Красноборская операция 3
|
Кулаков Л.С. |
24 марта 1943 года
наступление продолжалось. В небе над полем боя с ревом проносились
истребители и штурмовики. Казалось, что в каждом уголке неба идут воздушные
бои.
Здесь мы снова
обратимся к воспоминаниям бывшего летчика 158-го истребительного авиаполка
Леонида Сергеевича Кулакова:
«И вот двадцать четвертого вдруг вылет.
— Полетишь с Богомазовым Гришей.
Шестерка наша пошла, вел Богомазов. У меня самолет командира полка, новый.
Я, Деменков с Морозовым, Шишкань — командир третьей эскадрильи, Герой
Советского Союза и еще кто-то.
Полковник Антонов на НП кричит:
— «Киттихавки», форсируйте! «Киттихавки, форсируйте!»
Мы подходим к Красному Бору, я чуть выше был, смотрим, Ю-88 идут звеньями.
С НП (наблюдательного пункта):
— Форсируйте! Бомбардировщики на подходе, бомбить сейчас будут!
Я говорю Богомазову:
— Я атакую! Прикрой меня!
И на первое звено в лоб попер. Стреляю по кабине сверху, видел, как трасса
обрывалась в самолете врага… И пошел боевым разворотом… Только посмотрел где
Гриша, а тут впереди — «Фоккер». Какие там «двести метров», когда кресты вот
такие огромные! На все стекло лобовое!
Я только нажал на гашетку, вдоль фюзеляжа его трассой перечеркнул, а другой
немец сзади ударил по мне. Загорелся мой самолет, и я выпрыгнул… Это был мой
первый прыжок с парашютом. По неопытности сразу кольцо дернул, а высота
здоровая, и дрались мы над передовой, и меня ветром сдуло — упал я к немцам.
Мои, когда прилетели, то доложили:
— Сбили два самолета: «Юнкерс» и «Фоккер».
Шишканя поздравляют, а он:
— Нет, — говорит, — обоих сбил Кулаков. Я не при чем.
Приземлился я вблизи переднего края, на сосны. До земли не
долетел, наверное, метра полтора — парашютом дерево накрыл.
Я лямки расстегиваю, думаю: «Сейчас немцы подбегут, надо
быстрей!» скидываю лямки верхние, спешу и «раз!», вверх ногами перевернулся.
«Черт возьми!» Ну, давай подтягиваться, подтянулся, вторую лямку снял,
выпрыгнул и бежать. Стреляют, Илы штурмуют. Зенитки грохочут… Бежал, бежал,
думаю: «Ну, теперь вроде достаточно…» И прыгнул на сосну, как белка. А во
мне шестьдесят четыре килограмма было. Залез на сосну, смотрю, размышляю.
Знаю, что территория занята врагом, но не верится. «Надо проверить». Ну,
надо же дураку на рожон лезть. Смотрю – орудие, немцы стреляют. И как раз:
«Бух! Бух!». Теперь все ясно стало.
Пошел дальше, вышел к речушке. Стою на обрыве. «А может, с
собаками будут искать!». Ну, какие там могли быть собаки, там же передовая
была… Это все в моем воображении. «Надо через речку переплыть на другую
сторону, что бы след запутать». И только к речке подошел — два немца идут с
автоматами. Стою за деревом, в руках пистолет. Они между собой
разговаривают, прошли мимо. И я дальше побежал. Потом через эту речку, она
неглубокая оказалась, на другую сторону, и в лес. Нашел воронку, отлежался,
а потом уже к вечеру думаю: «Надо идти к партизанам». Вышел к железной
дороге, она идет к Красному Бору от Саблино. Шоссейная и железная
параллельно идут. Я подошел, стою в лесу, смотрю: женщина стирает что-то.
Потом обходчики прошли, потом проехала дрезина, после дрезины поезд прошел.
Ну, я переждал и перешел железную дорогу. Март месяц, снег, а я в хромовых
сапогах и в шинели. Вообще-то, мы летали в гимнастерках, жарко в кабине. Я
просто не успел шинель снять перед вылетом, меня это и спасло, а то бы
замерз…
Нашел воронку, наломал и набросал туда сучьев, шинель
расстегнул. Не спал, просто лежал, размышлял. «Нет, — думаю, — надо идти».
