Часть 10. Советские самолеты

А.С. Что вы можете сказать, о других типах истребителей советских ВВС – отечественного Ла-5 и ленд-лизовского американского Р-39 «Аэрокобра»?

И.К. Ла-5 был классным истребителем. Как истребитель «вообще» Ла-5 был сильнее «Яка». В отличии от «Яков» он, по крайней мере, не уступал «мессеру» ни по скорости, ни на вертикали (а то и превосходил), что меня не удивляло. С мощной двухрядной «звездой», стоявшей на «Ла», другого результата, наверно, и быть не могло. Это «звезда» была и повысотнее М-105. Оружие у «Ла» посильнее – две пушки. Но взлёт-посадка на «Лавочкине» – не дай Бог! Намного сложнее, чем на «Яках». Кроме того, Ла-5 уступал «Яку» на виражах.
«Аэрокобра» была хорошим истребителем, но в диапазоне высот 3-8 тысячи метров. Именно на этих высотах двигатель «кобры» выдавал максимальную мощность. На высоте «3 тысячи и ниже» (где в основном и вели бои «Яки») «кобра» была откровенным «утюгом». На этой высоте «Як» «кобру» превосходил, он был и быстрее и маневреннее. «Аэрокобра» тяжелый истребитель, и на малых высотах, уступала «Яку» (а значит и «мессеру»).
Во время боев на Курской Дуге «кобры» нашего корпуса поначалу занимали высоту 5 тысяч метров. Ходили на ней целыми днями, а немцы на эту высоту просто не шли. Оно и понятно – «мессера» ходят там, где штурмовики (а значит и «Яки»). Мы (как и полк вооруженный «Лавочкиными») вели тяжелейшие воздушные бои, потери несли большие, а «кобры» приземляются и почти каждый доклад их летчиков: «Самолётов противника не было». Комкор бушевал: «Как не было?! А где «Яки» и «Лавочкины» немцев находят?!» «Аэрокобры», в то время, сбивали только, тех, кто от нас на высоту уходил. Вот так подлавливали они одиночных «мессеров», зажимали в «клещи» и сбивали. Потом командующий корпусом стал «кобрам» задачи ставить на малой высоте – 3 тысячи и ниже. И пошли у «кобр» потери, потому, что на этой высоте маневренность «кобры» не сильно отличалась от маневренности штурмовика. Хорошо, что это произошло уже «под занавес» Курской битвы, а то потери у «кобр» были бы ещё больше.
Выше 3 тысяч «Аэрокобра» сильно «прибавляла», а выше 4 тысяч преимущество от «Яка» уже однозначно переходило к «Аэрокобре». Вообще, «кобра» была довольно высотным истребителем, по крайней мере, за немецкими высотными разведчиками Bf-110 и Ju-88 (а они летали от 7 тысяч и выше), в основном «гонялись» «Аэрокобры», редко «Ла» и лишь в единичных случаях – «Яки». «Не та» у нас была высотность двигателя. Опять же «расчистку воздуха», перед ударом Пе-2, проводили либо «Аэрокобры», либо «Лавочкины». «Яки» редко, потому, что нас ставили в непосредственное сопровождение «пешек». Зато в сопровождении штурмовиков, основную нагрузку уже несли «Яки», «Лавочкины» реже и очень редко «Аэрокобры».

А.С. Тренировочные бои «Яков» с другими типами истребителей проводили?

И.К. Нет, да и не было в этом никакой необходимости. Возможности своих машин летчики знают превосходно (от этого их жизнь зависит), поэтому, часто встречаясь с летчиками, летающими, на «Ла» и «Аэрокобрах», мы постоянно обсуждали достоинства и недостатки наших истребителей.
Встречаться возможности были. Наш авиационный корпус входил в резерв Главного командования и состоял из истребительной авиадивизии: три полка – два на «Яка» и один на Ла-5; отдельного истребительного авиаполка на «Аэрокобрах», двух дивизий штурмовиков Ил-2, отдельного бомбардировочного авиаполка на Пе-2 и звена По-2. Авиационный корпус Аладинского (фамилия нашего комкора). Обычно наш корпус придавался Воздушной Армии фронта.

