Австрия
Командир 6-го
Гв.БАК генерал-майор авиации Никишин Д.Т. (второй
справа)
у своего Ту-2. Австрия. 1945 г.
Базировались мы в
Австрии на трех аэродромах. Первые послевоенные месяцы обстановка была
противоречивой, не всегда можно было сразу понять, то ли конец войне, то
ли еще нет. Ездил я на «Форде» - кабриолете везде сам, без оружия, даже
в Альпы и в венскую оперу. И в то же время в Вене под видом советских
офицеров разбойничали власовцы.
На аэродроме в
Асперне остался Ме-262, и я собрался его опробовать в полете, дал
инженеру указание подготовить. Однако при осмотре обнаружилось, что
двигатели пробиты автоматными пулями - видимо, немцы умышленно вывели
его из строя. Впоследствии этот самолет передали в НИИ ВВС на
Чкаловской. Как-то видел издали арестованного бывшего генерала Власова,
которого доставляли под конвоем самолетом в Москву: в Асперне самолет с
ним садился для дозаправки.
Пролетом в Париж на
Ли-2 сел в Асперне и мой хороший знакомый В.Грачев. Он должен был
забрать Молотова из Парижа и доставить на дачу к Сталину на Рицу. У него
не было второго пилота, а в полетном листе, подписанном генералом
Власиком - три свободные строки, чтобы вписать, кого посчитает нужным. И
он принялся уговаривать меня лететь вместе. Но, помня полтавскую
историю, я повел его к Красовскому. Тот, понятно, отказал. Посылали и в
Италию проверить, что делает там группа Витрука. Я подготовил Бостон, но
тоже письменного приказа не получил.
Летом 1945 года я
получил орден Суворова II-й степени, и звание «генерал-майор авиации».
Во время войны
военачальников, участвовавших в проведении крупных операций, как
правило, награждали высшими орденами. Представления по полной форме в
таких случаях составлялись не всегда, зачастую было достаточно
телефонного звонка или устного распоряжения Сталина. Бывали и
неожиданности для награжденных. В 1945 году Сталин в списке
представленных к званию Героя Советского Союза взял и исправил фамилию,
которая ему не понравилась. Так генерал А.С.Жидов стал Жадовым.
К званию Героя
Советского Союза Красовский представлял меня трижды: два раза во время
войны и один раз уже после Победы. Но документы на представление так и
не утвердили - у меня с руководящими военными политработниками отношения
были далеко не лучшие. Приведу только один пример: вскоре после
окончания войны уже из Австрии меня вызвал в Москву маршал Новиков. Я на
своем «Бостоне» сел на Центральном аэродроме, приехал в 23-й дом. Еще на
лестнице ко мне кто-то подошел и пригласил к Члену Военного совета ВВС
Шиманову - тот уже узнал о моем прибытии. Шиманова в свое время
назначили в ВВС из ЦК, чтобы он получил звание «генерал-полковник».
Увидев меня, он сразу спросил:
- Трофеи привез?
- Какие трофеи? -
опешил я - Я что, трофейная команда?
Короче говоря, мы с
ним повздорили и возмущенный до предела я ушел к Новикову. Тот, узнав
причину моего возмущения, успокоил:
- Не удивляйся, ему
все трофеи привозят, вот он и привык.
Пока одни рисковали
жизнью на фронтах, другие обзаводились дачами и барахлом, теряли всякую
совесть. Меня они на свой лад переделать не могли, вот и злились. Были у
Шиманова приспешники - генералы Рытов и Гудков (позже первый из них стал
Членом Военного Совета ВВС, а второй начальником управления кадров ВВС),
так они даже в 1959 году безуспешно пытались навредить мне - обвиняли в
якобы имевших место приписках в летной книжке.
Насколько я знаю,
московские любители трофеев опасались только Сталина и старались
действовать тайком. Летом 1945 года в Вену прибыл крупный политработник
штаба ВВС генерал К. Мы разместили его на вилле, где в зале висела
великолепная хрустальная люстра весом тонны в полторы. У нас как раз шли
крупные учения, и генерал в основном был предоставлен сам себе. Положив
глаз на люстру, он дал поручение своему адъютанту по-тихому
демонтировать ее и упаковать в оружейные ящики. Когда собрался улетать в
Москву, то заранее просил его не провожать, рано утром загрузил ящики в
С-47 и тихо отбыл.
За завтраком за
одним столом с Красовским сидел я и командиры еще двух корпусов. Тема
трофеев тогда была в моде, а Степан Акимович был любитель розыгрышей. И
вот он стал меня спрашивать, как я вывез какой-то австрийский шкаф. Я
ему подыгрываю, командиры не знают, что и думать, а тут еще подошел
адъютант Красовского и доложил, что К. вывез самолетом несколько тяжелых
ящиков. Теперь уже удивились все, к тому же комендант обнаружил пропажу
люстры и доложил в СМЕРШ, а те сообщили по своим каналам И.Сталину.
Когда самолет К. приземлился в Москве, его уже ждал приказ о снятии с
должности. Генерал упал в обморок прямо у трапа, а самолет тут же
заправили и адъютанта вместе с люстрой отправили назад в Вену вешать ее
на место.
Генерал К. несколько
месяцев томился в резерве, но поскольку состоял в каком-то родстве с
Вершининым, в конце концов получил должность заместителя начальника
Института авиационной медицины по строительству. Надо заметить, что
строительством этот институт никогда не занимался.
Вызов меня в Москву,
о котором я уже упомянул, был связан с подготовкой к войне с Японией.
Незадолго до этого мы с женой провожали с аэродрома под Веной генерала
Белобородова в Хабаровск. На прощание он сказал, чтобы я не радовался, а
тоже собирал чемоданы. Вскоре на Дальний Восток отправился и Красовский.
В Москве меня принял Вершинин и предложил принять командование 7-м
бомбардировочным корпусом 12-й Воздушной армии, которому предстояло
действовать в составе Забайкальского фронта. Мне не хотелось
расставаться со своим 6-м Гвардейским БАК, и я предложил перебросить его
на Восток, к тому же одну эскадрилью майора Кузнецова уже перевели на
Сахалин. С этим вопросом я был даже у Миронова в административном отделе
ЦК, но и он ничего менять не мог. Везде отвечали, что необходимая
группировка авиации на границах с Маньчжурией уже создана. Командовать
7-м БАК был назначен В.Ушаков, а я вернулся в Австрию.
