Валерий Павлович
Чкалов
— Вот будет эффект! — заранее
предвкушала Валя. — Штурман чуть не умирал, и вдруг он уже успел и
орден получить.
Действительно, эффект был колоссальный. Вошел совершенно здоровый
штурман. С нами стали иначе разговаривать.
На заседании комиссии по перелету присутствовали Валерий Павлович
Чкалов и Беляков. Валерий Павлович очень близко принимал к сердцу
подготовку к нашему перелету. Он выходил из себя, когда говорили,
что чего-нибудь нельзя сделать в срок. Речь шла об окончательном
монтаже приборов. Валерий Павлович стукнул по столу и сказал:
— Нужно сделать! Когда речь идет о перелете, порученном товарищем
Сталиным, не должно быть ничего невозможного. Все можно сделать!
Попало и нам от Валерия Павловича.
— А вы что миндальничаете, все разговорчиками занимаетесь?!
Требуйте! Вы не деликатничайте, а покройте, как следует. [139]
Речь шла о людях, которые тормозили подготовку перелета.
Валерий Павлович посоветовал обязательно тренироваться в полете на
одном моторе. Он говорил, что если мотор сдаст, то нужно уметь
лететь на одном моторе. Машина будет заворачивать, нужно приучиться
справляться с ней. Потом он советовал Вале тренироваться в полетах с
большой нагрузкой.
— Побольше настойчивости, побольше смелости! Это не твое личное
дело. Это дело всего народа. Ты не проси, а требуй!
Он внес живую струю в работу штаба перелета. Когда зашла речь о том,
как мы полетим ночью над высокими горами, и по этому поводу
высказывались сомнения, Чкалов сказал:
— Это будет решать Гризодубова. Она командир, зачем соваться в ее
дела?
Окончилось совещание. Беляков поддерживал Чкалова. Оба они заявили,
что мы всегда можем рассчитывать на их помощь. Валерий Павлович
обещал приехать на аэродром.
После этого мы уже ежедневно ездили на аэродром. Вопреки медицинским
предупреждениям, и я отправилась на аэродром и залезла в машину.
Валерий Павлович был на аэродроме. Он стоял на траве, крепкий,
массивный, как всегда широко расставив ноги, с загорелым,
обветренным лицом, в белой гимнастерке. Чкалов смотрел, как Валя
сажала самолет.
Валя сделала несколько очень хороших посадок.
Валерий Павлович одобрительно бурчал:
— Ладно, хорошо!
Валя подрулила, вышла из самолета. Мы вместе с Валерием Павловичем
шагали по аэродрому. Валерий Павлович попрежнему журил нас, что мы
«миндальничаем», что нужно проявлять больше настойчивости. Потом
предложил поехать вместе обедать, чтобы по-дружески потолковать.
— А то вы, девчата, подумаете, что я только все [140] ругаю. А я вас
очень люблю и желаю добра. Поедем, закусим и поговорим обо всем.
Мы отправились в ресторан на стадион «Динамо». Поехали в чкаловской
синей машине, которую он привез из Америки. Чкалов сам сидел за
рулем и шутил:
— Полная машина баб!
— Что ты, Валерий Павлович, нас бабами называешь?
— А разве баба — плохое слово? Вот вы три бабы, а посмотрите, какое
дело затеяли? Как же мне вас называть? Мы еще покажем, что такое
советские бабы!
Приехали на стадион «Динамо». Уселись за стол и внимательно слушали
Валерия Павловича. Он рассказывал о своем перелете через полюс.
Говорил, что враги народа подготовляли аварию машины. Но ничего не
вышло. «Больше всего, — говорил он, — я опасался, что нехватит воды
для охлаждения мотора». И действительно, воды нехватило. Это было
вредительство. Тогда Валерий Павлович приказал экипажу собирать
мочу, вылить весь кофе и чай в водяной бачок. Экипаж изнывал от
жажды, но никто ничего не пил. Чкалов предостерегал и нас: враги
народа еще не вывелись, всегда надо ожидать от них какой-нибудь
гадости.
Мы хохотали доупаду, когда он стал рассказывать, как на заграничном
банкете его заставили есть устриц.
— После этого полета придется и вам, может быть, за границу лететь,
приучайтесь прилично себя вести. Вот салфетку раскладывать нельзя, а
нужно сложенную целиком к губам прикладывать. Если развернешь —
неприлично. Этикет надо знать! Устриц подали. Я взял одну в рот, а
она, подлая, стала гулять — туда, назад. Я закрылся салфеткой и
сижу. Глаза на лоб лезут, а устрица по горлу гуляет. Коньячком
проклятую заглушил!
Он много говорил о том, к чему обязывает звание [141] Героя
Советского Союза. Ведь по героям должны равняться другие.
— Вот мы ехали из Америки в Москву. Нам предложили, чтобы наши жены
выехали в Париж нас встречать, но я сказал: страна встречает нас в
Москве, пусть и семья встречает в Москве. Страна и семья для
советского летчика — одно и то же.
Валерий Павлович рассказал нам, как было, когда он вернулся в Москву
из трансполярного перелета.
— Вот герой возвращается, предлагают в гостиницу устроить, дают
шикарный номер, несколько комнат. А я вернулся и сказал: «До
перелета жил дома и теперь домой поеду. Что мне в гостинице делать?»
Обед заканчивался. В ресторане «Динамо» для нас был открыт
специальный счет. За нас платил штаб перелета. Мы были довольны, что
угощаем Валерия Павловича, и, вставая из-за стола, сказали
официанту:
— Запишите все на наш счет.
Но Валерий Павлович запротестовал:
— Вы что, девчата, с ума сошли? — И он потребовал отдельный счет и
сам расплатился.
Выходя из ресторана, Валерий Павлович говорил о том, как мы должны
быть осторожны, чтобы под маркой нашего перелета не тратились лишние
государственные деньги.
Мы расстались с Валерием Павловичем, зараженные его энергией,
бодростью и какой-то особенной его внутренней большевистской
прямотой и честностью. На прощанье Валерий Павлович сказал:
— Если хотите, девки, лететь, — бросьте ваши Подлипки, перебирайтесь
на Щелковский аэродром и установите строгий режим. Родные без вас не
помрут. Ничем больше не занимайтесь. Москва вам не нужна. И
перебирайтесь сегодня же, самое позднее — завтра.
Мы так и поступили. Только Валя задержалась в Москве, чтобы
перегнать самолет на Щелковский аэродром. [142]