А.С. С того времени, как вы начали воевать, когда в вашем полку были самые большие потери?

И.К. На Курской Дуге мы потеряли убитыми, кажется, пять летчиков. На Украине, под Запорожьем, тоже были тяжелые бои – потеряли четверых или пятерых убитыми. На границе Германии и Польши, немцы упёрлись, попытались нас остановить, тоже были сильные воздушные бои (правда, длилось это недолго, потом практически перестали летать, толи горючее у них кончилось, толи ещё что…) – и там полк потерял трёх или четырех летчиков. Вот такие были максимальные потери. Это, я имею в виду, в воздушных боях. А «до меня» самые большие потери полк понёс под Сталинградом.

А.С. Вас в бой ввели сразу, но позже – как в вашем полку, вводили в бой молодых летчиков?

И.К. Правило простое – где «туго», необстрелянных лётчиков не посылать! На «серьёзные» задания летали только «старики» - опытные летчики. «Молодняк» начинал с несложных заданий. После каждого вылета обязательно разбор и обсуждение полёта, когда под руководством комэска, а когда и командира полка. Тренировочные бои «стариков» с «молодыми» – это обязательно. Как сделает «молодой» с десяток таких вылетов, то только тогда начинает летать на сложные задания. Такой ситуации как под Сталинградом, когда необстрелянный лётчик едва только успевал прибыть в полк, и его тут же посылали в бой, мы уже не допускали. Даже на Курской Дуге, где мы вели тяжелейшие бои, основную часть этих боев провели именно опытные летчики, «желторотиков» почти не пускали. Не было в этом никакой необходимости.

А.С. Уже упомянутый мной П.Клостерман сказал: «… В принципе, для люфтваффе российский фронт был отдыхом, количество значило больше, чем качество, а лучшие части немцы держали в резерве, чтобы встретиться с ВВС Великобритании или защищать немецкие города от бомбардировки американцами. …» Надо сказать, что мнение – «Восточный фронт, это место где люфтваффе отдыхало» – весьма распространено среди западных историков. Как Вам это мнение, в смысле об «отдыхе»?

И.К. Правда, есть такое мнение? Хм… Даже в голове не укладывается!.. А с чего они так решили?

А.С. Ну, по разным причинам. Вот пример одной из них: 5 июля 1943 немецкие части перешли в наступление, атаковав советскую оборону в районе Орел-Белгород, начав операцию под кодовым названием «Цитадель», у нас известную как «битва на Курской дуге». В этот день (5.7.1943 года) люфтваффе заявило сбитыми 432 советских самолета, при своих общих потерях в 26 машин. Если в боях соотношение потерь «один к шестнадцати» в твою пользу, то иначе как отдыхом это и не назовёшь.

И.К. Не верю! Враньё! Я сам отвоевал на Курской дуге от первого и до последнего дня, и могу оценить соотношение потерь. Они были примерно одинаковые. Да по-другому и быть не могло. Бои были тяжелые, но равные. Мы не на секунду не усомнились в том, что устоим, хотя силы немцы бросили в бой большие.
У нас ведь в основном вели бои уже опытные летчики, с боевым опытом, «желторотики» почти не летали. И техника у нас уже была современной, ведь не на «ишаках» дрались, а на «Яках», «Лавочкиных» и «Аэрокобрах». Тактика отработанная была. И числом мы не уступали. Нет, ты назвал совершенно неправдоподобное соотношение потерь.
Слушай, но если у них такие маленькие потери были, то почему у них после Курской дуги самолеты «закончились»? На Курской дуге были очень сильные бои, но потом когда мы начали наступать, то до самого Днепра, немецких самолётов в воздухе не было. Куда они делись? Мы летали исключительно на ударные операции. Только над Днепром снова стали воздушные бои вести. А до Днепра – немецкая авиация как вымерла.
Скажу больше, на мой взгляд, именно после Курской дуги немецкие летчики-истребители «сломались». Появился в их действиях какой-то внутренний надлом, видимо уже в глубине души им стало понятно: «Не победим, проиграем». Хотя ещё несколько раз «пытались».

