не ограничивал?
И.К. Бывало, летали и в зимнем.
Подвижность он, конечно, ограничивал, но тут кабина «Яка» выручала.
В «Яке» особо сильно корпусом вертеть не надо, обзор и без этого
хороший, ты, главное, головой крути.
Потом завели меховые куртки, это поудобнее комбинезона.
Летом, в жару, часто вообще летали без комбинезона – шлем, очки,
перчатки и обычная форма – «х/б» – гимнастерка, шаровары. Всё.
А.С. На ногах что было?
И.К. Сапоги, когда хромовые или
яловые, а когда и обычная «кирза». Что есть, то и выдадут. Зимой –
унты.
А.С. Ботинок на высокой шнуровке
не было?
И.К. Да ну тебя!.. Скажешь тоже!..
Откуда?
А.С. Как вы сбили свой «мессер» и
два «Лаптежника», я узнал. А как вы сбили третий Ju-87?
И.К. Там совсем просто получилось.
Было это уже во время Львовской операции. Мы возвращались с задания,
сопровождали штурмовиков «домой». А нам навстречу девятка
«Лаптёжников», тоже возвращались с задания. Без прикрытия. У нас
приказ строжайший – при сопровождении ударных машин, истребителям
прикрытия запрещается отвлекаться на выполнение других задач, в том
числе и на атаку вражеских бомбардировщиков. Вот смотрим мы на эти
Ju-87, «облизываемся». А последний в девятке «юнкерс» сильно отстал
от строя, видно был подбит над целью. Уж такой случай упустить было
бы совсем непростительно. Мой комэск мне и скомандовал: «Кожемяко,
атакуй отставшего! Только быстро!» Ну, мне два раза приказывать было
не надо. «Газ», спикировал, поднырнул снизу, сблизился, дал очередь
по кабине «немца» и опять в строй. На всё ушла одна минута.
А.С. Ju-87 было легко сбить?
И.К. Всё сбить легко, если зашел
правильно и стреляешь правильно. Это же правило относится и к Ju-87.
Если начнёшь по нему «абы как стрелять», то не собьешь – «Лаптёжник»
хорошо забронирован был, планер очень прочный. Живучий самолет.
При правильно организованной атаке никто не устоит. Например: ты
знаешь, что в нашем полку сбили реактивный самолёт? «Мессер-262».
Рассказываю: Первый раз этот «мессер» я увидел так – я был в
дежурной паре, а он прошел над нашим аэродромом. Мы тогда стояли в
километрах 25-ти от Берлина. «Он» пролетел над нашим аэродромом и
буквально на глазах у нас стал штурмовать автостраду Бреслау –
Берлин. (А движение на ней было интенсивным, готовилась Берлинская
операция). Наделал он там «дел» – дым, пожар, взрывы боеприпасов.
Потом на штурмовку этой автострады реактивный «мессер» стал летать
постоянно, раз в два-три дня, совершенно не обращая внимания, ни на
наш аэродром, ни на наши истребители. Кроме того, этот немец летал и
с пропагандистской целью – бросал листовки с обращением Гитлера, в
окруженные нашими войсками Бреслау и Шпандау (которые к этому
времени были в нашем глубоком тылу). Текст этих листовок был
примерно такой (нам переводили): «Герои Великой Германии – не
сдавайтесь, держитесь! Осталось совсем немного времени, когда я
применю новейшее оружие и мы разобьем большевистские орды! Знак
правдивости моих слов – этот новейший самолет! Скоро у нас таких
будут тысячи! Держитесь – победа близка!» (Эти города и держались.
Они были уже в плотной осаде, а в них трамваи ходили, заводы
работали.)
«Надоел» этот «реактивный» нашим так, что от командования нашей
Воздушной армии поступил приказ, сбить его любой ценой, вплоть до
тарана. Сказать легко, а ты попробуй, когда у него скорость за
800-т. От нас же он получил прозвище «стервятник». Как только кто
скажет «стервятник», все сразу понимали, о чем идёт речь.
Сбили его, можно сказать, случайно. Немец просто расслабился. Он
настолько презрительно относился к нашим самолетам, что это его и
подвело. Была у немецкого летчика привычка – как атаку сделает (а он
больше всего «любил» колоны с горючим), так становится в крен и
обязательно сделает «кружок», полюбоваться своей «работой». Этот
«кружок» получается на скорости где-то 400 км/час. Вот расстрелял он
очередную колонну, начал делать «традиционный» «кружок», наклонил
самолет и проморгал, взлетевшую с нашего аэродрома шестёрку «Яков»,
которыми командовал комэск Кузнецов. Вообще-то эти «Яки» шли в
прикрытии «шестёрки» штурмовиков, но поскольку «немец» был хорошо
виден с нашего аэродрома, то командир полка тут же взлетевшие
истребители по рации перенацелил: «Ребята! Бей «стервятника» над
автострадой!»
