Интервью с
Владимиром Николаевичем
Забелиным
Глава 2. В запасных авиаполках
— Когда события начали разворачиваться на
Кубани, Вы думали, что вас отправят воевать?
Туда всех выпускников нашего училища
отправляли. Но меня направили в четвертую запасную авиабригаду, в которую
входили 11-й, 25-й и 26-й запасные авиаполки. Со временем я побывал во всех
полках этой бригады. 26-й ЗАП базировался на станции Сандары под Тбилиси,
11-й в Кировабаде, а 25-й базировался в Кутаиси.
Кировобад. 11 ЗАП
1-й ряд: Забелин, Шаруев, Тарасенко (погиб после войны)
2-й ряд: Инженер АЭ -, Ком. АЭ Федоров, Адъютант АЭ -.
3-й ряд: Ком. звена Пекалов, Ком. звена Диденко, Воробец.
— В чем различия ЗАП с обычным
истребительным авиаполком? И каковы штаты ЗАПа?
Разница большая. В строевом полку летчики
выполняют боевые задачи… А по штатам? И там и там было командование полка,
эскадрильи, замполит, начальник штаба, штурман, воздушно-стрелковая служба.
11-й ЗАП был смешанным и состоял из 2-х эскадрилий бомбардировочных – одна
на Пе-2, другая на американских Б-25 и «Бостонах», и 3-я была истребительная,
на «Кобрах», «Томагавках» и «Киттихавках». В третьей же эскадрилье были и
УТИ-4. Эта эскадрилья (командиром которой был Федоров) базировалась отдельно
от остальных, на аэродроме Кировабад-Западный, сюда перегоняли из Ирана
американские и английские истребители, сюда же я и был назначен после
окончания училища летом 1943 года. Потом ей стал командовать Кондратьев. А в
25-м полку в то время, когда я пришел туда, была всего-навсего одна
эскадрилья. А инструкторов было, по-моему, шесть.
— Сколько у Вас лично бывало курсантов?
Лично у меня одновременно было пять–шесть человек.
Это таких, которых надо учить и долго учить. А максимально — мне давали
целую эскадрилью… Порядка двенадцати человек. Этого из боевого полка, там
были летчики с самым разным уровнем подготовки, и даже начинающие летчики.
— Что из себя представлял 26-й ЗАП и что
там делали? В чем заключалась подготовка летчиков?
Во-первых, во время Кубанских сражений,
наша авиация несла большие потери. И особенно «ЛаГГи». В общем, личный
состав полков, понесших большие потери, прибывал в этот 26-й полк. Они
получали самолеты, и, как правило, через короткий срок улетали на этих
самолетах на фронт. Летели по Кавказскому побережью, на Сочи и в Краснодар.
— То есть Вы одних и тех же летчиков
видели неоднократно?
Неоднократно. Мои друзья, с которыми я
учился, кажется, из 805-го полка, к ним в полк приглашали, но перейти не
получилось.
— А в чем заключалась подготовка в ЗАПе?
Мы слышали самые разные мнения: кто-то говорил, что там тактику обсуждали, и
пробовали в воздухе. Другим запомнилось, что по три–четыре месяца «не
вылезали из землянок», ждали самолетов. Третьи говорили, что им ЗАП что-то
полезно дал. Четвертые, в частности, Василий Николаевич Кубарев, говорили,
что их попытались в ЗАПе чему-то учить, но фронтового опыта у летчиков было
больше, чем у учителей.
Конкретно у нас никакой длительной
подготовки не было. Приходили полки на переформирование. «Покантуются»
короткий срок, и возвращаются на фронт на новых самолетах. Ни групповых
полетов, ни стрельб. Ничего этого не было.
— А программа переподготовки от кого
зависела? От Вас как от инструктора? От командира запасного полка? Или от
командира того полка, который пришел на переформирования?
Если командир пока прибывал вместе с
летчиками, то они по своему плану готовились. Необходимо уточнить, что из
училища в Евлахе я попал вначале в 11-й ЗАП. Через него шла импортная
техника. Этот смешанный запасной авиационный полк, находился в Кировабаде.