А.С. Понятно. Согласно тому же П.Клостерману, в 1944 году бывало что «…В схватке с «Фокке-Вульфами-190» и «Мессершмитами-109» формирования «тайфунов» часто теряли по 6-ть или 7-мь машин из 12-ти. «Спитфайры» были бессильны. …»
«Тайфун» это у британцев был такой ударный самолет-штурмовик, а истребители «Спитфайр» их прикрывали. Теперь вопрос – у прикрываемых вашим полком штурмовиков бывал такой уровень потерь в 1944 году?

И.К. Нет. Ты что?! Потерять 6-ть штурмовиков из 12-ти – это трибунал ведущему группы прикрытия. Без всяких разговоров. Да, что там для 1944-го, даже для 1943 года это совершенно неприемлемые потери.

А.С. А какой уровень потерь считался допустимым?

И.К. Один, максимум два из 12-ти. Это если соотношение в бою было 6-10-ть «Яков» против 12-16-ти «мессеров». Тогда, может и простят. Да и то, как простят – трибунала не будет, но всё равно ведущему группы прикрытия «всю шкуру с задницы спустят».

А.С. С летчиками союзных ВВС встречались?

И.К. Самолёты видели. Мы под Полтавой летали, видели в воздухе «Летающие крепости». С летчиками, нет, не встречались.

А.С. А вас с самолётами союзников знакомили? Там силуэты, основные ТТХ?

И.К. Обще. В основном изучали немецкие машины.

А.С. Небоевая аварийность в полку была большой?

И.К. Не особо. «Як» не тот самолёт, что бы создавать большую аварийность.

А.С. Потери от «блудежки» были большие?

И.Н. Нет, не большие, но они были очень обидные. У нас не было приборов для полетов в плохих метеоусловиях и ночью. Да и мы к таким полётам не были подготовлены, поэтому обычно в плохих метеоусловиях и в темное время суток не летали. Но, иногда случалось. Помню, под Днепропетровском «сидели», туман был сильнейший. И, вдруг приказ, послать пару на разведку. Как раз немного туман разошелся. Полетели командир эскадрильи Герой Советского Союза Сивцов, с заместителем. Только они взлетели, опять туман весь аэродром закрыл. Так они и пропали. Никаких известий о них не было и до сих пор нет. Что там с ними случилось, до сих пор никто не знает.

А.С. От немецкой зенитной артиллерии потери несли большие?

И.К. Мы - истребители – нет. Были, конечно, но небольшие. Мы ведь в зенитный огонь не лезли, да нас туда и не посылали. Штурмовики, вот те, да, потери от зениток несли.

А.С. Какие в вашем полку были потери от огня стрелков бомбардировщиков?

И.К. Почти не было. Мы особо с бомбардировщиками не «сцеплялись». У нас же основная задача – непосредственное сопровождение «Илов». А если уж приходилось «бомбёры» атаковать, то мы под огонь стрелков не лезли. Вначале с метров 300-400 обстреляешь стрелка из пулемета, он запрячется и носа не высовывает. Тогда уже вплотную подходишь и бьешь из пушки. Я не высокого мнения о мастерстве немецких стрелков, да и пулеметы у них были не особо сильные. Слабые были пулеметы.

А.С. Что действительно стрелки прятались?

И.К. Ну, убил ты его или он спрятался, уже точно и не скажешь. Главное, что он больше огня не вёл.

А.С. Немцы ночью бомбили? Если бомбили, то точно или нет?

И.К. Иногда бомбили, уже под конец войны. Когда мы стояли на аэродроме Шпратау (это уже в Германии, хороший аэродром, с «бетонкой»), то немцы попытались нас бомбить. У нас уже ужин закончился и мы готовились ехать ночевать в деревню, когда прилетели немецкие бомбардировщики, для бомбёжки нашего аэродрома. Зенитки открыли сильный огонь, и немцы в него лезть не стали, а сбросили бомбы в стороне. Самая близкая упала от аэродрома (от самолетной стоянки) в метрах 200-х, остальные еще дальше.

