Освобождение Западной Украины

 

В сентябре 1939 года Харьковский военный округ в операции по освобождению Западной Украины и Белоруссии (операция началась с 17 сентября) действовал в качестве армии. Штаб армии дислоцировался на окраине города перед польской границей. Шла подготовка к операции, велась разведка, поступали сведения о том, что немецкие войска быстро идут вперед и уже заняли Дрогобыч[1] и двигались дальше. Это вызывало понятную тревогу нашего командования.

Наконец начальник штаба округа В.И.Тупиков[2] и командующий ВВС округа И.П.Антошин поставили мне достаточно необычную задачу - лететь вдвоем с комиссаром Игановым в прикарпатский польский город Станиславув,[3] взять под полный контроль и удерживать три-четыре дня до подхода наших частей, не допуская в него немцев. Ситуация осложнялась тем, что аэродром в Станиславуве немцы разбомбили, и посадка на нем самолетов боевой авиации была невозможна, а сухопутные войска катастрофически опаздывали.

Нам предстояло вылететь на учебно-тренировочном УТ-2,[4] сесть на аэродроме, встретить группу подпольщиков, вместе с ними освободить из городской тюрьмы двадцать семь человек коммунистов, вооружить их, взять под охрану телефонную и телеграфную станции, железнодорожный узел, банки (их было в городе целых двенадцать), рынок, через два дня восстановить летное поле и принять на него эскадрилью истребителей И-16. Командование передало мне список заключенных коммунистов и обещало, что на месте в наше распоряжение поступят пять комсомольцев с легковым автомобилем. Предполагалось, что значительного сопротивления нам никто не окажет, но абсолютно достоверной информации все же не было. Следовало также подобрать в городе помещения для штаба армии.

Мы подготовились и на следующий день вылетели в Станиславув. У меня на левом боку висел маузер в деревянной коробке-прикладе, на правом - обычный маузер, сам я опоясан патронными лентами, на груди бинокль, у правого борта пристроил драгунскую винтовку. Так же вооружился и комиссар. Прошли над городом на бреющем, сверху осмотрели аэродром. Летное поле густо покрыто воронками, стояли разбитые и догоравшие польские самолеты PZL, но ангары были целы. Я рассчитал заход на посадку так, чтобы проскочить на пробеге между воронками. Когда самолет уже катился по земле, метрах в двадцати перед ним ударила длинная очередь крупнокалиберного пулемета, но прицел взяли неверный и в нас не попали. Я быстро зарулил за ангар и выключил мотор. Осмотрелись. Пулемет бил с высокой башни кирпичного костела. Штаб польской авиачасти, по-видимому, покидали очень спешно: окна и двери настежь, на улице остался круглый столик с армейской картой, прижатой двумя пустыми ракетницами.

Вскоре на поле въехала черная легковая машина и подкатила к нам. Из нее вышли трое молодых ребят и две девушки. По-видимому, старший[5] из них спрашивает:

- Вы Никишин?

- Да.

Он доложил, что поступает в мое распоряжение, и я, конечно, обрадовался. Быстро согласовали план действий, сели в машину и помчались к городской тюрьме. Иганов остался охранять самолет.

Тюрьма находилась неподалеку, по дороге мне рассказали, что охранников в ней осталось немного, городская жандармерия и гарнизон разбежались, многие польские военнослужащие намеревались уйти в Румынию. Удалось это не всем, так как 12-я армия И.В.Тюленева[6] уже выставила посты на румынской границе. Сам Тюленев со скандалом выгонял немцев из Дрогобыча, а те, уходя, тащили с собой все что могли.

Мы затормозили у здания тюремной администрации, быстро прошли в караульное помещение. Усатый поляк в конфедератке вскочил из-за стола, но я, не дав ему даже открыть рот, сразу объявил: «Я представитель советского командования, с этой минуты вы полностью подчиняетесь мне!» Тот от неожиданности отдал честь и пробормотал: «Так тошно!». Говорю: «Тошно, не тошно, а подчиняешься мне. Давай ключи!» Вскрыли сейф, достали книгу арестованных. Я проверил по списку и отметил в нем, кто из коммунистов в какой камере сидит. Заперли книгу в сейф и пошли освобождать своих. Надзиратель отпирал камеры, коммунистов мы выпускали, уголовников оставляли под замком. Освободили всех по списку, разоружили охрану тюрьмы и поставили ее выполнять свои обязанности без оружия под контролем нашего человека.

