Б.В.Веселовский

Скрытая биография

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ

3. Бригадир уголовников

Заключенные Норильского лагеря
С.С. Панцырев и Б.В. Веселовский.
Фото 1950г.

Шло время, заканчивался 1950 год. Выпало много снега, и крепчали морозы. На стройке прошел слух, что из соседнего лагеря сбежали двое заключенных. Однажды из зоны нашего лагеря не была выведена на работу ни одна бригада. С развода все разошлись по баракам. Узнать, в чем дело, я направился к нарядчику Володе Солнцеву. Оказалось, из ГУЛАГа прибыл оперуполномоченный, взял картотеку рабочих бригад, высыпал все карты в одну кучу и стал сортировать их постатейно.
Он отобрал много карт заключенных, которых запретил выводить на работы на общую стройплощадку. В их числе были зеки, судимые за побеги и особо опасные преступления, с многими судимостями. «Опер» сам разбил их всех по бригадам, приказал выводить под усиленным конвоем. Это было сделано в целях предупреждения новых побегов с учетом того, что лагеря у Кандалакши находились недалеко от границы с Финляндией. Бригада, куда я попал, состояла из осужденных за побеги и матерых уголовников. Меня вызвали в штаб, и «опер» приказал принять эту бригаду. Зная контингент, я категорически отказался принимать бригаду.
- Подумай! На размышление сутки! - с укором заявил «опер».
Эту ситуацию я долго обсуждал с Володей Солнцевым. Он понимал, в какое положение я попал: урки не щадили даже своих, если они им не нравились, а уж с фрайером разделаются при первой возможности.
- Я получил команду поставить бригадиром тебя! - говорил Володя. - Не примешь бригаду, можешь оказаться в худшей ситуации. Готовится этап - загремишь с ним. Привезут на такую каторгу, небо в овчинку покажется! Здесь условия все-таки приемлемые...
В конце концов я согласился принять бригаду из сорока человек. Володя представил меня. Зашумели, загалдели мои будущие подопечные:
- Что за мужик? Откуда? За что чалится? Нарядчик коротко охарактеризовал меня:
- Был бригадиром электриков, снят «опером», судим за убийство по 36-й статье, но потом по 58-й за побеги, срок - червонец. Еще пуще загалдели урки:
- Добро! Свой мужик! Пусть будет! Мокрушник - человек серьезный! - и обратились ко мне:
- Бугор! Принимай бригаду! Располагайся!
Каждый вор в законе знает Уголовный кодекс почти наизусть. Статья, которой «наградил» меня трибунал, и судимости за побеги пришлись уркам по вкусу. Они приняли меня за своего.
- Надеюсь, будем жить дружно, - сказал я. - За малые пайки в столовой - на меня без обиды! Что заработаете, то и Дадут!
- Не дрейфь, Бугор! Все будет нормально!
- Размещайся! Помогите Бугру! - приказали паханы.
В углу отдельно стоял топчан, туда бросили набитые сеном матрас и подушку, услужливо принесли тумбочку и табурет.
Полярная ночь вошла в свои права. Как обычно, удары колокола извещали подъем. Через час развод на работы. Из моей бригады в первый же день не вышли на развод пятнадцать зеков. Претензию ко мне высказал старший охраны:
- Почему?
- Понятия не имею! Вернемся с работы - выясним! За воротами со всех сторон бригаду облепили конвоиры. Задние держали собак.
- Бригада, внимание! - заглушая лай собак, крикнул старший конвоя, - Следуем на работу! Шаг в сторону считается
побегом! Конвой открывает огонь без предупреждения! Бригада, понятно?
Нас повели в центр города к небольшой зоне, освещенной мощными светильниками и огороженной высоким забором с рядами колючей проволоки поверх него. По углам - вышки охраны. Здесь, на открытой площадке, начиналось строительство пятиэтажного жилого дома. Кроме нас сюда привели еще четыре бригады заключенных. Это были политические с большими сроками из других лагерей. Инструмент знакомый: кирка, лом, лопата. Прораб разметил на снегу места будущих траншей и ушел в деревянную будку. Выделенный участок я разбил на пять частей, назначил старших и ушел в прорабскую. Здесь разрешалось находиться бригадирам.