Большей частью эскадрильи были бомбардировочные. В основном на «Пе-2».
Но и на «Бостонах» часть летчиков обучалась, поскольку Кировабад был
пересыльным пунктом американских самолетов, летящих через Иран. На этом
аэродроме было очень много самолетов, наверное, почти тысяча: «Кобры»,
«Киттихауки», «Томагавки». И даже «Тандерболты». Вот их было очень мало, но
были. Я собирался летать на «Тандерболте», уже был готов к этому, но
направление меня в 26-й ЗАП помешало.
В 11-м ЗАПе занимались разными по уровню подготовки летчиками, часть была с
фронта, вместе с руководством полка, а часть те, кто когда-то начинали
летать, но ничему не успел еще научиться. Например, на «У-2» летать когда-то
приходилось. Среди моих курсантов был Герой Советского Союза, он был
диверсантом, ходил с группой за «языками», исключительно офицерами, вглубь
немецкой территории. За эту работу он заработал звание Героя. Он рассказывал
много интересного, как они работали. Говорил про себя:
— Мне человека убить, удушить, раздавить как муху, пара пустяков!
— Ну а Вы его выучили летать?
Выучил и отправил. Фамилию его сейчас уже
не помню. Кстати, несколько человек в дивизии Покрышкина - мои бывшие
курсанты. В Покрышкинской дивизии я бывал, перегонял самолеты «Кобры» из
Кировабада. Из Абадана в Кировабад самолеты гнал специальный перегоночный
полк. Такой же как на Чукотке, слышали, наверное… Недавно фильм «Перегон»
сделали… Может Вы его видели? Какой дурацкий бред… Начиная с того, что
никогда к нам американские девицы не летали… И вообще этот фильм гадость
ужасная…
Перегонял в Покрышкинскую дивизию, конечно, не я один, а группа летчиков. Мы
перегнали туда сразу больше двадцати машин. И как только приземлились и
поставили самолеты, летчики Покрышкинской дивизии сразу стали делить их «с
шумом и гамом».
11 ЗАП
Кондратьев, Левашов, Воробец
На крыле: Соболев, Тарасенко, Сулеменко, -, Забелин -, -, Пекалов -, -,
— А Вам как американские машины показались?
«Кобра» несомненно, превосходила «Киттихауки»
и «Томагавки».
— А боевой летчик Кулаков из 103-его гвардейского
истребительного полка, говорил нам, что когда летали на «Киттихауках»,
проблем не знали. Сели на «Кобры», и за короткое время в авариях потеряли
человек пять или шесть. Больше, чем в боях!
Могло быть такое, я знаю… «Кобра» - она
непривычная. Главный недостаток этого самолета — он сваливался, и как
проклятый сам лез в штопор, и не выходил из него. Много случаев было, я этих
людей знал… (4 ЗАБ потеряла не менее 22 летчиков погибшими при
переучивании на P-39. И. Жидов)
Но я сам как-то бесшабашно к этому относился, и когда стал летать на «Кобре»,
то стал без разрешения набирать побольше высоту и пробовать штопорить. У
меня получалось, легко выводил. Заявил командиру эскадрильи, что я штопора
не боюсь.
Собрали всех летчиков и курсантов и заставили меня штопорить публично над
аэродромом. Высоту я, тысяч пять, наверное, набрал. Вошел я в штопор как
всегда делал, и как заштопорил. Даю на вывод, она не выходит и все. И
витков, наверное, около пятнадцати я скрутил. Не выходит, хоть тресни. В это
время я оказался в районе населенного пункта Хванчкара — есть вино по имени
этого поселка. Долина там глубокая, на склоне виноградники расположены.
Наверное, за счет того, что я еще мог провалиться дальше в долину, я как-то
вывел. Там я выскочил из штопора. И вдоль долины… Вид у меня, наверное, в
этот момент был не блестящий. И решил, что больше я такими делами заниматься
не буду!