После этого поехали на центральную площадь. Одно из зданий я выбрал под размещение штаба армии. В нем на первом этаже находились магазины, на втором - ресторан, на третьем - гостиничные номера. Хозяин ресторана оказался в прошлом одесситом. Он после революции бежал во Францию, но добежал только до Станиславува, где и осел с семьей. С хозяином у нас сложились хорошие отношения, мы договорились, что он нас всех будет кормить, ведя строгий учет, а по прибытии в город штаба армии тыловики с ним полностью рассчитаются.

На той же площади в брошенном здании жандармерии я разместил комендатуру, распределил людей по основным объектам. Наутро собрал всю команду и поставил задачу мобилизовать людей, чтобы засыпать воронки на аэродроме. Вскоре собралось человек триста с лошадьми и даже грузовиками, они заровняли и утрамбовали воронки, растащили обломки польских самолетов, и к вечеру в небе появилось звено И-16 во главе с командиром эскадрильи М.И.Самохиным.[7] Прежде чем сесть, они устроили над аэродромом высший пилотаж и имитацию воздушного боя к полному восторгу большинства горожан. На следующий день пришли еще два звена, и эскадрилья в полном составе приступила к выполнению задач по прикрытию армии с воздуха. Летчики заняли помещения, в которых прежде располагалась польская авиачасть.

К концу третьего дня вижу в окно, как на пустынную площадь въехал наш легкий танк, встал перед рестораном и крутит башней. Я выскочил, переговорил с танкистами - это была передовая группа, высланная нам на помощь. Следом стали прибывать другие части, штаб армии. В.И.Тупикова, И.П.Антошина, прокурора Грезова и других я расселил в номерах гостиницы. Поскольку Тупиков назначил меня временно комендантом города, я организовывал размещение войск, наладил караульную службу, связь, снабжение... Хотя против польской армии мы не вели боевых действий, все же не обошлось без происшествий.

Как-то вечером спустились мы с Василием Ивановичем в ресторан поужинать. Тупиков был интеллигентнейший человек, очень интересный собеседник. К сожалению, уже в 1941 году он погиб в окружении под Киевом вместе с Кирпоносом. Сидим, едим, вдруг в зал входит красивая молодая полька, на левой руке чернобурая лиса. Рядом с нами были свободные столики для посетителей, но она присела за рабочий стол официантов на другой стороне зала и чего-то ждала. Стало видно, что красота ее какая-то роковая, мне она напомнила персонаж картины «Чернокнижница». Полька оценивающе посмотрела на меня, и Василий Иванович это заметил, пошутил надо мной, мы вместе посмеялись. Позвали хозяина, он рассказал, что эта женщина работала экономкой в доме жандармского полковника, а когда тот удрал в Румынию, осталась без средств, и теперь в ресторане ее подкармливают тем, что остается.

Тут в зале вошел бравый артиллерийский капитан, увидел Тупикова, щелкнул каблуками, как положено представился и спросил у старшего по званию разрешения здесь поужинать. Потом расположился за соседним столом, сделал заказ, встретился взглядом с нашей полькой, уже переключившей на него свое внимание, и через минуту пригласил ее к себе за стол.

«Вот видишь, а ты не понял», - сказал Василий Иванович, мы закончили ужин, и я отправился проверять по городу посты. Вернувшись, доложил Тупикову, пошел отдыхать и уже заснул, когда меня поднял резкий звонок полевого телефона. В трубке раздался голос прокурора Градова: «Давай, подходи ко мне». Прокуратура занимала этаж здания на той же площади. Когда я вошел, то увидел такую сцену: сидит вчерашний артиллерист весь в крови, полька рыдает, а на полу лежит чей-то труп. Оказывается, это был тот самый жандармский полковник, который сбежать не успел, а где-то прятался. Рассчитывая пройти в Румынию через наши посты в советской форме, он заставил свою экономку познакомиться с командиром подходящего роста и комплекции, и поздно вечером заманить его в глухое место у городского парка. Там он прятался в засаде с финкой.

Полька прекрасно говорила по-русски, капитану понравилась. Поужинав, они пошли гулять по улицам. Парень был из Ленинграда, интеллигентный и образованный, стал ей рассказывать о театрах, музеях, о себе, и так понравился, что уже у парка она вдруг передумала выполнять план жандарма и предложила вернуться назад. Жандарм все-таки догнал их и ударил капитана кинжалом в левую лопатку, а тот двумя выстрелами из пистолета уложил его на месте. На выстрелы примчалась машина из комендатуры, и всех доставила к прокурору. Вот такая история.

- Что делать, судить ее, что ли? - спрашивает Грезов.

- Ваше дело, - отвечаю, - только ведь ее заставили.

Так эту «пани» и не судили, а по нашей просьбе пристроили помогать в ресторане на кухне.