Через пару часов разговоров прораб предложил пойти посмотреть, как идет работа. Уже светлел полярный день. Издали были видны черные полосы земли, очищенной от снега. На них вдалбливались в мерзлый грунт работяги других бригад. Других! Но не моей бригады. На моем участке горел костер, вокруг него сидели урки. На вопрос прораба: «Почему не работаете?» - последовали бодрые ответы:
- Еще успеем! Работа не медведь, в лес не убежит!
Я объяснил ситуацию прорабу, да он и сам ее понимал. Мы остерегались давить на уголовников. Через пару дней другие бригады углубились в грунт почти по колено, на моем участке лишь наметились полосы траншей.
По вечерам же урки угощали меня хлебом, салом, домашней колбасой:
- Подкрепись, Бугор! Целый день ведь на холоде!
- Откуда все это? - вопрошал я.
- Бог послал! Давай навертывай!
Нетрудно было догадаться, откуда это все и кто «послал». Все было просто. Ежедневно из нашей бригады человек десять воров оставались в зоне. Они умудрялись так заначиться, что никакие розыски охраны успеха не имели. Когда охранники покидали зону, начинался грабеж. Продукты хранились у многих заключенных - купленные в магазине, заработанные у вольнонаемных, выменянные, посылки.
Меня не раз вызывали в штаб, корили, стыдили, что плохо занимаюсь воспитанием. Володя Солнцев жаловался, что его, как нарядчика, все время попрекают моей бригадой.
- Бодаться я с ними не буду! Если хочешь, попробуй сам или пусть командование этим займется! Я их перевоспитывать не собираюсь! - отвечал я.
В глубине души я чувствовал себя виноватым. Но не в моих силах было изменить порядки воровского, уголовного мира. Я стал частенько браться сам за лом или кирку. Долбил в одиночестве до тех пор, пока не проснется у кого-либо совесть. У некоторых она просыпалась:
- Ладно, Бугор! Устал небось? Давай я маленько потюкаю.
Подошедший брал у меня инструмент и начинал работать. К нему поднимались погреться остальные. Когда в других бригадах траншеи были почти готовы, наши были едва по пояс. Понемногу работа двигалась. Как-то, выйдя из прорабской, я удивился количеству людей, работающих на моем участке. Оказалось, что работали заключенные из других бригад.
Каким образом урки договорились с ними, не знаю, но работа пошла быстро. Через день глубина траншей уравнялась, можно было начинать кладку фундамента. Прораб поделился со мной возникшей проблемой: где найти людей, могущих обслуживать механизмы? Вот-вот они должны прибыть сюда - передвижной кран с выносной стрелой, бетономешалки, транспортеры, электрические трамбовки, комплекты прогрева бетонного раствора, заливаемого в траншеи. Еще стояли сильные морозы, и без электропрогрева бетонные работы были невозможны.
- Может, возьмешься за это дело своей бригадой? - спросил прораб.
Предложение показалось мне заманчивым, я попросил прораба обождать до понедельника. «Поговорю со своими «королями», может, согласятся», - думал я.
В воскресенье, сразу после завтрака, пока еще не начались игры в карты, я собрал всю бригаду в свой угол:
- Поговорить надо!
- Что это Бугор ботать будет?
- Подвертывается всем вам блатное дело! - объяснил я. Урки насторожились, С интересом выслушали суть предложения прораба. Загалдели и стар, и млад:
- Ты что, Бугор, чеканулся? Мы же в механизмах ни хрена не петрим!
- Все объясню! Сам все расскажу и покажу! Одно могу сказать - работа будет непыльная! Будете только нажимать кнопки и передвигать рычажки! - агитировал я.
- Что будем иметь с этого дела?
- Во-первых, гарантийная выработка бригады будет не менее ста процентов! Это значит - большая пайка! Во-вторых, бригада будет на Доске почета! Ведь ни одна бригада на общих работах не выдала ста процентов! Моргалы на лоб полезут у начальства, когда бригаду урок увидят на почетном месте! В-третьих, - продолжал я, - будут идти зачеты, хоть какой срок да скостят! Грошей маленько подкинут. К тому же управлять механизмом легко, интересно и время бежит быстро!
Видать, предложение и мои доводы многих заинтересовали. Посыпалась уйма вопросов.
- Детали потом! Давайте решим, что ответить прорабу. Давать «добро»?
- Давай, Бугор! Давай!
Не подведете?
- Ты что, Бугор? Слово - закон!