А.С. Вы много летали в непосредственно сопровождении Ил-2. На Ваш взгляд это был эффективный самолет.

И.К. Эффективный. Свои задачи он выполнял превосходно. Скажу больше, из всех ударных самолетов Красной Армии, Ил-2 наверно был самым важным. Знаешь, как на фронте говорили: ««Ил», а отчего ты «горбатый»?» «От того, что всю войну на себе вывез» – и поверь, в этой шутке есть гигантская доля смысла. («Горбатый» – самое распространённое на фронте прозвище штурмовика Ил-2. - А.С.) Это правда, «Илы» действительно на себе «вывезли» войну. Наступление идет, то на направлении главного удара «Илы» работают «конвейером» – каждые 15-20 минут налет группы штурмовиков. Каждая делала по 3-4 захода. Разносили всё.
Я горжусь, тем, что в бою «Илы» прикрывал, что воевал рядом с ними.

А.С. На ваш взгляд, реально ли истребителю-бомбардировщику заменить штурмовик (на штурмовке), при условии сравнимости их ударной нагрузки? Ну, например, будь бы у вас такой «супер-як» с двумя 23 мм пушками, десятком РС и 600 кг бомбовой нагрузки.

И.К. Это как?!

А.С. Ну, штурмовать истребителем, т.е. делать всё, то, что и Ил-2 – штурмовать колонны, передний край обороны, ближние тылы, укрепрайоны, но на истребителе.

И.К. Ох, сильно сомневаюсь. «Ил» истребителем не заменить. Истребитель зенитному огню ничего противопоставить не может. Броня нужна обязательно.

А.С. А нельзя противопоставить маневр и скорость?

И.К. Если бы ты видел этот зенитный огонь, то и вопроса такого не задал бы. Слушай, «Илы» штурмуют, мы намного выше их ходим, и то, от зенитного огня, что по «Илам» вёлся, и нам перепадало. Хотя и стреляли немцы не по нам, и летали мы быстро, и маневрировали. Понял, какая плотность зенитного огня была? А если бы мы на одну высоту с «Илами» спустились – конец, там бы нас зенитки и посбивали.
Истребитель штурмовать может только там, где нет серьезного зенитного прикрытия.

А.С. А если вначале атаковать зенитные батареи, выбомбить их, а потом уже уничтожать основную цель?

И.К. Такое можно далеко не всегда, только при слабом зенитном прикрытии. Если система зенитного огня построена грамотно (а у немцев по другому, кажется, и не бывало), например над укрепрайоном или районом скопления войск, когда батарей десятки, и когда каждая батарея прикрывается огнём нескольких соседних, то истребителям над ними делать нечего. Зенитки собьют тебя раньше, чем ты их успеешь уничтожить.

А.С. Как вы относились к летчикам-штурмовикам?

И.К. Мы их уважали и ценили. Невероятной смелости ребята. Между собой мы их называли «смертниками». «Илы» летали «по немецким головам», ниже нижнего. Зенитный огонь по «Илам» был такой, что иначе как «пеклом» его и не назовёшь. Броня спасала далеко не всегда. У летчика-штурмовика вероятность погибнуть всегда в несколько раз выше, чем у летчика-истребителя (мы это прекрасно знали), поэтому и «смертники».

А.С. Для прикрытия отставших, подбитых над целью штурмовиков, истребители прикрытия выделяли?

И.К. Если обстановка и наша численность позволяли, тогда выделяли. Обычно пару. Если – нет, то… нет.

А.С. Ил-2 действительно очень живучий самолет?

И.К. Действительно, иногда прилетали, не самолёт, а решето. 20 мм снаряды от «Иловской» брони рикошетировали – это внушало уважение. «Летающий танк» – лучше и не скажешь.

А.С. Аэродромные службы работали нормально? На ваш взгляд, в достаточном ли количестве они были обеспечены соответствующей инженерной техникой?

И.К. БАО – нормально. Поля готовили в срок и качественно, особенно под конец войны.
Насчет техники ничего не скажу, не знаю. Не моё это было дело. Моё дело прилететь –сесть – улететь.

© А.Сухоруков