Другой случай, который вспоминается, произошел спустя несколько дней и имел более тяжелые последствия. Иван Панфилович Антошин очень любил ходить пешком, и как-то раз утром мы отправились на аэродром, чтобы определить объем оставшихся восстановительных работ. Идем тихой улицей, навстречу нам попадается худощавая, отлично причесанная и одетая в серый английский костюм пожилая полька, под рукой несет плоскую дамскую сумочку. Когда мы уже с ней разминулись, меня будто что в спину толкнуло, я обернулся и увидел, что она остановилась и открывает сумку. Встретившись со мной глазами, тут же ее закрыла и двинулась дальше. Я не придал этому значения, подумал, что она в сумочке платок искала. В отдалении за нами еще шел незнакомый капитан-артиллерист. Вот в него-то она, поравнявшись, и выстрелила. Когда мы подбежали, полька стояла, остолбенев и опустив револьвер, капитан был мертв. Позже в комендатуре ее била нервная дрожь, и она только повторяла со злостью: «Вы убили моего сына». Грезов удивился: «Как мы его могли убить, ведь с вами еще не воевали». Мы с Антошиным уехали, и не знаю, как поступили с этой женщиной.

Когда обстановка в городе окончательно наладилась, я слетал в Харьков, забрал свой СБ и привез на нем начальника штаба ВВС округа А.И.Соколоверова.

Как-то шли мы с Иваном Панфиловичем по улице, и на звук рояля заглянули в магазин музыкальных инструментов. Играл какой-то наш командир, а хозяева - муж с женой - стояли и слушали. Я залюбовался итальянским белым перламутровым аккордеоном и тут же его купил. Дело в том, что мой младший брат Федор хорошо играл на гармошке, и инструмент я взял для него. Вернувшись в Харьков 10 октября, я дал Федору телеграмму, чтобы приезжал, и он сразу примчался. До этого на аккордеоне он никогда не играл, поэтому я дал ему три дня на самостоятельное обучение. Жена посмеялась: «Ну, три дня!» А на это время я улетал в Севастополь и Саки проверять технику пилотирования.

Дома стоял патефон, из Станиславува я привез много пластинок. Вот под них брат и занимался. Возвращаюсь, жена собирает обед. Спрашиваю Федора:

- Ну, как?

- Да ничего не получилось! - А по глазам тещи вижу, что меня разыгрывают.

- Тогда, - говорю, - пообедаем и пойдем отдадим его в комиссионный.

- Да ладно дурака валять, - не выдержала жена, брат взял аккордеон и заиграл «Чардаш Монти» с пластинки, да так здорово, что я просто изумился.

Когда Федора призвали в армию, он попал матросом на Балтийский флот. Аккордеон, конечно, забрал с собой. Весной 1941 года он участвовал во флотском конкурсе самодеятельности и занял второе место - первое не дали только потому, что он не имел музыкального образования. Начало войны брат встретил в Таллинне. Отходил на корабле под бомбежками к Ленинграду, а когда поврежденный корабль стал тонуть, получил приказ вплавь добраться до берега с секретными документами и шифрами. Это задание Федор выполнил: выплыл к городу Урицк[8] и сдал документы командованию. Его оставили там же в 8-й бригаде морской пехоты, вскоре он погиб в бою. Осталась у нас только фотография Федора с белым аккордеоном в руках...

 

---

[1] Теперь известно, что немцы в ряде районов пересекли обозначенную в секретном протоколе линию.

[2] Тупиков Василий Иванович, (1901-1941 гг.), ген. майор с 1940 г., был военным атташе в Прибалтике, с 1939 г. - нач. штаба ВО, с 1940 г. - военный атташе в Германии, в ВОВ - нач. штаба Юго-Западного фронта. Погиб в окружении под Киевом вместе с Кирпоносом.

[3] Позже назывался Станислав, а в 1962 году переименован в Ивано-Франковск, областной.

[4] УТ-2 с двигателем М11М мощностью 150 л.с., V max 210 км/час, Н 6500 м, D max 1000 км. Выпускался серийно с 1937 года. Шавров В.Б., История конструкций самолетов в СССР 1938-50 гг., Москва. 1988. стр. 92. Этот самолет подходил по своим летным характеристикам для переучивания на СБ.

[5] Спустя 35 лет произошла наша случайная встреча с этим человеком в киевском аэропорту Жуляны. Он тогда работал председателем облисполкома Ивано-Франковской области.

[6] Тюленев Иван Владимирович (1892-1987 гг.), ген. армии (1940 г.),Герой Советского Союза (1978 г.).

[7] Самохин Михаил Иванович (1902-19.. гг.), Герой Советского Союза, участник финской войны, генерал-полковник авиации.

[8] Урицк (Лиговский Поселок), включен в черту г. С-Петербурга.