Они его «клещами» атаковали. «По науке», правильно. И начали
«поливать» со всех сторон. Увидел их немец, а поздно! Хотя попытался
уйти и почти удачно. И вроде бы даже оторвался, пошел на
Чехословакию, и наши думали, что уже всё, не догонят. Но тут смотрят
– немец вниз и садится «на живот». Значит попали. Прилетели на
аэродром, доложили, что сбили реактивный «мессер», но кто конкретно
сбил, совершенно непонятно. Стреляли все. Тут шансы на попадание у
всех одинаковы, и у «стариков», и у «желторотиков» (в этой шестерке
были как опытные лётчики, так и не очень – например, у одного из
летчиков это был только второй боевой вылет). Комполка об успехе
доложил «в дивизию», «дивизия» – «в армию», «армия» – в Москву. Из
Москвы тут же последовал приказ – выделить инженера полка,
необходимое количество машин, охрану, и снять с этого «мессера» всё,
что только можно! Взяли два «зиса», взвод автоматчиков, техсостава
сколько надо и поехали к сбитому.
На месте обнаружили самолет, а невдалеке и труп летчика. Выяснилось,
что во время боя, схлопотал «мессер» снаряд в кабину. Видимо этим
снарядом летчик был серьёзно ранен. Сил посадить самолет и даже
выбраться из кабины у него хватало. Сил хватило даже на то, что бы
как-то пройти несколько сот метров, до небольшой речушки. А на
берегу, похоже, потерял сознание и от потери крови умер. На трупе
нашли и документы, по которым установили, что этот летчик был
заводским летчиком-испытателем фирмы «Мессершмидт». (В Братиславе
был завод по производству реактивных истребителей, с аэродрома этого
завода летал и сбитый «мессер».) С «мессером» наши работали «день и
ночь», сняли всё, вплоть до мотогондол с моторами. Потом прилетела
пара Ли-2 и всё, что было снято, они увезли в Москву. Ну, а вскоре
наши войска взяли Братиславу, так там, на заводе «Мессершмидта», нам
досталось и несколько совершенно неповрежденных реактивных
истребителей.
А.С. Как засчитывались сбитые?
И.К. Да по всякому.
Если я «его» сбил, а «он» загорелся и упал, я должен посмотреть
место, где произошло падение, отметить его и время падения на карте.
Если летчиков в группе несколько, то они подтверждают сбитого. Потом
запрашивают наземные войска. Если наземные войска падение
подтверждали, сбитого засчитывали обязательно. Если я сбивал в
одиночку, тогда на место падения посылали «человека» (офицера или
старшину). Он наземные войска расспрашивал, обломки находил.
К концу войны сбитых стали засчитывать по фотокинопулемёту. У нас
ФКП стояли с начала 1944 года. Прилетаешь и говоришь: «Сбил!» Плёнку
смотрят: «Ну и где-же ты его сбил? Нет ничего». Раз на плёнке нет –
значит, не сбил. Или наоборот: «Вот он! Подтверждаем!»
А.С. По подтверждению ведомого
могли засчитать? Там летали парой, ФКП самолёты не оборудованы,
ведущий сбил – ведомый подтвердил.
И.К. Могли засчитать, но далеко не
всегда. Там от человека всё зависело. Если летчик проверенный
испытанный боец, то засчитывали, а если имеет славу балабола и
болтуна (а такие были, чего таить?) – не засчитают.
А.С. Были случаи, когда сбитых
приписывали?
И.К. Были. Не часто, но бывало.
Причины таких приписок могли быть самыми разными.
Такой случай был. На Сандомирском плацдарме. Полетел я с одним
замкомэска на «свободную охоту» парой. Этот замкомэска был опытным
летчиком, давно воевал и по количеству сбитых вплотную подошел, к
тому, что бы претендовать на «Героя Советского Союза». Ладно,
подвесили бомбы, полетели. Отбомбились удачно и уже шли обратно, как
нам навстречу пара «мессеров» (то же, видать, шли домой). Сошлись мы
с ними на лобовой, потом встали в вираж, раз-два «крутанулись» и
разошлись. Всё нормально, но на докладе этот замкомэска заявляет: «Я
«мессер» сбил!» Я ему: «Где же сбил?! Ничего ты не сбил!»
Разругались мы с ним страшно! («По матери» друг дружку крыли!..)
Потом узнаю, что ему этого якобы сбитого «мессера» всё-таки зачли! И
всё для того, что бы командование полка могло подать документы на
присвоение ему звания Героя Советского Союза! (Чем больше в полку
«Героев», тем престижнее.) И подали! Только ему эта приписка всё
равно впрок не пошла. Суть человеческую не упрячешь. Он был дебошир,
по пьяни подрался, получился шумный скандал, вообщем, его
представление на звание «Героя», командование Воздушной Армией
«завернуло». И после войны его быстро из рядов ВВС уволили. За
дебоши и пьянку.