11 ЗАП:
Кондратьев Левашов, Воробец
2-й ряд: -, -, Соболев, Забелин, Сулеменко, -, Тарасенко, Зиновьев, Пекалов
Эта P-39 Q-25 приказом от
27.09.44 г. из 11 ЗАП была передана в 25 ЗАП. В 25 ЗАП по «Книге регистрации
самолетов и моторов» она проходит с 13.09.44 г. Убыла уже после войны -
3.02.46 г. на 227 тех. базу. (комментарий В. Романенко)
— «Кобру» с «Яком» Вы можете
сравнить? Или с «ЛаГГом»?
С «ЛаГГом» нечего и сравнивать. С «Як-3» я
не собираюсь сравнивать тоже. А всех остальных «Яков» «Кобра» превосходила.
Во-первых, и обзор, и рация, и скорость. Защита у летчика сзади — прозрачная
броня, бронестекло. И назад отличный обзор. А с бронезаголовниками, наши
летчики подчас были в бою слепые. Пожалуй, это главное, если коротко
говорить о «Кобре».
— А «Кобры», которые Вы гоняли, были с
каким вооружением? Крыльевые пулеметы были?
Во-первых, пушка, 37 калибра. И точно
сейчас не помню, по одному, или по два пулемета 12,7мм на плоскостях…
По-моему по одному.
— А «Киттихаук» и «Томагавк» сильно
отличались?
Они мало чем отличались, и даже на первых
порах и не сразу поймешь какой самолет пришел. И переучивания практически не
было никакого. И вооружение, по-моему, у них одинаковое было, только
пулеметное.
Я знаю, летчики морской авиации любили этот самолет, летали с удовольствием
на нем. Запас горючего намного больше, чем на «Кобре», и подвесной бак
огромный. И двигатель работает мягко, плавно и с очень большим моторесурсом,
как многие американские самолеты.
— На «Кобре» тот же движок стоял, что и на
«Киттихауке». Но многие жаловались: если летать на нем по инструкции, то он
отрабатывает чуть ли не пятьсот часов, но если летать как в бою, то предел
работы движка всего сто часов.
Это верно, с этим я согласен. На «Кобре»
двигатель сзади, и к винту через кабину тянется длиннющий вал, и проходит
прямо у летчика между ног. И ощущается биение винта - вибрация. Кстати, не
всегда, а лишь на некоторых режимах. А на «Киттихауке» двигатель работает
непосредственно на винт, плавно, очень мягко работает, хоть засыпай...
— Бывали ли случаи сворачивания хвостов на
«Кобрах» от перегрузок? Или к Вам шли уже с усиленными хвостами?
Такие случаи были. Предъявляли рекламацию
в Штаты, и они быстро реагировали на все недостатки и замечания.
— А вот такой вопрос: писсуары были в
самолетах?
На американских были, даже на
истребителях. На «Кобре» я пользовался.
— А Вы на «Кобрах» и на «Хавках» на
стрельбы летали?
Конечно. Я много в 11-м полку стрелял и с
«Кобры», и с других самолетов…
Когда стреляешь с 37 миллиметровой пушки, то каждый выстрел ты можешь
считать. Скорострельность не высокая… И такие толчки, и самолет реагирует на
них, как будто затормаживает в это время….
11 ЗАП. Кондратьев, –, Соболев, Забелин
— А когда стреляли из пулеметов,
установленных на крыльях, разнесеное расположение целиться не мешало?
Но ведь трассы видишь, как они с обеих
сторон летят…
— А в Кировабаде и в Грузии, у Вас лично
какие-то проблемы на национальной почве были в то время?
Были. К примеру, дорога от Кировабада до
аэродрома километра четыре. По сторонам дороги виноградники, арык течет.
Днем все спокойно. А ночью эта дорога становилась для нас опасной.
Однажды во время стрельб в тире у моего «ТТ» сломался боек. И мне временно
на всякий случай выдали наган, и я его таскал без кобуры. Заворачивал в
платок, и в карман. Так и ходил. И вот однажды ночью иду я, и вдруг с двух
сторон выскакивают два азербайджанца и орут мне что-то, типа «Стой!». Я
достал наган, и закричал:
— И тебя, и тебя, сейчас прошью насквозь!