Это уже вторые сутки были. У меня три стограммовых плитки шоколада было,—
нам выдавали в виде НЗ перед вылетом. Бывали случаи, выпрыгнет летчик, а
выйти к своим не успевал, замерзал. И стали выдавать шоколад и витамины…
Витамины выглядели как отруби — такие лепешки. В одном кармане у меня были
эти самые витамины, а в другом кармане — патроны к пистолету, штук
пятьдесят.
Ну, вот. Как сил поубавится, оторву шоколадину, один кубик,
проглочу — опять силы появятся. Ну, походил-походил, и решил «Надо идти
через линию фронта».
Пришел ночью в Саблино. Часа, наверное, в два ночи, подошел.
Пытаюсь заглянуть в окна, а там шторы. Уже ноги стали замерзать. Нашел баню
топленую, и туда «нырь». Но подумал: «Раз топили, значит, придут убирать…
Нет, — думаю, — тут нельзя...» Возле дома течет речка. Но не было у меня
желания купаться в марте месяце. Не знаю глубокая или не глубокая, в Саблино
я ее не мерил. Надо бы через мост идти. Думаю: «Охраняется он или нет?»
Нашел хлев, кто-то там дышит. Я в хлев забрался, там солома и мешки. Я ноги
ей замотал. Утром с чердака надеялся выяснить, мост охраняется или нет. Ну
не было желания у меня купаться.
Утром смотрю, выходит пацаненок, с моста писает. А за ним
выходит немец, тоже с моста… Думаю: «Ну ладно, подождем дня». И показалось
мне, вроде мост не охраняется.
День наступил, ребятишки начали играть. Слышу — мать пацану
говорит: — Колька, иди, сходи в столовую, может, дадут тебе остатков для
коровы. А ему лет, наверное, восемь, пацаненку. Они играли в войну, и я
ждал, как же они будут в войну играть: «немцы или русские». А они играли
«красные или белые»… А потом женщины баню начали топить, слышу -
разговаривают. Мне не видно — они вне поля зрения моего, но слышу:
— Ну, погоди, Нюрка, наши придут, они тебе дадут за то, что ты с немцами
волохаешься.
А она:
— Мой чемодан. Кому хочу, тому и дам.
В памяти осталось: этот пацан — Колька, и «мой чемодан…»
А в мыслях было тогда только одно — хлеба хочется. Это уже
третий день, ну хоть бы понюхать его. Шоколад берегу, отрываю понемногу. К
вечеру пошел густой снег. А потом трое немцев в кителях появились, зашли в
баню. Думаю: «Черт возьми, зайти, да и перестрелять их» А потом — «На черта
мне это надо?».
И через мост перешел. Когда стал переходить, то увидел — за
мостом пост. И я сразу влево, в кусты, и по кустам, и опять через дорогу
перешел, и в лес. Вышел к полю. Думаю, как дальше «ползти или нет?» Там
ходил часовой, я посмотрел, подождал пока он ушел. Я в шинели же, не
поймешь, кто идет, русский или немец.
Пошел, и тут осветительные ракеты, как дадут. Я упал в снег,
лежу. Потом опять встаю, и иду. Как только пустят осветительные ракеты, я
сразу ложусь, снег на себя набрасываю, лежу. Только погаснут — я перебегаю.
Уже рядом пулеметы слышно…
Я знаю, что Красный Бор наш должен быть. Кончился лес, я
выбежал, а домов нет. В Красном Бору стоит только один сруб. Потом-то я
узнал, оказывается под каждым домом наши солдаты в землянках, их там была
целая дивизия.
Думаю: «Наверное, Красный Бор заняли немцы, раз меня никто не
останавливает…»
— То есть спокойно перешли немецкую линию?
А я и не знал, что перешел. Я считал, что я еще на занятой немцами
территории. Я иду к этому срубу и вдруг мина… А уже знал, как летит издалека
мина — с таким свистом, а как ближе, то « ш-ш-ш…» Я был уже возле дома, а
тут танк подбитый. Только лег, как с другой стороны как бабахнет. Слышу:
— Федоров! Братцы! Ногу оторвало!
«Русские!». Связисты идут, связь тянут? А может, это разведчик наш заполз, и
его шарахнуло в ногу? Смотрю, двое идут, связь тянут, и старшина с ними. Я с
пистолетом, шлемофон в руке. Выскакиваю и спрашиваю:
— Старшина, Красный Бор наш?
— Давай быстрее, сейчас опять обстреливают.
Я говорю:
— Я — сбитый летчик, перешел с той стороны. Командира роты давай.
