Часть 12. Как мы воевали и как
победили
А.С. На ваш взгляд, когда мы
окончательно завоевали господство в воздухе?
И.К. К концу 1943 года. Именно с
этого времени мы в воздухе творили, что хотели. Если нам надо было
бомбить, то бомбили, всё разносили. Если «наглухо» надо было закрыть
район от немецких ударных машин, то закрывали, хрен кто «пролезет».
Реально люфтваффе уже ничем нам помешать не могло, не было у них для
этого сил, хотя тяжелые бои ещё продолжались.
А.С. Чем мы обеспечили это
господство? Превзошли немцев числом, мастерством или «большой
кровью»?
И.К. Всё было. И летчики опыт
набрали, мастерство приобрели. Знали, на что и как надо «надавить»,
что бы у немцев слабина выперла. И числом превзошли. И «кровь» была.
Большая. А как же? Войны без «крови» не бывает.
А.С. Страх на войне – чего вы
боялись больше всего?
И.К. Ничего не боялись! Я,
например, ничего не боялся. Ни смерти, ни плена, ни калекой
остаться. Пока этого нет, то, чего об этом думать?
А.С. Хорошо, а в бою чего боялись?
И.К. Увидеть противника позже, чем
он тебя.
А.С. Насколько для наших
летчиков-истребителей была характерна «мессеробоязнь»?
И.К. Это было явление довольно
распространенное, до самого конца войны. Все молодые лётчики через
«мессеробоязнь» проходили. Это нормально. «Мессер» чересчур
серьёзный противник, что бы им пренебрегать. Внезапной атаки
«мессера» нельзя не бояться. С опытом это проходило.
А.С. Из вашего рассказа у меня
сложилось впечатление, что «Як» был истребителем специально для
охраны Ил-2? Т.е. если бы мы в таких количествах не делали Ил-2, то
скорее всего, мы бы и не делали в таких количествах «Яки».
Насколько, на Ваш взгляд, мое мнение правильно?
И.К. Я думаю точно так же. «Яки»
делались именно как «дополнение» к Ил-2.
Моё мнение такое: «Яки» – Як-7Б, Як-1 и Як-9 – были средними
истребителями. Верхний предел среднего уровня – нет особых
недостатков, но и нет особых достоинств. Ну, не хватало у «Яка»
«тяги»! «Слабачок». Но!.. Будучи во всём средним истребителем, «Як»
был чертовски хорош в «непосредственном прикрытии» ударных машин, а
в прикрытии именно Ил-2, «Як» вообще был «королём».
Лучше «Яков», «Илы» никто прикрыть не мог, в этой «ипостаси» даже
Ла-5 «Яку» уступал. Ил-2 и «Яки» взаимно дополняли друг друга: они –
меч, мы – щит. Ведь как только «мессера» не пытались зайти на наши
штурмовики, и сверху, и снизу, и справа, и слева, «раздёргивали» нас
как могли, но каждый раз мы успевали их встретить раньше, чем они
сумеют зайти в атаку. В этой «беготне» вокруг ударных машин «Як» был
вне конкуренции.
А.С. Т.е. можно сказать, что
выпуск «Яков» определялся не какими-то особыми симпатиями к
конструктору Яковлеву, а простым расчетом – сколько-то там «Яков» на
сколько-то там «Илов»?
И.К. Ну, да. Где-то один «Як» на
два «Ила». Вот как у нас было в корпусе, одна истребительная
авиадивизия на «Яках», на две штурмовые авиадивизии на Ил-2. И если
бы не «Илы», то думаю, что наша промышленность выпускала бы,
что-нибудь другое, а не «Яки». Или выпускали бы «Яки», но не в таких
количествах.
А.С. У меня сложилось впечатление,
что в наших истребительных полках, количество сбитых немецких
самолётов было каким-то второстепенным показателем. Я прав?