Они трусливые, мгновенно исчезли. А когда я пришел домой, взглянул на «наган»,
а боек-то я, оказывается, где-то потерял. То есть был я практически
безоружен. С тех пор я стал осторожней.
— А в Грузии?
Там это очень часто бывало. Например, в
Кутаиси. Грузин, не только в авиации, но и в наземных частях почти не было.
Это потом наснимали фильмы: «Отец солдата» и прочее, и прочее. В Грузии
многие уклонялись от призыва. И призывного возраста бездельников было полно.
Мы молодые были, и время от времени ходили на местные танцплощадки. Не часто
ходили, но доводилось. Парней грузинских, таких же лет как мы, и даже
старше, было на танцах всегда много. И вот там бывали стычки. Они нападали
на нас на выходе с танцевальной площадки.
Однажды я был участником такого эпизода. Танцплощадка, шум, гвалт… Я вижу
наши курснты пошли к выходу, и за ними вышла группа грузин всех возрастов…
«Воспитывать» пошли. А воспитание у них одно было - нож и: «ЗарЭжу!». И я
решил уходить оттуда. В начале мы пошли, а потом и побежали. И грузины за
нами. Среди наших курсантов был Величко. Курсантам пистолеты еще не
положены, и этот Величко стащил где-то ракетницу и кучу ракет. Для
самообороны. И с этой ракетницы начал палить в нападавших. Стрелял под ноги.
Ракета отлетает от земли, иногда несколько раз прыгнет. Фейерверк такой… Тут
и я начал отстреливался из пистолета, но тоже не в них, а выше… Нападающие
испугались, остановились. Орава такая собралась, их там уже с сотню
собралось. И, в общем, все перемещаюся в сторону моста через реку Рион.
Речка-то неглубокая, но мост высокий, и лететь с него долго… И когда я
выхожу с моста уже на той стороне, где уже наша территория, на меня
выскакивает грузин с ножом, и замахивается на меня. Увидев над собой нож, я
быстро выстрелил. Нападающий упал, распластался и стал молить о пощаде,
просить прощения, обещать, что больше никогда такого не будет. Так со
стрельбой и перебрался через мост…
Да, вот такое бывало. Об этих событиях стало известно грузинским властям, но
они по своему разбирались и пожаловались нашему вышестоящему командованию в
Тбилиси.
— За нападение на командира Красной армии
полагался трибунал, и вплоть до расстрела. Нападавший на Вас выжил?
Во всяком случае, я не в него стрелял, а
вверх, так что только если с перепуга умер…
— А с Вами разборок на эту тему не было?
Конкретно не было. А вообще на танцы мы
ходить перестали…
— К национальному вопросу. А какие
отношения складывались с евреями? Мнения о них высказывают разные.
Евреев в Грузии и на Кавказе я почти не
видел. В авиации они были, хотя и не так много. Опыт общения у меня с ними
не большой, но обобщения по национальному признаку неуместны. Ну, к примеру,
когда я оказался в Приморье, в 821-м полку был летчик Дима Бланкман.
Небольшого роста, но вид у него всегда петушиный такой. Среди врачей много
евреев было, зубной врач у нас в гарнизоне утверждал, что Дима Бланкман
лучший летчик части.
А Дима-то был слабым летчиком. На «Кобре» еле-еле телепался. А на «МиГ-15»
он так и не переучился. Потом его отчислили из авиации.
Другой летчик еврей, которого я видел в авиации, штурман 256-го полка майор
Колмансон Виктор Эммануилович. Он участвовал в боях в Корее, воевал неплохо.
Я видел как он погиб. (Майор Колмансон Виктор Эммануилович погиб
20.05.1952г. похоронен в Порт-Артуре, ныне г. Люйшунь, КНР. И. Сеидов).