— Товарищ старший лейтенант, здесь летчик сбитый, Вас спрашивает.
Тот выходит из землянки.
— Давай, заходи!
А я увидел, что в землянке вода, и говорю:
— У меня ноги поморожены. Мне где-нибудь посуше.
— Ну, пойдем на КП дивизии.
Оказалось рядом, метров пятнадцать. Зашли. Полковник в черной гимнастерке,
Ордена Боевого знамени, Ленина на груди у товарища. КП дивизии, возле леса.
Хорошо замаскировано — не видно. Я ему доложил:
— Товарищ полковник, сержант Кулаков, сбитый такого-то числа…
— Видели твой бой, — говорит, — ты покушай.
Я говорю:
— Мне бы хлеба. И вот, — говорю, — ноги у меня…
Он мне хлеба дал. Я подсел к печке и чувствую, ноги начали отходить.
Говорю:
— Ноги у меня…
— Сейчас мы носилки организуем…
— Да я, — говорю, — сам, тут недалеко.
Только встал, и «оп»! И все… И отнесли меня в медсанбат. Начали сапоги
снимать.
— Ну и что, что хромовые, они почти уже развалились, режь.
Разрезали. Девушка подошла, я ей говорю:
— Вот, полплитки шоколада осталось…
Ей отдал.
— Дайте мой пистолет.
Только взял его, (а еще была финка, с наборной ручкой), и все. Отключился…
Когда очнулся, «Что такое?» — Шторы. А это уже в Колпино в
эвакогоспитале...».
|
Герой Советского Союза
Горбачевский А.И. |
В результате
проведенного воздушного боя, в котором сержант Кулаков заявил о двух победах
над Ю-88 и ФВ-190, был сбит и потерян самолет Р-40 «Киттихаук», на котором
он вел бой. Кроме того, летчики 29-го гвардейского истребительного авиаполка
Александр Горбачевский и Николай Зеленов заявили тоже о своих победах над
Ме-109, первый в районе севернее Пушкина, второй в районе Мустолово.
По немецким сводкам в
этот день был поврежден один Не111Н-6 из состава III./KG53 (заводской номер
7786), который был подбит зенитками, и совершил вынужденную посадку в районе
станции Ушаки.
Леонид Гусев записал в
своем дневнике: «Летали немецкие самолеты бомбить, русская зенитная
артиллерия сбила один немецкий самолет (истребитель), летчик спустился с
парашютом. Небывалый еще случай: русский самолет повис в воздухе и висел от
одной до двух минут в одном положении, затем улетел... Сбили один русский
самолет за линией фронта, летчики (три человека), вероятно, спустились на
парашютах на свою территорию...».
В документах
Центрального архива Министерства обороны удалось найти всего одно упоминание
о сбитом советском бомбардировщике. В журнале боевых действий 34-го
гвардейского бомбардировочного авиаполка записано: «24 марта 1943 года шесть
экипажей 1 АЭ, три экипажа 2 АЭ и два экипажа 3 АЭ бомбардировали
артиллерийские и минометные батареи и живую силу противника в районе
восточнее Черная Речка. Бомбометание отличное – есть подтверждение наземного
командования. После бомбометания истребителями противника подбит самолет
Пе-2. Экипаж с горящего самолета выбросился на парашютах. Летчик и
стрелок-бомбардир возвратились в часть 25 апреля 1943 года...». В документах
полка также удалось найти акт списания сбитого в воздушном бою самолета Пе-2
(заводской номер 8\155), в котором говорилось о том, что экипаж вернулся в
часть полностью, фамилии членов экипажа не указаны.
|
Герой Советского Союза
Зеленов Н.А. |
До 30 марта 1943 года
на фронте перед Красным Бором идут бои местного значения, в воздухе
продолжаются воздушные бои, но за этот период потерь со стороны авиации 13-й
Воздушной армии и Краснознаменного Балтийского флота на этом участке фронта
не отмечено.
С немецкой же стороны
на аэродроме Красногвардейск после проведенных воздушных боев совершили
аварийные посадки три истребителя, которые, возможно, были повреждены:
- FW190A-4 из состава 2./JG54 (заводской номер 5794);
- Bf109G-2 из состава 5./JG54 (заводской номер 10469);
- Bf109G-2 из состава 5./JG54 (заводской номер 10381).
30 марта 1943 года с
большим трудом наступление продолжалось. В этот день со стороны Красной
Армии основные потери в самолетах и личном составе понесли подразделения
штурмовой авиации.