Скоро на стройке появился прибуксированный кран. С помощью других бригад его установили на рельсы, электропитание от щита подвели вольнонаемные электрики. Через пару дней после инструктажа и небольшой стажировки на нем стали работать крановщиками два зека из нашей бригады. Заработала бетономешалка. Началось заполнение бетоном траншей - фундамента. На электропрогреве бетона работала половина бригады. Появились транспортеры, и началась кирпичная кладка стен.
Наша бригада стала передовой, была занесена на Доску почета. Трудовые успехи повлияли на моральную атмосферу: меньше стало отлыниваний и воровства. Оказалось, что многие урки неплохо играют на гитаре, поют не только блатные песни, любят пляски. Я чувствовал к себе уважение. Наверное, поэтому они меня часто спрашивали:
- Бугор, что тебе изобразить?
Порой не верилось, что передо мной матерые уголовники, трудно было видеть в этих простых, веселых, остроумных парнях бандитов, грабителей и убийц.
31 декабря 1950 года мы работали на стройке. Я зашел в прорабскую, где собрались и другие бригадиры. Кто-то высказал мысль:
- Чем бы отметить Новый год?
Прораб порылся в шкафчике и обнаружил флакон... одеколона. Были отбиты цоколи у трех лампочек. Этими «стопками» и прорабской кружкой мы чокнулись и выпили в честь наступившего 1951 года. На этой же стройке, когда мы заканчивали возводить третий этаж дома, 1 марта я встретил свое тридцатипятилетие.
Неожиданно в зону стройки нагрянуло начальство алюминиевого комбината и обкома партии. Со мной лоб в лоб встретился знавший меня инженер-электрик.
- Веселовский! А вы что здесь делаете?
- Строю дом.
- Нечего здесь вам делать! Обойдутся без вас! Вы нужны в другом месте! - Он обратился к своим спутникам: - Этого бригадира электриков сняли со строительства комбината! Поговорите с начальником лагеря капитаном Потешкиным, чтобы Веселовского вернули на прежнюю работу в зоне комбината!
Через пару дней меня вернули бригадиром в прежнюю бригаду. Электрики встретили меня приветливо. Особенно был рад прежний мой заместитель Валентин Московский. Урки меня корили:
- Что ж ты, Бугор, бросил нас?
- Вы же знаете, ребята, мы здесь бесправны, куда конвой прикажет, туда и идти надо!
Дел прибавилось. На стройке комбината выросло много новых цехов, закончили возводить трубу, была создана еще одна бригада электриков.
Однажды ночью меня разбудил конвоир и приказал собираться. Валентин Московский, мой заместитель, тоже проснулся. Мы тепло простились. Меня вывели за зону лагеря и привели в БУР - барак усиленного режима. Его обитатели, видимо, проснулись от грохота засовов. На полу вдоль стены плотно лежали урки моей прежней бригады. Один из них воскликнул:
- Ого! Человека привели! Раздвиньтесь, урки! Дайте место Бугру!
На другое утро небольшую колонну заключенных под усиленным конвоем, с собаками, привели на грузовую железнодорожную станцию и поместили в товарном вагоне. В эшелоне размещались зеки и из других лагерей, располагавшихся около Мончегорска и Оленегорска. Через много суток эшелон прибыл в Красноярск, где недалеко от знаменитых скалистых Столбов располагалась большая зона пересыльной тюрьмы - «пересылки».
Сюда прибывали и прибывали колонны заключенных из разных мест ГУЛАГа. В основном это были матерые уголовники. Они быстро находили друг друга и через барачные ограждения перекликались, делились новостями: кто, где и сколько «чалится», кто «ссучился», «завязал» или вовсе «скурвился», перешел на работу в охрану.
В бараках на общих двухэтажных нарах зеков было набито битком. И здесь верховодили самые авторитетные воры в законе. На верхних нарах по группам шла оживленная карточная игра в «стиры». Я разместился внизу. Было душно. Я незаметно вздремнул, проснулся от того, что с меня молодой пацан стаскивал сапог. Такие были в услужении у старых воров.
Я сразу догадался, что мои сапоги проиграны. Мальчишка выполнял приказ старшего. Сапоги отдавать я не собирался.
- Ты что делаешь, пацан? - как бы в недоумении спросил я.
- Снимай сапоги, мужик! Снимай! Снимай по-хорошему! Я приподнялся, натянул поплотнее полуснятый сапог:
- Брось, пацан! Дохлое дело! Ступай отсюда, пока не попало!