Когда мы с пустыми баками возвращались на посадку, «Сейбры» приходили, и
нахально били наших прямо над аэродромом. На посадке и взлете били. И мне не
раз приходилось после отрыва самолета, на высоте каких-нибудь два–три метра
разворачивать. Со стартового командного пункта предупреждали: «Пикирует,
пара «Сейбров»», и приходилось, чуть не задевая за бетонку крылом,
отворачивать, что бы очередь прошла мимо… Колмансон заходил на посадку после
боя. С пустыми баками. Уже выравнивал самолет, вот-вот коснется полосы. В
этот момент летчик совершенно беззащитен. И тут длиннющая очередь из шести «Сейбровских»
крупнокалиберных пулеметов, прямо по нему в упор. Самолет переворачивается,
и загорается... И судьба летчика кончилась…
— Вернемся к событиям времен Великой
Отечественной…
Я чуть больше года провел в 11 ЗАПе. И в
июле месяце 1944 года меня из 11-го ЗАПА перевели в 26-й.
— По каким причинам Вас перевели в 26-й ЗАП?
С чем это было связано?
Меня включили в специальную группу, для
выполнения неожиданного задания. На Тбилисском авиазаводе вплоть до 1944
года выпускали «ЛаГГи». Потом перешли на «Як-3», и я летал на первых
экземплярах этих «Як-3». Самолет показался мне просто игрушкой. Это
действительно был другой самолет, и другое состояние летчика, другой пилотаж.
Возможно, Вы помните, что с почином собирать деньги на строительство
самолетов вышел Ферапонт Головатый. Первый самолет, построенный на средства
Головатого, передали Еремину. Кстати, я встречался с Ереминым. Уже здесь в
Питере, он был моим начальником. Теперь уже и грузинский народ обратился к
товарищу Сталину с предложением: на свои средства построить самолеты. Деньги
на это собирали и с войсковых частей, расположенных в Грузии, в том числе и
с нашей.
Кутаиси. 25 ЗАП.
-, Воробец, Забелин, Тарасенко, Зиновьев, -, -.
2-й ряд: Пекалов, Кондратьев, Левашов (не из полка), –, Сулименкою
— Сколько подарочных самолетов было и как
они выглядели?
Подарочных самолетов было четыре. По всему
фюзеляжу, от носа до хвоста, а самолеты по моему были серого цвета, большими
красными буквами написали: «За Родину!», «За Сталина!», «Вперед на Запад!» и
«За Победу!»…
— Всей Грузией — четыре самолета?
Да. Грузия купила четыре самолета «Як-3»,
производства грузинского авиазавода. Появилось и письмо с просьбой передать
эти самолеты боевым летчикам, чтобы они на этих самолетах воевали. И меня,
как имеющего опыт полета на новом самолете, подключили в эту группу при
26-м ЗАПе. Мы, летчики, не знали масштаба замыслов. Это превратилось, в
конце концов, в громадное шоу. К нам пригнали с завода буквально первые
экземпляры «Як-3» Тбилисского завода. Мы полетали, слетались, попилотировали
на этом самолете, и показные полеты провели несколько раз. Мы сказали, что
готовы и был назначен день отлета. О том, что подарочные экземпляры
раскрасили, и что предполагается торжественный ритуал передачи мы не знали.
При отлете присутствовало все руководство Грузии.
— Эти дарственные самолеты, по качеству,
по легкости пилотирования, отличались от других «Яков-3»?
Нет, ничем не отличались. Мы летели на
подарочных самолетах до Польши. Запас горючего у этого «Як-3» маленький,
меньше чем у всех остальных «Яков» и «ЛаГГов». Поэтому нам пришлось сделать
много посадок для дозаправки. По-моему – одиннадцать...
Мы летели несколько дней. Нас сопровождали два самолета бомбардировщика «Митчелл».
Они лидировали и везли наших техников, и даже запчасти.
По диспечерской службе, или я уж не знаю как, наш полет отслеживали вплоть
до аэродрома посадки в Польше. Очень часто в то время возникали проблемы с
заправкой транзитных самолетов, в особенности на аэродромах, где
базировались истребители ПВО — им выделяли горючего совсем мало. Были
большие задержки для перелетающих экипажей. А нам был «зеленый свет», «по
звонку» наверх быстро решались сложные вопросы. Это нас удивлять стало при
первой же посадке в Баку. Прилетаем туда, горючего нет. «И не будет». И тут
началось… Люди, которые сопровождали нас, звонят куда-то. Тут же нас
заправили, накормили. В общем, нас оттуда быстро выпроводили.