И.К. Нет. Количество сбитых это
важный показатель и предмет вполне законной гордости, как
командования полка, так и рядовых летчиков, на счетах которых
записаны эти сбитые. Другое дело, что это далеко не единственный
показатель работы полка.
Например, в нашем полку всегда в боевых рапортах вначале указывали,
сколько раз слетали на прикрытие штурмовиков, обязательно указывали,
что потерь у прикрываемых нами штурмовиков не было. Отчитывались,
сколько раз прикрывали войска, и про то, что во время нашего
прикрытия бомбёжек войск не допускали. Указывали, сколько раз
слетали на штурмовку, сколько бомб сбросили во время штурмовок и
«охоты», и сколько единиц техники и живой силы уничтожили, сколько
разбомбили мостов, сколько провели разведок и т.п.
Вот плюс ко всему этому, так сказать, «венцом» боевой работы,
указывали количество сбитых самолётов противника, которых,
естественно, лучше иметь побольше.
Просто же абстрактное «количество сбитых», оно ни о чем не говорит.
Опять же, мы же, в основном, в прикрытии ударных самолётов летали, а
там правило такое – лучше ни одного штурмовика не потерять, и ни
одного «мессера» не сбить, чем сбить три «мессера» и потерять хотя
бы один штурмовик.
Я почти всю войну провоевал командиром звена. Как
летчик-истребитель, я, своими четырьмя сбитыми, законно горжусь. Как
летчику-истребителю, мне выпало счастье видеть, как взрываются
ударом о землю сбитые мной самолёты врага. (Поверь, это счастье.)
Но, ещё больше я горжусь тем, что за всю войну в моем звене не было
потеряно ни одного лётчика! В моём звене лётчики не гибли, ко мне в
звено летчики только приходили, приобретали боевой опыт и уходили на
повышение в другие звенья и эскадрильи. Ни одного погибшего! В
отношении потерь, я был чертовски удачливым командиром. Когда ко мне
новичка посылали, я ему сразу говорил: «Запомни! В моём звене
правило простое – или мы возвращаемся все, или погибаем все! Всё на
всех поровну, и жизнь, и смерть!» Только так!
Больше того, в прикрываемых моим звеном штурмовиках и
бомбардировщиках, тоже нет ни одной потери от немецких истребителей.
За всю войну! Хотя случалось моему звену прикрывать и четверку, и
шестерку, и восьмёрку. Понял?
А.С. Понял, а когда вас сбили, там
вы разве не звеном были?
И.К. Звеном, но не моим. Тогда
надо было лететь экстренно, просто собрали две пары, из летчиков
разных звеньев. Я, в том бою, вообще ведомым был.
А.С. Из всех видов боевых задач –
«свободная охота», маневренный бой, «непосредственное сопровождение»
и атака бомбардировщиков противника – какая «технически» самая
сложная? На Ваш взгляд.
И.К. Да во всех есть свои
сложности, но «непосредственное сопровождение», наверное, самая
тяжелая задача. Сложная задача, не каждому по плечу. С ней успешно
мог справиться далеко не каждый летчик, и, даже, далеко не каждый
истребительный авиаполк. Да, именно «непосредственное
сопровождение». Ты же как связанный! Ни скорости, ни манёвра!
Носишься как пёс на цепи, только и успевай «отгавкиваться», да
смотри, что бы тебе самому «хвост не оторвали».
Вот в нашем полку это умели. Поверь, гвардейское звание его не
просто так присваивают.
А.С. А следующая по сложности?
И.К. Тяжёлые бомбардировщики
атаковать. Особенно если их много, 2-3 девятки и больше. Хрен его
знает куда их стрелки палят! Во всех направлениях. Никогда не
скажешь точно, толи по тебе, толи «в белый свет как в копейку». Тут
от тебя ничего не зависит, а это очень неприятно. Хоть у немцев
пулемёты и слабенькие были, и стрелки «не очень», но всё равно
тяжело. Пуля она же дура, не разбирает – когда в бронестекло, а
когда и в голову.