Иногда со сбитыми могли и смухлевать. Там пошлют старшину, что бы он
у наземных частей сбитого подтвердил, а он определит, что упал
сбитый на стыке частей. Так он и у тех справку возьмёт, что мы
сбили, и у других. И выходит, что сбили мы не один самолёт, а два.
Бывало такое… Но, этим не злоупотребляли. Поймают, позора не
оберешься, а то и «дело» заведут. Запросто. Мухлевали (чего там
говорить), но не часто и осторожно.
А.С. Самолёты ремонтировали
качественно?
И.К. Зависело от обстановки.
На полевых аэродромах, все делалось быстро. Если пробоина, то в
перерывах между вылетами – эмалит, перкаль – тяп-ляп, готово!
Основной ремонт был ночами, именно тогда ремонтировали двигатели.
Ну, а во время оперативных пауз уже приводили машины в полный
порядок: переборка, подкраска.
А.С. На сколько боевых вылетов
хватало истребителя?
И.К. Черт его знает! Не могу
сказать точно. У нас «свои» машины появились только к концу войны.
Обычно, летали на том истребителе, который исправен. Я мог четыре
боевых вылета за день сделать и все четыре на разных истребителях.
Хотя, помню, что комполка как-то взял себе новый истребитель, так
эта машина года два продержалась. На ней ведь летали не часто.
А.С. Как распределялись новые
машины между летчиками?
И.К. Зависимость простая – чем
опытнее летчик, тем шанс получить новую машину у него выше.
«Молодняк» на новых машинах не летал, слишком велик риск «по
дурному» потерять новую машину. (Проще говоря – собьют «молодого» и
новый истребитель пропадёт без всякой пользы.)
А.С. Бывало ли такое, что при
невыполнении штурмовиками боевой задачи, истребителям прикрытия
боевой вылет не засчитывался?
И.К. Нет.
Одно время было, что истребителям прикрытия не засчитывали боевой
вылет, если не было встречи с воздушным противником. Но, это быстро
отменили. Зенитный огонь он ведь никуда не девался.
А.С. Сколько боевых вылетов вы
делали за день?
И.К. Ну, у меня бывало и по
четыре.
Помню, под Запорожьем были сильные бои. Был у меня тогда день, когда
я сделал четыре боевых вылета и все четыре с воздушными боями.
Причем с «настоящими» боями, в которых крутился с «мессерами» минут
по 15-20-ть в каждом. И почти без перерыва между вылетами. Только
приземлюсь, а, мне с ведомым, мой комэск Соколов уже кричит: «Иван,
садитесь в «виллис»! Быстро в соседнюю эскадрилью, там пара готовых
к вылету истребителей! Вон «Илы», уже взлетают. Догоняйте!» Мы на
машину, бегом заскакивали в самолёты и догоняли «Илы» уже в воздухе.
Так вот, после четвертого вылета, я даже не понял как приземлился,
«помрачение» какое-то наступило. Вроде, помню, я ещё в воздухе,
потом как «провал», и я уже по полосе качусь. Как садился не помню
совершенно. После посадки отдышался, кое-как «выполз» из кабины,
подошел к комэску и сказал: «Я больше не полечу! Всё, сил нет! Земли
не вижу!» Он посмотрел: «Отдыхай». И сразу распорядился, что бы меня
покормили, а потом выделил машину, что бы меня отвезли в деревню,
где мы располагались. Больше я в этот день не летал.
А.С. А вот немецкие летчики
истребители пишут в своих мемуарах, что делали до восьми боевых
вылетов в день, и все с воздушным боем. Один так даже написал, что
тринадцать вылетов за день сделал. На ваш взгляд, это реально?
И.К. Вопрос – что считать
воздушным боем? Если вот это обычное немецкое «покрутился - один раз
атаковал - убежал» считать воздушным боем, то почему бы и нет. Так
можно и восемь раз за день слетать. Сил хватит.
А.С. Какой была
обычная и максимальная продолжительность воздушного боя?
И.К. В 1943-м, обычно 10-20 минут,
максимум до получаса. Надо сказать, что после вылета, с 30-ю
минутами воздушного боя, скорее всего, ты второй раз уже никуда не
полетишь. У тебя просто сил не хватит. Т.ч. если в немецких
мемуарах, тебе будут говорить, что проводили в день по восемь боев,
в каждом из которых «гонялись» с нашими истребителями хотя бы минут
по 10-ть, то можешь смело считать это образцом 100%-го трёпа.
Дальше, с каждым годом войны, продолжительность воздушного боя
сокращалась. И под конец немцы вообще перестали вступать в затяжные
воздушные бои.