— Вы подбирали экономический режим полета?
Да, конечно. Но рассчитывали маршрут
штурмана «Митчеллов». Они отвечали за проводку.
— А как Вам качество рации на новых
«Як-3»?
Ну, оно может быть и не такого качества
как на американских самолетах, и треску побольше, и дальность не та, что на
американских, но все равно шаг вперед, по сравнению, допустим, с «ЛаГГами»
или «Лавочкиными», был. Радиосвязь получше стала. Но важнее - самолеты
другие были. И «Як-3» уже тогда называли «оружием победы».
Летели, летели. Все идет нормально: заправляют, кормят. Прилетаем в Житомир,
есть такой город, западнее Киева. Житомир стал в то время перевалочным
аэродромом, там много сотен самых разных самолетов было расставлено по всему
периметру. Тут с моим самолетом случилась неприятность: в самом конце
пробега, когда осталось лишь немножко дорулить, лопнуло колесо. Дотолкали,
поставили все наши четыре самолета. И тут люди, которые сопровождали нас,
забеспокоились. Наши «Як-3» на этом аэродроме оказались одними их первых.
Запчастей не было. Колесо «Як-3» по диаметру меньше, чем на любом «Яке», «ЛаГГе»…
Колеса такого диаметра, и даже камеры резиновой не оказалось. Нет и все. А
что сделаешь, если нет?
Нас куда-то подальше затолкали, что мы не мешали. Мы поужинали, и пошли
искать, где можно переночевать. Весь авиационный городок разбит. В
единственном уцелевшем кирпичном здании расположился личный состав женского
истребительного полка ПВО, стоявшего на этом аэродроме. Я раньше, даже не
знал о существовании таких чисто женских полков. Как выяснилось, у них в
полку был всего один мужчина - инструктор, отвечающий за летную подготовку.
Командир полка, начальник штаба, все руководство женское. В брюках, в
сапогах. С иголочки одеты. В каких-то руинах мы нашли солому или сено,
постеленное на полу. На нем и спали. Утром встали, пошли в столовую. Нам
перед вылетом выдали курточки новые, чистые, а тут клочки сена к нашей
одежде прилепились…
Девушки-летчицы увидели нас в таком виде и открыто над нами насмехаться
стали… Но когда мы появились у своих самолетов, и они узнали, что мы не
технари, а летчики, то приумолкли, стали ахать и охать, завидовать - у них в
полку были «Як-7». Боря Фадеев был командиром звена, шутник такой, говорит:
— Меняю один наш самолет, на всю вашу дежурную эскадрилью, вместе с
летчиками.
Пока мы шутили, наши технари, которые летели на сопровождающих
самолетах, стащили колесо с «ЛаГГа», вытащили оттуда камеру, и хоть она по
диаметру и больше, всунули в покрышку.
В общем, долетели мы до пункта назначения. Сели и оказались, буквально в
нескольких километрах от линии фронта, под Сандомиром. Реку, еще не
форсировали, бои под Сандомиром уже давно шли. На этом аэродроме базировался
полк, в котором летал, уже упоминавшийся Борис Еремин. Площадка - травяная
обычная. И всего-навсего пятнадцать километров от линии боевого
соприкосновения с немцами. У «Як-3» горючего мало, и работать издалека
невыгодно. Но летать с этого аэродрома нужно было так, чтобы не раскрыть
свое местоположение.
Вот так мы все четверо прибыли в 91-й полк, в качестве летчиков-стажеров
запасного авиационного полка. Была такая практика в войну:
летчиков-инструкторов на два–три месяца посылали на боевую стажировку. Мы
прилетели в августе, и вплоть до конца декабря мы все еще продолжали
упрашивать командование полка, что бы нас оставили на фронте. Нам ничего не
говорили, но, оказывается, шли долгие переговоры с более высоким
руководством. И однажды нам говорят:
— Все, вы остаетесь у нас!
Мы воспрянули духом - на фронт удрали. Такие случаи, когда инструктора
оставались на фронте бывали.