А.С. Когда Вы в победу поверили
окончательно?
И.К. Да, в принципе, я никогда не
сомневался, что победим. А окончательно понял, что мы победили,
когда мы в Германию вступили. Ещё бои шли, а я уже понял – победа,
мы победили!
А.С. А в 1941-42 годах, не было
ощущения, что «всё, конец, продули!»
И.К. Временами накатывало. В эти
года было по настоящему тяжело. Первые два года войны мы
продержались «на костях и крови»! Как оказалось, ни черта у нас нет!
Вроде, какая армия была! А бежали наши как овцы. Ни командиров, ни
оружия! Но, разозлились и продержались только вот на этой злости, на
силе духа: «Убивайте нас, но назад мы не сдвинемся! В крови нашей
захлебнетесь, но не пройдёте!» Первые два года войны немцы
действительно захлёбывались нашей кровью. Потом мы уже научились
воевать и в то, время когда я воевал, наши потери по сравнению с
1941-42 годами были намного меньше.
Теперь я уже понимаю, немцы были страшной силой. У них идея была,
то, что весь мир, это только для них, а все остальные это так, мусор
под их сапогами. И поверь, в эту идею немцы верили фанатично. Не
останови мы их, и Америка не устояла бы. Они бы и её достали.
Тогда я немцев ненавидел, сейчас уже нет, понимаю – за свой
самообман они заплатили полной мерой.
А.С. Сейчас многими принято
считать, что в Великой Отечественной войне, нам лучше бы было иметь
летчиков числом поменьше, но квалификацией повыше? На Ваш взгляд,
насколько они правы?
И.К. Кое в чем, конечно правы.
Много у нас было недоучек, отсюда и потери. И я был недоучкой, но
мне повезло.
Но, с другой стороны, и количество сильно уменьшать тоже нельзя.
Пойми, иметь в ВВС состоящие только из немногочисленных асов,
невозможно.
Поверь, я, как никто другой, уважаю таких асов как Кожедуб или
Покрышкин. Это люди выдающихся боевых мастерства и таланта. Я-то,
как никто другой, понимаю, какого пота и крови им стоили их победы.
Особенно в наших ВВС, где лётчику и выбирать не из чего, и убегать
нельзя. Но, при этом, могу заявить тебе точно, на 99 % война с
люфтваффе была выиграна такими летчиками как я – «простыми», не
Героями. Именно «такие как я» занимались тяжелой, рутинной, но
необходимой работой – обеспечивали удары штурмовиков и
бомбардировщиков, прикрывали наземные войска, сами штурмовали
наземные части немцев, летали на разведку и много чего другого.
Занимались тем, из чего и состоит война, и не будь нас, на эту
каждодневную и ежечасную «рутину» Героев просто не хватило бы.
Да, Кожедуб и Покрышкин как воздушные бойцы выше всех, но на войне,
они вдвоём не заменят даже десятка таких как я. И уж тем более не
заменят сотню. Вот и весь расклад.
Тяжело это правильно рассчитать, сколько и как надо учить летчиков,
что бы и мастерство они приобрели и в численности не потеряли.
Невероятно трудно.
А.С. Т.е., если я понял Вас
правильно, то Советские ВВС воздушную войну с люфтваффе выиграли
именно потому, что просто были лучше приспособлены для ведения войны
«на истощение»?
И.К. Да. Это ты правильно сказал –
именно «на истощение». Когда мастерством, когда техникой, а когда и
собственной кровью. Чего победа требовала, то мы и давали, ничего не
жалели.
А.С. И еще один вопрос: на Ваш
взгляд, война, для летчика-истребителя, работа или спорт?
И.К. Работа… Тяжеленная… До потери
сознания и жизни.
А.С. Сейчас ваше мнение о войне не
изменилось?
И.К. Нет. Поверни жизнь вспять, и
я бы опять поступил точно так же. Стал бы воевать
летчиком-истребителем. Вот так…