Пацан уходить не собирался и снова ухватился за подъем и каблук, пытаясь стащить сапог с ноги. Завязалась борьба. Пацан угрожал, что-то кричал, перемежая речь матерщиной. К нему на помощь соскочил с верхних нар старик, но в это время из компании картежников прозвучало предостережение:
- Стоп, стоп! Кореши, этого мужика не трожь! - Началась перебранка.
В моем защитнике я узнал пахана из нашей бригады.
- Будь спок, Бугор! Трогать тебя не дадим! Лежи отдыхай!
- Пошли! - приказывая взмахом руки отойти от моего места, пахан стал первым забираться на нары. - Мужика этого не трожьте!
Все понимали, что находиться на «пересылке» будем недолго. Баня работала круглосуточно. После бани нас построили перед воротами в колонну по четыре, потом приказали сесть. Так мы сидели довольно долго. Вдруг послышались крики, хлопнула распахнутая дверь, и один за другим из бани стали выскакивать голые зеки. Послышались крики «Помоги-и-и-те! Спаси-и-и-те1».
Конвоиры пытались навести порядок. Но даже автоматные очереди поверх голов результата не дали. Когда дерущиеся оказались в середине сидящей колонны и в драку начали ввязываться другие зеки, трескотню автоматов заглушил дробный стук ручного пулемета. Как подкошенные снопы, упали несколько зеков. Пули свистели над головами, заставляя ничком втиснуться в землю.
Наконец воцарилась тишина, даже собаки приумолкли. Кое-где лежали голые тела, из которых струилась кровь, образуя черные лужицы. Кое-кто из лежащих шевелился и стонал. Заскрежетали открываемые ворота, и раздалась команда:
- Первая шеренга, встать! За воротами шагом-марш!
Я сидел в пятой шеренге. За воротами стояли цепью автоматчики с собаками. В грузовик, как и ранее, нас упаковали как сельдей в бочку. Утрамбовывали в кузове прикладами и тумаками. Опять прежний «молебен»: «...конвой открывает огонь без предупреждения!»
Колонна машин прибыла на пирс левого берега Енисея, где стояла огромная баржа. Через узкие люки нас погрузили в отсеки глубокого трюма.
Я разместился на сплошных нарах недалеко от люка, откуда пробивался дневной свет. В этот отсек набили не менее пятисот зеков. Под люком, у трапа, стояли три параши.
Вниз по течению Енисея таких барж шло много. Уже наступило лето - ив трюме стояла жара и духота. Большинство из нас разделись до пояса и сняли обувь. Отходить от одежды я опасался: чуть зазеваешься - сопрут. Мне повезло: поблизости разместились урки прежней моей бригады. Они опекали меня. От них я узнал, что драка в бане произошла потому, что там встретились воры в законе с «ссученными» ворами, то есть с теми, кто завязал, а значит, предал воровскую касту. По воровскому закону с ними и пытались расправиться. Пострадали же и те и другие, многие погибли под пулеметным огнем.
- Тащат нас на каторгу в Норильск! - твердо уверяли паханы.
- Знали бы ранее, куда нас определят, рванули б из зоны еще в Европе!
- В Норильске, если и выживет кто, все равно на материк не пустят! Живут там с подпиской и без паспортов.
Настроение портилось от такой перспективы. К тому же большинство страдало от поносов. У параш возникали очереди. Баланда и затхлая забортная вода сделали свое дело. Ведь по Енисею шло огромное число разных судов и барж, все они сбрасывали нечистоты в воды реки. Одних только параш из десятков барж, опрокидываемых за борт с испражнениями сотен тысяч зеков, было достаточно, чтобы заразить воду.
Наконец, суток через двадцать, стало прохладно. Скрежет по борту и остановка движения позволили думать, что баржа причалила. Раздалась громкая команда:
- Вылеза-а-ай!
Все зашевелилось в трюме, словно потревоженный муравейник. Зеки на ходу натягивали на себя барахло, каждый стремился быстрее подойти к люку. Когда я начал одеваться, обнаружил исчезновение гимнастерки. Хорошо, что остальное было цело. Искать пропажу в этой сутолоке сборов бесполезно.
- Быстрей! Быстрей! Чего ползешь? - покрикивали конвоиры.
У калитки причала стоял стол со стеклянными флягами, суетились медики в белых халатах. Каждому заключенному, проходящему через калитку, давалась мензурка с желто-зеленой жидкостью - бактериофагом, сильным средством от желудочнокишечных заболеваний.

Подготовил к публикации Андрей Ревенко