При подавлении
артиллерийских батарей в районе Саблино, два самолета Ил-2 из состава 7-го
гвардейского штурмового авиаполка ВВС КБФ были атакованы истребителями
противника. Самолет командира звена 1 АЭ, гвардии младшего лейтенанта
Яковлева Павла Тимофеевича был подбит. Летчик из последних сил сумел
перетянуть линию фронта, но упал на северной окраине Красного Бора, самолет
разбился, летчик погиб.
Саблинский житель Л.
Гусев записал в своем дневнике: «От 5 до 6 часов пролетала первая партия
русских самолетов, бомбила, очевидно, железную дорогу. Минут через 10 летели
четыре русских бомбардировщика, без сопровождения истребителей по
Октябрьской железной дороге по направлению к Москве. Их атаковали два
немецких истребителя «фоке-вульф». Начиная с последнего, сбили три штуки,
один вернулся и бреющим полетом, наверное вернулся на свою базу».
|
Кобинек В.А. |
Скорее всего, Л. Гусев
видел, как тяжелые потери понес 943-й штурмовой авиаполк 277 ШАД 13-й
Воздушной армии при нанесении бомбоштурмового удара по Саблино. На свой
аэродром не вернулись, и до сих пор считаются пропавшими без вести, экипажи
двух самолетов Ил-2: младшего лейтенанта Хромова Павла Георгиевича
(воздушный стрелок, младший сержант Медведев Александр Павлович) и младшего
лейтенанта Шишкина Владимира Васильевича (воздушный стрелок, старший сержант
Разумовский Петр Васильевич). Самолет сержанта Василия Максимовича Щеняева
(воздушный стрелок сержант Кульков Сергей Евдокимович) был также подбит у
цели и на свой аэродром не вернулся. В документах полка напротив фамилий
экипажа тоже появилась запись: «не вернулись с боевого задания». Но спустя
девять месяцев, 10 октября 1943 года в полк вернулся летчик самолета Василий
Щеняев. Как оказалось, ему удалось спастись, выпрыгнув с парашютом над
немецкой территорией. Он попал в плен. В последствии, ему удалось бежать, и
после долгих скитаний по тылам противника и проверки
органами СМЕРШ он вернулся в полк.
Самолет Ил-2 заместителя командира эскадрильи, старшего лейтенанта Кобинек
Василия Ананьевича был атакован истребителями противника и совершил
вынужденную посадку в районе деревни Новая, летчик остался цел.
Самолет летчика Шибанова также был подбит в районе цели,
экипаж выбросился с парашютами. Летчик, спустя несколько дней, смог перейти
линию фронта и вернутся в полк. О судьбе воздушного стрелка самолета,
младшего сержанта Трескина Глеба Александровича, кроме того, что он также
выпрыгнул с парашютом из горящего Ила, он добавить ничего не мог. Только
после войны в 1968 году, когда красноборский краевед Г.А. Зарубин записывал
воспоминания старожилов близлежащих населенных пунктов о войне, удалось
установить следующее: «Собирая материалы о поселке, мы спрашивали и про
летчика. И нам удалось встретить человека, Плешака Алексея Антоновича,
который его захоронил. Он нам сказал, что летчик погиб за эстакадой. Рядом с
ним был парашют, и что у него в кармане была записная книжка, в которой
написано: Трескин Глеб Александрович, 1921 г.р.».
На 2005 год в картотеке ЦАМО еще значилось: «Трескин Глеб
Александрович, 1922 г.р., младший сержант, воздушный стрелок 943-го
штурмового авиаполка 277 ШАД 13 ВА. Уроженец: г. Ташкент, ул. Чехова 1-й
Тупик д.15, мать Трескина Г.А., мобилизован Ленинским РВК города Ташкента.
Пропал без вести при выполнении боевого задания 30 марта 1943 года».
Опубликовав эту историю на сайте российских поисковиков Soldat.ru, удалось
разыскать родного племянника Глеба Александровича, который сейчас проживает
в Мурманске.
1 апреля 1943 года
наступление приостановилось, а уже 2 апреля Ставка Верховного
Главнокомандования разрешила временно приостановить наступление 55-й армии
Ленинградского фронта... до января 1944 года.
Достигнутые успехи
операции были скромные. Небольшим выступом в сторону Ульяновки
протяженностью 1,5 – 2 км и чуть отодвинутыми рубежами в сторону Никольского
закончилась вторая Красноборская операция.
